Литмир - Электронная Библиотека

В общем, пошли! Горьким пивком успокоимся, помянем, в смысле… воскресим по-возможности, а то пересохло что-то уже все внутри. Да и люди там живые! Чего тут с покойниками, мир их праху, опилки пилить. Ты, я помню, страсть как любил после тренировки в спортзале литрушкой холодненького оживиться! Восстанем против мертвых? Или уже – из мертвых? Хорошо. Дослушаем и пойдем. Ну я пока покурю, а ты протоколируй».

Если смотреть с нижнего угла обзора в уходящем свете дня, как Август из партера на земле, то постановочный колорит кладбища был выполнен талантливо: ожелезненная зелень на фоне тускнеющей голубизны неба с божественными плевками уже сереющих облаков. Раздалось шарканье ангельских штиблетов по сцене, и знакомый голос уже более раскованно продолжил:

– Предыдущие места пряток и поисков самого себя от себя и окружающей действительности отличались облегченной версией уединения. Прошлым летом на прибрежных склонах одесских пляжей Аркадии щадящие прорехи в кустах сирени дозировано пропускали скучные сцены из ночного карнавала развлечений. Успешно была пробита оборона бездарно одногранных барменов у нескольких стоек, абсолютно не понимающих основательно запрятанного в загадочный мир языка. Захваченный очередной арсенал пивного трофея позволял продолжать поиск самого себя. В прохладном убежище ночных кустарников, под удаляющийся с каждой бутылкой какофонический гул чумного веселья пропотевших за день пляжей очень легко было найти смысл бытия. Правда, надолго удержать его при себе не удавалось. Чуть было не были сорваны сами «прятки». Но тут…

Здесь голос завис. Августу показалось, что в его руке вновь появилась бутылка, опрокинутое дно которой не замедлило стыдливо обнажиться. «Так, – сказал он веселее, – зачем этот полусонный жирный ластокрылый пингвин-охранник, мать его так, позволил мне, его уникальной… нет, ну ты понимаешь? У-ни-кальный… то есть один в своем роде! Совсем один… пропустить, что ли, еще один глоток стратегического топлива… само… копателя и само… искателя? Меня, то есть… мне… Эх… Ну, дослушаем концерт, по пиву и домой…». Топливо сработало, и радужными огоньками осветился внутренний салон потертой души.

– Итак, «прятки» чуть было не сорвались из-за одной любопытной, – тут голос докладчика задрожал волнующим тремоло, – а может быть, и сердобольной девушки. Ее шоколадно-калорийным оттенком загара можно было пресытиться с первого взгляда. Она стояла в очереди в баре впереди нашего Августа и вдруг внезапно повернулась вполоборота к подопечному. Тут даже наше ангельское МЧС передернуло от непредсказуемости поведения. В пробежавшей ряби тонущих в море звуков ее каких-то пустых слов почувствовалась зыбь закипающего желания, вполне соответствующего декорациям и костюмам ночного лета на пляже. Идеально-белое полупрозрачное парео на загорелых бедрах соблазнительной нимфы уже касалось Августа и, казалось, хотело оказать первую помощь его бравым экс-голубым джинсам и футболке, помеченным мазками зеленой травы. А может, девушку обворожили медали бурой крови, которые уже красовались на груди подопечного. Последние были получены при штурме очередного барного укрепрайона. И если бы не эта дурацкая игра, прямо скажем – нерациональное использование драгоценных запасов врожденных философских недр, если бы не эта… ну та – вторая истина, серноглазая и пугливая, то… То, конечно, можно допустить иное направление пути. И тут мне пришлось вмешаться…

Здесь голос замолк. «Игрок в прятки» улыбнулся, приподнялся, сел и пригляделся в темноте к окаменевшему взгляду Луки Автономыча на памятнике соседней могилы. «Ты играешь в свои прятки, – казалось, констатировал он, – и как ты, я надеюсь, уже догадался, фундаментальное слово здесь: “свои”. Вот не выполнил бы условия, сошел бы с дистанции и в лучшем случае попал бы в чужую игру, и ее правила показались бы тебе инструкцией безопасного поведения при шторме на корабле. Шоколадный коктейль под воздушно-белой пеной уже к октябрю превратился бы в умеренно кислые щи с бледно-желтой капустой. Волнующая рябь и зыбь опьяняюще ненужных слов стали бы ежеутренним кудахтаньем, блеянием и ревом с требованиями выполнения вынужденных обязательств. Ну а в худшем? В худшем, мой дружок, у тебя уже не будет таких приятелей, каким ты есть у меня». Август улыбнулся устало, кивнул каменному другу и стал собираться в обратный путь от пограничного острова Туле в обжитые районы суетливой цивилизации.

Спальный район стандартных девятиэтажек чем и был украшен, так это соседством со старым кладбищем. Август благодарил в душе не талант застройщика, а провидение судьбы, даровавшее живой холст с бурно-зеленеющим кладбищем в раме лоджии на восьмом этаже. Правда, через год после переезда в новую квартиру уже негде было скрыть усталый от геометрии взгляд: веселое кладбище задрапировали серым рядном следующей по плану новостройки. До панельного параллелепипеда с родительской трехкомнатной квартирой от кладбища было ходу пять минут. Но за эти пять минут можно было обдумать при соответствующих обстоятельствах очень многое. И Август, хотя едва ли протрезвевший, но просветлевший от ангельского монолога, уже смутно осознавал, что все его безуспешные поиски не тщетны. Ну не безрезультативны, хотя бы потому, что разные ролевые игры в прятки с несимпатичным временем или со своим эго, или попойки с Вальтером-эгоистом, или даже посещение театра одного актера – «Небожитель», сделали главное, – он пока не нашел «Их», то есть ни юридическую, ни физическую истину, но сохранил себя. Замаскировался, и его не поглотило западное цунами, – искусственно поднятая где-то на краю безмятежного океана черная волна нового порядка. Сокрушающий вал грязной воды цвета кока-колы смыл тихую провинциальную дремоту с постсоветских улиц и площадей вместе с их названиями и памятниками спорным вождям. Выверено направленные потоки новостей тщательно промыли дезинфицирующим раствором мозги молодежи, прополоскали в дешевом химикате стариков и главное – заземлили все вкусы и закоротили чувства к прошлому. Того, что было до заморского цунами, следовало опасаться и искоренять беспощадно, на бутафорных судилищах самозваных инквизиторов отрекаясь от прошлого, как от ереси, и топча без разбору флаги, книги, фильмы, песни, фотокарточки когда-то народных артистов и певцов. Августа спас остров Туле – край существования предела сознания, за границей которого тоже есть жизнь, точнее, ее другая форма, с совершенно чуждым обыкновенному человеку разумом, если его можно вообще назвать таковым. Август уплывал на свой остров, забирался на его головокружительный пик и грустно взирал со слезами на глазах на обезумевшее от мутной воды и дурманящих паров западного цунами людское сонмище, самозабвенно скачущее в диком стаде на пылающих площадях, загаженных улицах, в сожженных зданиях. Они выкрикивали бессмысленные лозунги, прославляли то, чего никогда не было, и назначали в кумиры «героев» областных психоневрологических диспансеров.

Настоящее теперь виделось Августу трудноперевариваемой кашей из сырых идей, прокисших религий, протухших реклам и совсем уж подгорелых новостей. Украшенное идеалами и героями всех эпох и народов, пропитанное юношеским максимализмом и влюбленностью, прошлое живо и поныне и впредь будет также постоянно дразнить, звать, как в детстве, криком со двора: «Выйди и поиграй со мной!» И, видимо, этим двум вездесущим надоедливым ипостасям времени – настоящему и прошлому, как «браткам» из организованной группировки «Время», скучно, трудно и темно без будущего. Будущее – вечно недоступный, занятый кем-то другим босс, у которого, или, точнее, в котором есть все, чего нет теперь или не было тогда.

После двух бокалов пива Август пришел домой и, едва раздевшись, рухнул на кровать, но заснул не сразу, вспоминая последние знаменательные «прятки» в московских гаражах…

Ключ для запуска его игры часто выпадал неожиданно, как мелочь из дырявого кармана. Если уж была выбрана «дорога» как смысл жизни и «поиск» как метод познания, то, несомненно, в пути нельзя обойтись без трения: обуви об асфальт, рюкзака о спину, ножа о ладонь, души о песню, или бутылку, или другую душу. И вот при этом трении возникают дыры, и лопается материя, выпуская на свет божий озорного игрока, и начинаются «прятки» со временем и самим собой…

24
{"b":"695547","o":1}