— И то верно, зачем? — она чихнула.

— Ты же только поправилась. Тебе мерзнуть нельзя, а то опять заболеешь. Простуда коварна, — он ушел, хлопнув дверью. А в первый раз она не услышала ни скрипа двери, ни ее хлопанья. Точно, домовой приходил. Добрый дух, который живет за печкой, потому что там тепло и охраняет жилище. Еще может немного его починить. Там гвоздь где забить… Она начала засыпать, когда услышала тяжелые шаги. Что-то упало на пол, а потом резкий свет заставил открыть глаза.

— Когда тело ослаблено после простуды, то всегда можно вновь заболеть. Знаешь, как по кругу. У меня дети мелкие были. Дочка только поправится, так сын болеть начинал и она вновь носом хлюпать начинала. А вот если сын болеть начинал, а потом дочка простужалась, то он по новой не болел. Так и не мог понять в чем разница. Сейчас же, по дереву постучу, простуды ее стороной обходят, — сказал Силий.

— Я думала, что ты и правда домовой, — не скрывая разочарования, сказала Мируша.

— Ну, извини, что разочаровал. Держи, — он открыл сверток, который был замотанный в ткань миску с деревянной крышкой. — Садись и поешь, пока не остыло. Надо силы восстановить.

Мируша только успела сеть, как он впихнул ей в руки миску с кашей, от которой шел аромат мяса. После этого занялся печкой.

— Только потом надо будет миску на кухню вернуть. Под честное слово дали.

— Можно было и не беспокоится, — ответила Мируша, уплетая кашу. — Я потом сама бы дошла. Когда поспала.

— Глупая ты девчонка. Так и обидеть словом можешь. Я же от всей души.

— Не хотела тебя обижать. Просто и напрягать кого-то не хочу. Все заняты. У них дела…

— А у меня дел нет. Вот такой я бездельный. Ну вот, сейчас теплее станет, — он снял куртку и повесил ее на стул. Движения у него были резкие, суетливые. — Так, сейчас за чайником схожу. Теплого попьем. Сиди и никуда не уходи.

— Вроде не собиралась, — ответила Мируша, но его и след простыл. Вернулся он с чайником и двумя кружками.

— Я шиповник сухой нашел. Так что компот будет вкусный. Лучше, чем все эти травки.

— Спасибо.

— За что спасибо? — он отмахнулся. — Надо будет тебе крючок какой сделать или запор на двери. А то мало ли кто в комнату зайдет.

— Да кто зайдет?

— Я-то зашел, — ответил Силий. — Хоть и с добром, но мало ли… Может кто спьяну чего придумает. Хоть Весий и не одобряет, но ребята все равно балуются.

— Таскают из кладовых, а потом на других вешают?

— Нет, из своих запасов. Тогда ребята совсем одурели. Еще и женщину подставили. Дураки малолетние.

— Весело тут у вас.

— Не особо. Скорее скучно. Каждый сам по себе, каждый сам за себя. Надоело все, — он поморщился. Сел за стол.

— Этого я не понимаю. Как может все надоесть? Каждый день — он новый. Не похож на вчерашний.

— Если хочешь, чтоб этот день наступал.

— А ты не хочешь?

— В жизни должен быть смысл. Иначе жить становится скучно.

— Я с тобой поспорю. Нет никакого смысла. Я живу, потому что живу и мне это нравится. Какой у меня может быть смысл? Какие стремления? Ожидания? Я давно ничего не жду. Ни к чему не стремлюсь, потому что и цели-то нет. Но это не мешает встречать и провожать дни. Есть руки, есть ноги и голова на плечах — а как раскрасить день я придумаю. Тебе не нравится, что каждый сам за себя. Так сделай, чтоб все были друг за друга. Кто тебе мешает этим заняться? Но ведь ты вместо этого пьешь и жалуешься. — Мируша выбралась из одеяла и поставила пустую тарелку на стол. — Спасибо, что накормил. И в комнате теплее стало. Но я могла бы и

сама…

— Если бы могла, то не лежала бы в холодной комнате и голодала. Не любишь помощь принимать?

— Почему? Просто ты мне не нравишься.

— Чем это? — Силий рассмеялся после ее слов.

— Всем. Начиная от внешности, заканчивая тем, иго ты пьешь. Знаешь, что так поступают лишь люди, которые слабые. А я не люблю слабых. Особенно мужчин.

Если вы слабые, то как быть нам? А в своей слабости вы еще и опасные. Что вам в голову придет? Потом жалеть будете, а поздно. Вчерашний день ведь не вернуть, — она вздохнула. — Я спала, когда ты пришел. Тебе не хватило ума постучать, потому что он у тебя затуманен. Ты навязываешь заботу, хотя от тебя разит так, что слезы на глазах выступают. Пока ты в куртке, еще ничего, но как ее снял, так совсем дышать тяжело стало. Ты когда в последний раз в бане был? Волосы спутаны. Борода в клоках. Десятник! Бывший воевода, а выглядишь как бродяга! Взглянуть тошно. И еще о какой-то сплоченности говоришь! Пока ты не отмоешь себя, ко мне не приходи и помощь не предлагай. Сама справлюсь.

— Ничего себе! Я к ней со всей душой…

— А моя душа, против тебя выступает. Я рядом с собой приятных людей видеть хочу, а ты мне сейчас неприятен. Можешь забрать свой чайник и пойти вместе с ним к себе.

— Злая ты, Мируша. Думал, что добрая…

— Какая есть, — ответила она. Силий налил ей кипяток в кружку и ушел вместе с чайником и своим стаканом. Остались лишь поленья около печки, пустая миска, кусок ткани и кружка. Она его обидела, но его вид ее слишком сильно возмутил.

Надо ведь человеком оставаться и не опускаться до уровня зверя. А в его глазах скользили звериные нотки, когда человек находится на грани контроля себя и вот- вот этот контроль потеряет. Добро добром, но слишком оно было навязанным. Как бы он не потребовал расплату за него. А Мируша платить не хотела, поэтому решила, что лучше сразу осадить этого «доброго человека».

Прошло три дня. За это время Мируша окончательно поправилась. Пора было возвращаться к работе и жизни. Нужно было проверить Луизу, узнать как Диж устроился, который к ней даже не заглянул. Совсем они о ней забыли. Пора было напомнить.

Серая кофта и юбка были мягкими, но они ей не нравились цветом. Мируша любила яркое, живое. К сожалению, пришлось признать, что шапки нет. Вместо нее пришлось голову под тряпку спрятать и повязать ее вместо платка.

Пока она болела, то почти не выходила из комнаты. Поход до столовой отнимал столько сил, что она ходила только один раз поесть. А ведь еще за дровами нужно было сходить и выбираться до общей ванной комнаты. Сейчас же было приятно себя ощущать здоровой.

На улице мороз кусал щеки. От печек шел дым, который щекотал ноздри. Жители крепости старались побыстрее вернуться в тепло. На улице никто и не думал оставаться. Только дежурные прохаживались по стенам крепости. Но их сократили до трех человек и греться они ходили чаще. Нужно совсем с головой не дружить, чтоб в такой мороз нападать.

А в крепости было тепло и шумно. В столовой кто-то бренчал на гитаре. Рассказывали сказки. В углу Лиза учила девчонок прясть. Диж на кухне байки девчонкам травил. Со стороны комнат слышался шум. Ремонт шел полным ходом. Везде чувствовалась жизнь. Смерть прошла стороной. Испуг остался, как и горечь на лицах, но они разглаживались, когда мимо пробегала детвора, когда молодой человек, наклонившись к уху девушки, что-то шептал ей на ухо, а она смущенно улыбалась. Когда двое, явно занимающихся ремонтом, активно обсуждали предстоящие ремонты, а молодая женщина, которая возилась с малышом, предложила другой стать кормилицей ее малыша, раз нет молока.

Жизнь напоминала упрямый цветок, который пробивается сквозь камни, чтоб зацвести и подарить семена, которые опять превратятся в цветы. Так и должно было быть. И пусть будут неприятности и потери, но люди будут упрямо жить.

— Еремка, Весию скажи, что к нам друзья едут! Пусть к встречи готовится, — громкий голос заставил обернуться. Среднего роста мужчина с короткой стрижкой, даже слишком короткой, такие уж точно были не в моде, с сединой и чисто выбритым лицом кого-то ей напоминал, но вспомнить кого Мируша не смогла.

— Есть сказать князю, что к нам гости едут. А какие гости? — спросил мальчишка.

— Караван с углем.

— Уже бегу!

— Этот караван из соседней крепости? — спросила Мируша.