Зоя быстро посмотрела на мужа двумя синими фазами. Вера потом надолго запомнила этот диковато-настороженный взгляд.
– Я талантливый человек, верю в себя, знаю, что могу больше того, что могу. Но я не верю в дело, которым занимаюсь уже десять лет. – И сел на диван:
– Братцы, дайте мне поверить в моё ремесло, пока я не выдохся! Ночью бредишь, веруешь – свершится! Хватаешь в темноте карандаш. А как начнут все кругом палки в колеса вставлять, и сам иногда промашку делаешь в масштабе. Худсовет в таких делах пешка. Так дальше своей провинциальной грязи никуда отъехать не можешь. Вот пример в Туле, почему могли такой драмтеатр отгрохать?
– Эк, куда хватил, – заметил Юра, – у тебя всего-навсего кинотеатр и никакого драмтеатра тебе не дадут.
– Правильно! Хорошо, что мудрые головы не подпустили наш художественный фонд и на пушечный выстрел к росписям музея космонавтики. А почему? Некому работать? Есть! То-то, секрет небольшой, – чтоб нас на это дело благославить, не таланту художникам нехватает, а кой-чего другого, – Гриша постучал себя пальцем в лоб.
– Я председателю на худсовете каждый раз в ухо шепну или записочку под нос подсуну: «Император, хоть лицо умнее делай, когда смотришь общее решение!» И обижаться перестал. А раз культуры нет, – помирай свиньей.
– Правильно, все поодиночке свиньями перемрём, потому что такие наши общие решения – похабный мрак! За такие художества надо в тюрьмы отправлять!
Зоя, Гриша молчали. Вера потупилась.
– Тут не до шуток, – согнал улыбку Гриша. – Эх, была бы у меня возможность, сегодня же в Москву уехал или в Питер, пока еще могу что-то делать. Хоть в каком журнале нас с Зойкой пропечатали бы.
Зоя странно посмотрела на мужа:
– Нам хотя бы ремонт закончить.
Малогабаритная квартира, забитая подсобными шкафами, все-таки была для семьи художников мала. Когда Грише становилось тесно, начинался запой, не ночевал дома, водил в мастерскую сомнительных женщин.
А к Зое возвращалась депрессия. Дверь на лестницу у них никогда не закрывалась. Квартира без хозяина пустела, оставалась без нательных вещей, без посуды, обнаруживалась недостача даже мебели. Зоя продолжала сидеть на тахте в кружевной вышитой рубахе, в своих бесподобных панно-аппликациях из ситца и гадала на картах. Приглашала, поила, кормила цыганок, чтобы помогли справиться с хозяйством и с её недугом. Они уходили от Зои с подарками. Квартира опустошалась вконец.
Только четыре сиамских кота не покидали хозяев, ни при каких обстоятельствах. Лучший кусок мяса, рыбы – всегда им.
Коты отличались удивительной чистоплотностью и все по очереди пачкали в розовый фаянсовый унитаз, – единственная недвижимость, которую невозможно было вынести. Коты научились за собой сливать, дергая за игрушку на цепочке.
Знали эти изящные животные, когда дома плохо. Были Зое и Грише всегда друзьями, утешая их голод по красоте и теплу бежевым мехом, в котором сияли ласковым аквамарином чистые глаза животных.
– Когда я помру, чтоб удобней лежать, пускай мне поставят памятник из моих котов, – напоминал Гриша. Пошёл их накормить, вернулся в комнату. Снял с петель встроенного шкафа полированную дверцу, положил на четыре коротеньких подставки. Зоя вытерла пыль маленькой ладонью:
– Не держу грязных тряпок, сразу выбрасываю, – поставила на стол японский сервиз. Гриша принес сковороду, горячий чайник. В доме всегда был чай из нескольких сортов трав, с брусничным листом, и что-то ещё особенное заваривалось в нём. Зоя открыла вино. Женщины не успели отпить по рюмке, вино под давлением Гриши и Юры стало быстро исчезать.
– Есть тут у нас один специалист по «общим решениям», – возобновил Гриша. – Юркин друг закадычный. Ветловой он даже понравится, – галантный товарищ.
– А что ты против Филиппа имеешь? – взорвался Юра. – Кусок у тебя отнял?!
– Во, во, эт-то самое! …Дёшево мыслишь, Жилкин.
– Да ведь ты сам за хороший кусок горло порвешь. Видел тебя на распределительной комиссии: «Этого попридержать – у него потолок, а этому – дать!»
Зоя незаметно убрала со стола недопитую бутылку.
– Поставь! – воспаленными глазами Плюшевый наблюдал за Ветловой. – Так вот, видела синьки: план, фасады, что там ещё у Зои? Хочешь делать общее решение интерьеров центрального киноконцертного зала «Марс»? Заказчик – главный городской архитектор Вадим Тимофеевич Еремеев.
– Конечно, хочу.
– И фасады кинотеатра полностью даю тебе на откуп! – широко и щедро Гриша развел рукою с сигаретой вверх. – Так я об этом завтра на распределительной комиссии и сообщу. Теперь давайте выпьем, братва, за пополнение в наших рядах. А кого надо, попридержим, – и похлопал Юру по плечу. – За общее решение! И чтоб в соразмерности масштаба в проекте не ошибиться. …В том числе и в масштабе личности, которая формирует нам среду. Зоя, открывай новую бутылку.
Зоя потихоньку нагнулась к Ветловой через Юрину спину:
– Если ты сильная фигура, отвадь его от Филиппа. Будет стоящий парень, и нам на пользу! – Разлила остатки из бутылки.
– Но главное, – предупредил Юра жену, – чтобы деньги шли в фонд художникам, а не на иные какие несуразные отделочные работы. Гриша, надо ей растолковать, что такое план.
– Ничего в следующий раз заработают.
– У тебя в кармане выгодный заказ, а зачем им ждать следующего раза? Всем хочется кушать из японских сервизов, – ёрничал Юра, поглядев на свет в пустую чашечку.
– Из японских сервизов свиньи кушать не должны! – заявил Гриша. – На то мы и живём на свете, чтобы размежевываться. Другой причины для жизни нет.
– Если ты собираешься разже…, размежуеваться, как же нам тогда общее решение сварганить? – спросил с подвохом Юра.
– Кумекай, друг, вот тебе помощница, – и кивнул на Ветлову.
– Зоя, провожая их, спросила Веру в передней:
– Видела Юрино панно, которое повесили на днях в торце дома рядом с управлением архитектуры?
– Нет, ещё не видела. С Филиппом делал?
– Филипп за такие дела теперь не берется. И Юре ни к чему растрачивать себя на подобную чепуху. Пускай хороших заказов ждет. А это всё халтура.
– Не халтура, а производственная работа! Кто тогда наглядку будет делать?!
– Сегодня повисело – завтра выцвело. Более умный заказчик предпочитает иметь дело с архитекторами. А впрочем, видели бы, как они в Прибалтике эту самую наглядку делают – позавидуешь!
Жилкины собрались уходить.
– Ну, будь здоров, Юра, заходите чаще, будем друг с другом советоваться. Из хороших сервизов начнём есть. А гнильцо пусть своего заслуживает.
На дворе было темно и грязно. В следках от Юриных туфель окна теперь не загорались, как от ботинок Гриши, – дома спали. Чуть подморозило, но всё равно свежо запахло весенней грязью и дождевыми червяками.
– Ты им не соперник, человек необходимый создавать антураж для росписей, – настаивал Юра. – А я конкурент, могу работать не хуже их!? Плюшевый не так прост, как тебе кажется. А вот Филипп – весь, как на ладони, знаю что говорю. Будешь делать нам общее решение – хорошее, грамотное! А мы расписывать. Тебе тут надо сделать выбор – с кем ты и против кого.
13. «Космос».
У Ветловой праздник – первый творческий заказ в таком объёме. Хочет им предложить для вестибюля рельеф из облаков во всю стену, – с первого этажа на второй, под-ни-ма-а-ется, едва меняя формы. Облака из гипсовых блоков слегка подкрашены. Затрут пальцами у поручня? …И отложила карандаш.
Вспыхнула новая идея разместить на втором этаже цветные витражи. Заскрипела колёсиками рейки, прикреплённой к чертёжной доске.
Зашел Гриша. Надо ехать с Юрой принимать у Чуркина стенку сграффито*.
– А разве Юра не в фонде?
С утра, говорят, был. Потом с Пашкой Чуркиным пошли куда-то. Тоже мне, нашёл с кем по стекляшкам ходить. Завтра зайду в девять утра. Чтобы был как стеклышко. Гриша ушёл.
Устав чертить, Вера села на диван. Перед ней висело большое овальное зеркало в резной оправе, – досталось оно Юре от его бабушки. В зеркале отражалось берёзовое деревце в банке с водой.
