Честно говоря, нашего брата ангела трудно удивить человеческими причудами: терпение-то у нас в боекомплекте соответствующее – ангельское. Но иногда ловишь себя на несвойственном нам чувстве, которое в учебниках и методичках по охране человека именуется как обида. Ей-богу! Ей бы на троне сидеть в парче и одним небесно-голубым взглядом отнимать у придворных любое желание, кроме подобострастия! А она? Господи, и это же твои дети! Она, едва прикрытая номером телефона, с бигборда, который растянулся на половину проезжей части, настойчиво сигналит распутными глазищами раззявившему рот водителю или пешеходу, категорично предлагая как представитель власти зайти в ломбард, или салон, или в еще более прозаические склады, и там обязательно стать раздетым победителем или обладателем мыльного пузыря. Наш подопечный не ладил себя в женихи к принцессам, но как-то обидно и даже стыдно было ему за измерение божественной красоты на простых человеческих весах порочным человеческим мерилом – золотом. И нам из сочувствия тоже было не по себе.
В результате бомбардировок красотой, безотказно и ежедневно прицельно бьющей по утонченным нервам подопечного, мало-помалу происходил разрыв коммуникаций между мыслями, желаниями и поступками нашего эмпиратора, то есть подопечного. Тем самым смещались, с расстроенными чувствами и сожалениями переносились на неопределенное прошлое планы по поиску «обеих истин».
Большую ставку противник и теперь делает на окружение сил подопечного. Потрепанные в сражениях, с неисчерпаемыми резервами штампованной красоты, душевные силы Августа сжимались удушающим кольцом спецназа противника, его гвардии. Она состояла из бывших друзей и коллег по работе, психика которых попала в зону действия сенсационно-разрывной, паралитически-осколочной, лживо-бронебойной информации и по эффекту резонанса сама становилась мощным оружием поражения.
Наш подопечный, сам страдая, сочувствовал тому большинству пассажиров, пешеходов, покупателей, посетителей, клиентов и зрителей, которые глотали лошадиными дозами навязчивую полуправду, пожирая глазами красивые разноцветные слова и сфабрикованные лица на щитах, досках, плакатах, майках, этикетках, обертках и экранах электронных «друзей». Рано утром опекаемый часто просыпался от бродящих по девятиэтажке вездесущих привидений – бодрых голосов телеведущих, томно-кофейных и простовато-овощных мелодий и уродливых слоганов медикаментов. Изнутри он слышал последнее булькающее SOS из рубки терпящего бедствие романтического брига, который не смог пришвартоваться в современной гавани. Пока он со своими головорезами и пьяницами искал разгадку, на родине настало новое время, когда первыми словами впередсмотрящего, как и новорожденного, было не простое болеутоляющее «Мама-Земля!», а непонятные до головокружения аббревиатуры брендов. Таможня стала диктовать моду, и азбуки школьников декларировали слово «товар» в языке чаще, чем «бог», а учителя освоили функцию «навар», хотя раньше был «долг». Вечный двигатель развития цивилизации, оказывается, был найден. Но тут, по мнению нашего подопечного, скрывался большой подвох. Главное было то, что растворилась без остатка настоящая ценность, исчезло настоящее золото – пропало молчание. Не было вокруг простой тишины, и люди, не слыша своего голоса, внимали чужому – хитроумно-корыстному рупору нового хозяина мира – Его Величеству Успеху.
Все вышеуказанные факторы и поиски «Их» и привели нашего эмпиратора с его «прятками» вот в это общее место… вечного покоя. Для многих, но не для всех. Наш подопечный и в этих условиях местности, осложненных психологическими ловушками и преградами, то есть, как видно, кладбищенскими могилами и оградами вокруг них, не упустил шанса поупражняться в своих поисках. Сами ограды местами снабжены колющими пиками для увеличения чувства враждебности окружающего мира. И это, по пьяным клятвенным заверениям подопечного, было его спасением. Цитирую: «Это мой остров Туле! Я сбежал от них и прошел до границы разума. А дальше нуж… ик!.. нужно переступить черту и… аааа-ха-ха!.. сойти с ума! Гм… Наверное, еще рано. Пойду-ка я назад. Еще не вс… ик!.. все я им сказал…».
Что же, вспомним детство с его фундаментальной мечтой – попасть на необитаемый остров и быть там удачливым Робинзоном. И теперь наглядно видно, что мечтать нужно аккуратно. Остров Туле был выбран подопечным Августом из многих легендарных уголков в человеческой истории не только как земля с потусторонними свойствами природы, но и как предел возможности обычного существования человека. Там человек либо исчезает, либо познает невидимое, и его записывают по возвращении в лучшем случае в сказочники, в худшем – в умалишенные. Как и было с первооткрывателем Туле массалийским греком Пифеем в IV веке до н. э. Древнего ученого, впервые объяснившего приливы соседством Луны, в родной ему античности, осторожно рассудив, сразу сдали в архив до лучших времен. Прагматичным грекам, с их природным талантом давать объяснение всему и даже богам определять свое место жительства, открытие показалось нерентабельным. Только гениально-сумасшедшим бродягам и поэтическим провидцам вроде Вергилия было ясно, как божий день, что Туле – это крайний остров спасения во внутреннем океане противоречий самого человека. На географической карте в топонимике многих названий зафиксированы ошибочные убеждения и открытия новых крайних островов, за которыми уж точно не могло быть жизни. Когда человечество шагнуло за горизонт своих суеверий, оставив позади мистику средних веков, то пределы мира и terra incognita отодвигались все дальше.
О, эта страстная и испепеляющая тяга человечества дойти до края, постоять на нем, ужаснуться им и поставить, наконец, точку в истории познания и открытий! Но нет им предела! И остров Туле, как символ тайны и невозможности абсолютного познания мира человеком, остался все же на той карте, которая хранится в скрытом притулке, на самом тле драгоценного сундучка человеческой души.
Таким образом, наш странник добрел с горем пополам до самой что ни на есть возможной широты познания, как он считал, и достиг последнего безопасного для жизни градуса душевного накала… ну или, если посмотреть в рутинно-бытовом ракурсе, то до абсолютного нуля по шкале любви…
Снова наступило молчание, и Август подумал, что если бы все отчеты были такие нескучные и занимательные, как бы быстрее продвигались вперед… э… ну наука там, образование также… культурные связи опять же. Он, раскинувшись, лежал теперь не просто между оградами на траве старого кладбища, он обнимал твердыню забытой истины, издревле искомый остров потусторонней жизни. Глаза боялись открыться и увидеть сквозь листву обыкновенную геометрию человеческих нагромождений.
«Оказывается, этим ангелам тоже нужна передышка. Ну правильно, – с волками жить… так скоро научатся у нас и “зло употреблять” для вдохновения», – думал Август в антракте, но как будто это был не он, а кто-то сзади него, едва сдерживая восторг, его голосом шептал совершенно противоположное только что прочувствованному. А это был второй из их дуэта конферансистов, его напарник – эгоист Вальтер, единственный абориген острова Туле. Он появлялся всегда тогда, когда Август уже долго находился на острове, навещая и развлекая его своими циничными и эгоистичными прибаутками. Да, так они забавлялись иногда на пару: Август и его alter ego Вальтер. Особенно удачно выходило, если зрители были молоденькие и смешливые девочки.
«Лежа у нас в театре еще никто не объявлял номера! – радостно шептал Вальтер. Шутили в разных позах, но такие серьезные вещи и с такой пластикой, как сейчас у тебя нога?! А нога-то в прутьях оградки, – какое удачное решение! Да и сама мизансцена! У Шекспира спер? А череп чего ж? А, ну да, не любишь плагиата. Дык для современной молодежи это уже не плагиат – это гениальное открытие и переосмысление классики! Ни хера ж не знают! А ты, я вижу, потихоньку к сонму небожителей подтягиваешься? Оставь, дружок, у них жизнь – не сахар, а ты еще и вроде не импотент, а вокруг еще столько много неперепробованного! Ах, конечно, конечно… сахаром и медком липким и пошлым ты брезгуешь! Опять эксцентрируешься? Все оригинальничаешь? Ну, ищи, ищи… есть такая дорога, она ведет в никуда! Знаешь?! А собственно, уже привела. Это что сейчас вокруг – метафора! Как ты понял. Потому как это кладбище не только здесь – на околице пролетарского города, а оно раскинулось во всю ширь твоей скисшей душонки! Но вот там-то тебя самого уже никто не найдет.
