Юра взял бумажку и сам удивился, как она могла попасть ему в карман. Ни от кого подобных записок он не получал, ни на какое свидание с некоей Нелли на летней практике не ходил. «А там была такая Нелли?» – спросила Вера. «Была, – только не у меня, а у Ахальцева. Постой, я начинаю что-то соображать…»
«Вот что, – догадалась Вера, – твой приятель Ахальцев дрянь. А тебе, чтоб карманы не стали отхожим местом, надо самому чистить костюм, мундштук и стирать носовые платки».
После защиты дипломов у суриковцев был банкет в ресторане «Валдай» на Арбате. Юра, счастливый и обласканный педагогами, приглашен был занять место среди них.
Ахальцев подсел к Вере и признался, что это он перед отъездом сунул записочку Жилкину в карман: «Ради хохмы. Представляю взбучечку от жены!» – потирая ладони с въевшейся под ногтями краской Ахальцев потянулся к Ветловой. Она отстранилась. Он сгреб её за плечи, пригнул к столу и полез целоваться, нашептывая в ухо: «Будет знать, гусь лапчатый, что имея такую симпампушечку жену, нельзя быть наивным дуриком!»
Вера встала и попросила место рядом с мужем.
«У твоей жены светлая голова, – наставляли Жилкина педагоги, – а ты талантлив». «У вас всё должно получиться!» – приказал Борис Александрович. «Слышишь?!» – пригрозил Юре пальцем Олег Михайлович, два неразлучных друга, – Савостюк и Успенский.
Вера, уловив тревогу за лучшего ученика в этом «слышишь!», переняла наказ.
А Жилкин от успеха жены у любимых педагогов, похорошел ещё больше и, когда они вышли на улицу, купил её впервые букетик маленьких роз.
Юра знал и Стужина, последнее увлечение Веры. Защитив диплом, Юра уехал в Энск добывать там квартиру. Вера, закончив Строгановку, работала в Москве в архитектурно-проектной мастерской.
Стужин, главный руководитель проекта, давал Ветловой как художнице задания сложней. Ему нравились её разработки подвесного потолка ТЮЗа в Туле, декоративное оформление бара и буфета.
Уже потом, когда Ветлова уехала к мужу в Энск, за тульский Театр юного зрителя мастерская получила государственную премию.
Сотрудники мастерской, наблюдая Стужина, разделились на две группы болельщиков. Одни давно ждали, что он выберет себе хорошую партию из молоденьких претенденток и женится. Другие, глядя на его длинноногую любовницу, понимали, что никакой партии он себе уже не составит.
Любовница была женой известного актера. Сознавая пикантность ситуации, кротко ухмылялась себе в грудь и, выходя с ним после работы, провисала на локте Стужина вянущим цветком. Много незамужних и разведенных хорошеньких претенденток, не переча естественному течению своей не сложившейся семейной жизни, смотрели на Стужина кто с сочувствием, кто с осуждением.
Стужин был талантливый архитектор и один из тех, кого называют вечным холостяком. Делая робкие попытки жениться, однажды преградил Ветловой путь на лестнице, но держал при этом руку своей длинноногой любовницы. Они разминулись.
Через несколько дней Стужин повторил тот же опыт, остановившись перед Ветловой в темноватом коридоре со своей Натальей. Глаза Натальи впритык выискали Ветлову и загорелись дерзким вызовом, как бы говоря: «Решай, детка, сходу!» Ветлова, застигнутая врасплох, прошла мимо.
Юра приехал в Москву. И Вера попросила встретить её с работы.
– Видишь, выходит с той весёленькой дамой? Она его, ну, …любовница. Тот человек, который наберется храбрости бросить эту «вешалку» и объяснит мне свои намерения, я останусь в Москве и ни в какой Энск с тобой не поеду! А ты будешь приезжать ко мне в гости и общаться с Мишкой, делать эскизы, рисовать, чтобы сын по тебе и ты по нему – оба не соскучились.
– С тобой действительно не соскучишься! – смеялся Юра.
– Я не шучу! – огорчаясь, что Юра может не поверить в такой сюжет.
Дама при Стужине, завидев Ветлову рядом с красивым мужиком, схватила лысеющего Стужина за локоть, подталкивая плечом, гнала, почти бежала с ним прочь, и что-то бурно рассказывала на ходу из актерской жизни. Оторопелый Стужин с застывшей улыбкой едва поспевал за ней в разношенных хлопающих туфлях.
– Ну и цирк! – Юра проводил парочку озадаченным взглядом. – И ты хочешь с такими остаться работать? Пойдём отсюда! – потянул жену за рукав.
– На его лице я видела стыд. Человек меняется.
– Ну и ну, меняется, только в какую сторону? Тогда давай, промышляй дальше. Только смотри, чтоб не стать такой же бякой номер два. Всерьёз такого кита вряд ли тебе удастся уломать. Ты для него мелкая рыбешка!
Ветлова уехала из Москвы к Юре, в его родной Энск от той неразумной жизни, которая, казалось, всегда царила за стенами их семейного дома. И вновь приходила к выводу, что такие холостяки вроде Гераклуши или Стужина, чем больше им дается от природы ума и таланта, разрушаются нравственно и духовно гораздо быстрее, нежели её непритязательный грубоватый Жилкин с каким-то непонятным для неё секретом.
Вера от себя опять возвращалась к себе – Юре, к первому кирпичику нулевого цикла и не знала, как же класть следующие кирпичи…
Юра терпел ее мятежный нрав, никогда не платил ей тем же, утверждаясь в том качества, что он однолюб. И не подозревал того, что был влюблен, пожалуй, в нескольких Ветловых сразу, как в ветер, дующий в разные стороны. Успевай только удерживать на голове «сапожную» шапку.
Однако, жизнь «производственная» за стенами их семейного дома, – где и с какого кирпичика выстраивать судьбу художника, – была уже чисто мужская вотчина. Здесь Юра поступал согласно самолюбию, а вовсе не из высоких целей.
Зато дома Вера могла всегда опереться на Юру со своими иллюзиями о счастье и попытаться обнять мужа за шею как деревянный столб. «Юр-ур», – а дерево вдруг и зацветёт, не смотря на её горькие слёзы, да и вспомнит Юра опять свои творческие силы…
30. Выход на новый виток.
Ветлова всё еще пыталась быть осмотрительной, чтобы маятник её души раскачивался в равновесии. Но мысли, которые не пропускала даже в подсознание, прорвались горьким штормом и волнами пошли на волю.
Вере иногда казалось, что Юра сам невольно хотел того же избавления, только не совсем, чтобы навсегда – ахнул в прорубь и концов не оставил. И слегка догадывался Юра, как надежды новые возложить на Веру. Так и быть, я остаюсь ей друг, и брат, и сват, – пускай и дальше строгие просмотры моим картинкам производит. А носки я постираю сам, взбодрился Юра и сел удобней на диван.
Вячеслав встал, собираясь уходить.
– Юр, поздно уже. Если Гулов хочет, может не ехать в свои Аненки, …если конечно он приучил жену не волноваться.
Юра, подперев на подушке ладонью щёку, возлежал, как в пустыне на картинах Павла Кузнецова, и смотрел тоскливо-трезвыми глазами в потолок. Он уже начинал догадываться, чего искала в жизни Вера. Однако посажен он со всеми вместе в один и тот же огород. И если все на нём редиски, не может он стать огурцом…
– Сымай с него шапку, – Юра по-стариковски свесил с дивана босые ноги.
Вера протянула руку к шапке Вячеслава, как к клетке с кроликом. Вячеслав скинул шапку сам.
– Пойдём с Гуловым головную боль тебе лечить, искать «общее решение». Оговорим условия, – он голова, я исполнитель. – И вздохнул.
Прошли в Юрину комнату, закрыли дверь.
– Простыни возьмите, – положила бельё на диван и вышла.
Легла, не раздеваясь, и всё ворочалась, кутая в одеяло свои мысли. …Возможно ли на первых порах силу притяжения к Вячеславу нейтрализовать центростремительной вокруг Юры, составить некий атом?
Юра в той комнате объяснял что-то Гулову, разбирая фотокарточки.
Опять идея с домом? …Но смогут ли икс с игреком решить пока ещё простое уравнение? ……Ах, бедная его та жена, – понимала Вера, – никакие ведь потери не страшны перед ожесточением и духовным одиночеством. Бедная его эта жена. . И Раю люблю, и Ирину. Потому что могу Раю убить неожиданным поступком. Прийти и заявить ей мягко и сочувственно о нашем с Гуловым решении помножить чувства на разум и построить жизнь заново, но так, чтобы не только для себя! Потому что в тепле понимания и сочувствия созревает обширное поле любви.
