– «…я не люблю… тарам, тарам, против шерсти… тарам, тарам… железом по стеклу. Э… или… не люблю людей… потому как, дескать, им с детства привит какой-то непокидаемый вид… Эх, поэты любимые! Научили не любить, а вот любить кто ж научит? Ага, а вот еще… мы все кого-то любили, но мало любили нас! Во как! Э… а может остаться в кустиках и еще немного понелюбить… ну, чуть-чуть, чего-то я недонелюбил, что ли…» – бормотал про себя Август, бродя взглядом то по могильным оградам, то по узкой тропинке, петлявшей в траве между ними и железными гаражами с бетонными заборами.
«Вот рападокс! Поэтов разных помню, а как очутился на кладбище – не помню… Надо попробовать еще, надо вернуться к тому крутому повороту перед резким спуском. Надо подняться на плато, как на бабуганскую яйлу, помнишь? Ну, помню. Вот. Подняться и снова зашагать с облаками наравне…»
Август вспомнил, что построили перед первым домом у кладбища детскую площадку. Удивительно быстро. «Ах, это политика…». Перед приездом какого-то бонзы толстые бабы в оранжевых жилетах мели улицу и дорожники латали хронические выбоины в асфальте. Как-то вдруг свалилась неведомо откуда бетонная плита усталости. Август сделал еще один большой глоток горячей водки, и сел в лодку воспоминаний, и поплыл по быстрому турбулентному течению, которое, казалось, несло его все последнее время…
– Прошу прощения, но у нас двойные билеты на это место, – четкий приятный голос вежливо соблюдал все приличия и знаки препинания, – я потесню вас на время этого плавания, но, поверьте, вам моя компания доставит вполне конкретное количество приятных минут. Прошу не открывать глаза, так… гм-гм, извините, будет эффектнее для вас, так как вы сможете насладиться увлекательным отчетом за прошедший период Вашей жизни в виде быстрого ролика, и безопаснее для меня, так как я… гм-гм, извините, не исчезну. Вы отметили мою ангельскую вежливость? Браво! Это просто су-пер! Ой, извините снова за банальность! Мода. Черт бы ее… ой, извините, Ваше… Это я не вам. Так! Вы неглупый человек и, наверное, уже догадались, что это снова я! Ура! Да, я и есть ваш ангел-хранитель. Радуюсь, потому как наконец выпросил у начальства свое очередное явление для вас. Там, наверху, считают, что люди вообще не заслуживают ни одного явления из нашего учреждения. Лишь избранные удостаиваются одного или нескольких, ну и единицы… Вы уже знаете, читали, учились… пара-тройка наших пожила там у вас… вкусила, так сказать, «еслитакможнвыразца», человеческой благодарности! Но, видимо, ваша настойчивость в поисках истины… или, по-Вашему, – истин, «Их», и эти сумасшедшие игры в прятки со временем и с самими собой произвели подобающий эффект, и вот меня послали к вам с отчетом.
Я – хранитель индивидуальный, младшего чина, стою на нижних ступенях своей карьеры, а мои старшие коллеги имеют более сложную специализацию по охране коллективов, государств, наций, профессий и самых разных объединений, в которых суетятся люди, стремясь, главным образом, их возглавить и получить самого важного охранника – собственно Его. А я храню, в первую очередь, Ваши чувства, выраженные в мыслях, словах, так как они в первую очередь имеют больший срок годности. Ну а потом уж и Ваше тело. Если успеваю, конечно. Наверное, вы заметили: судя по сводкам происшествий, ангелы-хранители настолько стали близки к своим подопечным, что незаметно перенимают их свойства и потому зачастую катастрофически не успевают… охранять. Проклятые… и такие неотразимые человеческие технологии!
Но позвольте перейти к сути моего появления. Момент, можно сказать, экстраординарный, если изволите, судьбоносный. Так, сейчас оглядимся… Ага… Судя по паранормальной обстановке, вы, мой подотчетный, снова играли в Вашу любимую игру – «прятки». Снова ее искали? Хорошо, если так будет угодно, с большой буквы – Ее. Или «Их» – двуликую истину! Угу. Первая, значит, – «юр. лицо». Конечно! Тривиальная и замусоленная на складках, а вторая, стало быть, – «физ. лицо» – с глазами дивной серны… как, как? Со сталистым оттенком? Хорошо. Получается, что второй лик – белокурая пышка с обезоруживающим огнестрельным взглядом. Иногда обезоруживающе умоляющим? У-у! Пускай так. Нет-нет! Это Ваше право искать что хочется. Да-да – из-под стрельчатых черных бровей. Я вас правильно понял, подотчетный? Итого получается: именно здесь, на старом кладбище, а ранее жарким летом на пирсе, пляже, в прибрежных кустарниках Одессы; еще раннее – под осенним дождем между гаражами московского двора; в том же городе, но на койке приюта для бездомных; в том же пункте, но на путях станции Белорусская-Сортировочная… и так далее, – вы искали истину в ее полноте путем соединения двух ее ликов? А… репетировали? Тренировались? Экспериментировали! Да, я помню. Это тот пророкоподобный смуглый симпатяга с торсом металлического доспеха римского императора… да, а вы знаете, кто к вам наведывался? Пророк?! Хотелось бы мне, чтобы он бы вас хоть на мгновение побрал или пробрал, как говорится! Тогда бы было не до экспериментов! Скажите спасибо, я как раз вернулся из командировки в Ваш любимый 96-й год и успел заманить вас на это… вполне подходящее для такого уникального философа, как вы, кладбище. Ну ладно. Ну, перестаньте! Хватит! Я не люблю лести. Давайте уж перейдем к частностям. Как положено по утвержденному протоколу явления ангела-хранителя перед своим подотчетным, зачитаю сокращенную сводку событий за наш с вами, то есть за мой с подопечным, подотчетный период.
Август позже с мистическим чувством избранности вспомнил почти дословно сухую, монотонно-секретарскую речь его ангела-хранителя, который был больше похож на его озорного двойника из детской игры в пластилиновых героев.
– Как и предусмотрено утвержденным планом, – сипло рапортовал вышколенный докладчик, – выполнялась задача поиска… кхе-кхе… самого себя, предварительно мастерски замаскированного, или, проще говоря, потерянного. Экспериментальная игра несет в себе философскую задачу поиска истины в ее сугубо прикладном ракурсе, как то: соединении ее общепринятого, то есть юридически законного смысла, с индивидуально-личным, то есть физическим смыслом. В нашем случае последнее есть человеческая особа женского пола. Для удобства на всех нижеследующих страницах этого отчета и других повествований будем сокращенно именовать искомую двуликую истину местоимениями женского рода множественного числа – «Они», «Их», «Обе», «Обеими» и т. д. Описание физического лика «Их» внешности прилагается. Имя было предложено изменить на подобающе царственное… ну, что-нибудь императорское, как у нашего подопечного… Ага, вот это подошло? Так, очень мило звучит. И, кстати, сразу выделяется в ряду ширпотребных, извините, просто широко распространенных имен женщин на страницах отчета о подопечном…
После арт-хаусной минутной паузы, заполненной тягучим фолком листвы и духовыми гудками машин из ближайшего гаражного кооператива, Август перевернулся на бок и уже вслух прошептал просьбу:
– Прошу, милейший, не прерывайся, расскажи мне, как я… нет, ты понимаешь – Я! Такое крупное местоимение оказался в месте такого полного забвения…
Невидимка-охранник, казалось, сочувственно помолчал и совсем по-человечьи, прочистив горло, с расстановкой продолжил, но теперь поэтически завывая в особенно лирических местах:
– По испытанной рецептуре начнем отчет с последних страниц игры-эксперимента. Сейчас мы присутствуем на ее финише, в придорожных кустах на краю старого кладбища, неподалеку от спального жилмассива.
Сентябрь в пору отыгравшего свою партию лета. Уже вечереет, но жара отступать не торопится. Подопечный после поправленного похмелья находится в состоянии счастливого полузабытья. В тяжелых условиях наступления превосходно-соблазнительных сил, разрекламированного на всех углах и экранах, многоликого противника, после успешно отбитой его очередной атаки и последующей собственной ретировки, местом маскировки себя и одновременного поиска «Их», опекаемым Августом – по нашей наводке – было избрано старое кладбище. Издали оно напоминает сильно заросший, заброшенный сад. Противник, как и прежде, вел себя тактически грамотно, все более изощряясь в методах захвата душ человеческих в рабство потребления, наживы и глянцевой красоты. Если раньше, в начале эпохи всеобщей материализации, то есть с конца 80-х годов XX века, в недооцененном тогда противнике подопечный видел скорее подростковое бунтарство, неконтролируемое желание перемен без четкой стратегии, то теперь «бывшие пацаны», по определению подопечного, цитирую: «одели модный камуфляж законопослушного буржуа с соответствующим бизнес-планом за пазухой». Противник расчетливо избегает зон прямой видимости его позиций, прибегая к услугам массированной рекламы – своей безотказной дальнобойной артиллерии.
