– Нет, не должны…

Мать удивилась податливой снохе. И прошла в комнату Юры.

Он стал показывать матери свои эскизы. Серафима Яковлевна всегда его работу проверяла и следила, чтоб Юра сдавал её вовремя. А затем Вера услышала за дверью ровный голос свекрови:

…– Нечего, нечего здесь располагаться. Дом семейный, люди уставшие, с работы. …Нечего! Вас приглашают, вы и рады. Надо соображать, где можно этим заниматься. Люди должны поужинать, чаю выпить, отдохнуть по-семейному.

Минут через десять компания разошлась. Мать убрала за ними в комнате, поставила нетронутые рюмочки опять в шкаф, вымыла стаканы и вновь села напротив невестки, как лягушка над болотцем, ловившая мух даже в намерениях и мыслях Веры.

– Одну видимость делаешь, что работаешь, а денег нет.

– Нет…

– За мужем бы следила, а то по ресторанам обедать ходите. – Сима знала, что и в ресторанах они не особые охотники.

– Да колбасой питаетесь… Такое питание для мужчин не годиться.

– Не годиться!

– Что ты, как попка, заладила?! С в о е г о ума нету? Никакого здоровья с тобой не хватит. Весь волос у Юры обломался и поседел от такой вашей жизни.

– Волос обломался оттого, что колбасы много съел.

Сима уже не знала, что и думать о такой глупой женщине?!

– Чертишь до завихрений, а толку нет, – сожалея о том, что чаю с мёдом теперь не попить в кругу семейном.

– Если бы муж тебе не помог с защитой, и диплома у тебя сейчас бы не было.

– Не было…

– Всё муж за тебя делает. И работает за двоих, а тебе все не по нутру.

Вера продолжала помалкивать из боязни, что если мать ещё раз раскроет рот, то с Верой сделается паралич от избытка того невозможного, что рвется из неё наружу. И вновь пригладила свою чёлку, встававшую почему-то сегодня дыбом.

Ночью после визитов матери у Веры повторялся один и тот же сон. Утром, проколотая иголками страха, Вера быстро вскакивала в счастливом избавлении от преступления, ещё не свершенного.

–…И, правда, что ты за жен-чина такая? – Сима старалась сейчас невестку разговорить, побеседовать, была женщиной культурной в обхождении. А если случится повысить голос, то так, чтоб соседи за стеной не слышали.

– …Каменюга, – и пошла проверять на вешалке за дверью одежду сына:

– Даже техасы не можешь постирать супругу, – все задубели.

Обнаружив все оплошности невестки, вернулась в комнату:

– И ничего тебе не скажи. Уж и с дядей ему теперь не выпей, и навес на балконе не нужен – пусть размывает балкон! –…Обвалится на кого-нибудь.

На вас и обвалится, – смолчав, зловеще заскрипела рейкой.

– …И друзей не пригласи. А с этими муж-чинами, что ушли, даже чаю с мёдом не попив, Юра расписывать будет, – надо понимать. Так теперь везде – не подмажешь, не поедет. Иногда и принять надо…– Серафима Яковлевна отбрасывала костяшки фактов и неполадок в доме тихо и энергично, как на бухгалтерских счётах.

– А жен-чины теперь такие – все успевать должны. Прислуги нету, на перинах не спим. Надо самой быть попроще да помужественней, – не молчать, тогда и муж выпивать помень-че станет…

Серафима Яковлевна продолжала по-родственному сидеть подле Веры, соображая, чем бы ещё супругам помочь. Не умела она сказать толком о том, что сама понимала по материнскому делу:

– …А подушки ему две клади – он любит. От мягкого тоже любовь в доме.

Не получив от невестки ответа ни на один вопрос, пошла к сыну.

– И кровать толком-то забрать ему не может, – уговаривая и укладывая Юру спать. Вернулась высказать снохе последнюю боль.

– Ты потому и замуж за него пошла, что у него карман толстый, – и похлопала себя по бедру. – А нет должного уважения к мужчине, нет и счастья. – Вернулась в кухню и налила себе холодной воды из-под крана!

Одеваясь в передней, все же напомнила:

– Сегодня опять ковры давали. У меня там одна жен-чина знакомая работает…

Юра, нетвёрдый в ногах, неожиданно возник из-за своей двери в трусах и майке с рюмкою в руках и обнял Веру за плечи, чтоб мать видела семейную сцену:

– А что жена, счастья в доме от тебя все равно не дождешься, давай хоть прибарахлимся. Получу деньги за «Космос», да ковер купим! – поцеловал её в щеку и осушил хрустальную рюмочку, которую налил недавно Вере. (А рюмка весь вечер так и стояла нетронутой, как для неживого человека).

– За твое здоровье, ма, и за Веркин успех!

– Не Верка, а Вера, – это ещё что за обращение? – поправила мать.

– Заходите, – сказала Вера на прощание свекрови, – будем рады.

– Мне приглашение не нужно – не к тебе хожу, – выдерживала мать достойную линию. – Мы люди простые, хоть и не рабочие. Но у нас в семье всё по-простому да по-доброму, без подковырок. И на уме друг против друга плохого ничего не держим.

– Ма, заходи чаще, не боись! …Я сам Верку боюсь. Мы революций делать здесь не будем, и тебя, Сима, в обиду не дадим, – похлопав мать по плечу.

Серафима Яковлевна запрятала под вешалку свои тапочки и спускалась по лестнице с чувством исполненного долга.

22. Слоны-живописцы.

Как только закрылась за матерью дверь, Вера отпала на диван и схватила одну из книжек, что накидал сегодня Юра, готовый запрячь себя в телегу «Космоса».

Вернулась к столу, поработала около часа. Отоспалась без мрачных снов и пошла к Еремееву.

– Кто будет нести ответственность за объект, вы, я или Гордеева? Ни один мой рабочий не станет исполнять вашу затею. Форточек в квартирах и то теперь не делают. Ленту выколоткой оставим на прекрасное будущее. А звезды исполним, – довольно оригинальная затея. Теперь сядьте около меня и за какой-нибудь час всё переделайте! А потом, как бывало в студенческой юности, пойдём вместе есть мороженное и пить чай с пряниками.

– За такой проект меня в Строгановке сняли бы со стипендии.

– Можете не делать. У меня исполнит это любой техник. А вы могли бы за свою работу получить, разумеется, по расценкам архитектора.

– Ребенок дома один остался.

Пришла, убрала стол, вылила колера. Чертежи, проект, идеи – всё сложила в папку на память внукам, поставила на антресоли и легла на диван с головной болью.

На другой день решила сходить к Гордеевой.

– Мне проект ваш нравится, – изучая Ветлову серьёзным взглядом, – но я не архитектор, – здесь кончаются мои полномочия. Всё, чем могу вам помочь, собрать совет в управлении архитектуры. Там есть довольно сильные ребята.

– Сутяжничать с Еремеевым?

– Давно пора. Кто-то должен этим заниматься. За исход совета ручаться не могу. Поджимают сроки сдачи, и вся кутерьма может оказаться нереальной. Оставьте силы на новый проект, у вас ещё всё впереди. А то, что делали по договору, за это должны вам заплатить.

Ветлова поморщилась, втянутая своим проектом в позорное побирушничество.

Гордеева оставалась невозмутимой, только глаза её, человека государственного, налились под очками свинцовой темнотой.

Объект был сдан в срок, – и сграффито, и роспись темперой, и покраска лаками витражей, и прочие неожиданности делового прораба – шкатулочка! Кто хорошо поработал, получил премии.

– Басню Крылова «Слон живописец» читала? – встретил её на пороге фонда Плюшевый. – Все как слоны в живописцах бегали! – Гриша чесал лохматую грудь, расстегнув чистую рубашку, и хохотал розовой глоткой:

––

*Кабанчик – глазурованная плитка размером 150 х 75

– Вредители, диверсанты! Так испохабит наши с Зойкой росписи! Колонны за одну ночь обляпали черным и жёлтым «кабанчиком»*в шашечку, – все росписи перекрыли, и Жилкина твоего, и Секретова. Не прораб, а бандюга уголовный. За такое монументальное хулиганство хотя бы пятнадцать суток давали! Ветлова, где твое общее решение?!

– На антресолях стоит. Я денег за него не получала.

– Лапушка, так тебе же выписали счет! Я сам видел. И звезды твои делать будут! Уже на скульптурной фабрике бетонную форму отлили.