Стоящая в комнате мебель была в общих чертах соответствовала помещению — тяжелая, с множеством резных элементов, бархата и позолоты. Мысленно представив себе, как он, полулежа, пытается работать за одним из стоящих в комнате бюро, Юрий отнес мебель к периоду Людовика XVI — только тогда дизайнерам мебели было откровенно плевать на удобство эксплуатации их творений.

Бегло оглядев интерьер, Юрий перешел к главному блюду — к Эйнсли Зангари, который терпеливо ждал его стоя в центре гостиной. «А ты умеешь удивить» — подумал Юрий, оглядев подтянутую фигуру босса.

Хотя, ничего удивительного, конечно, в увиденном не было. Самый богатый человек в мире тратил на поддержание своей противоестественной молодости средства, явно превосходящие бюджет какой-нибудь средней страны третьего мира. Его противовозрастная терапия явно выходила за рамки стандартной процедуры удлинения теломер, на которое Юрий даже при своей огромной зарплате начальника отдела, был вынужден копить целое десятилетие.

Черт побери! Да Эйнсли выглядел даже моложе, чем при их предыдущей встрече! При взгляде на него, любой, кто был с ним не знаком, с уверенностью сказал бы, что этот мужчина хорошо сохранился для своего сорокалетнего возраста. Даже его волосы превратились из серебряных обратно в блестяще-каштановые, как будто его прежняя седина была не более чем сезонным изменением окраса.

— Рад тебя снова видеть, Юрий, — улыбнулся босс, протягивая руку.

«Рукопожатие тоже молодое и энергичное, — подумал Юрий, тряся руку, — в отличии от моего».

— Давайте сразу перейдем к делу, — сказал он, — Пола говорила, что это срочно.

— Да, да… всё верно, — всплеснул руками Эйнсли, — позвольте, я познакомлю вас. Это Гвендолин.

Эйнсли указала на совсем юную девушку, аккуратно примостившуюся на краешек одного из старинных диванчиков.

— Рад с вами познакомиться, — машинально сказал Юрий.

Борис без труда распознал индивидуальные черты её лица, но ни в корпоративной ни в мировой базе ничего о ней не было. Вообще ничего. Это был дурной признак. Значит она настолько важна, что о ней заботится специальный отдел корпорации, старательно убирающий из общего доступа сведения о руководстве и членах их семей.

Для проверки этой теории Юрий дал задание выяснить кому принадлежит пентхаус, в котором они находились. Ответ подтвердил его худшие опасения — владельцем в базе данных числилась зарегистрированная на Ахимеде — мутной оффшорной зоне, находящейся на орбите Юпитера и обладающей единственным ликвидным активом — нулевой ставкой подоходного налога.

— Извините, что причиняю вам столько хлопот, — осторожно сказала Гвендолин.

В её высоком голосе без труда читалось беспокойство. Вздохнув, Юрий смирился с тем, что он не найдет ничего в сети, и обратил своё внимание непосредственно на девушку.

Конечно, она была хорошенькой, но этим могут похвастаться многие девушки её возраста. Гвендолин была не просто хорошенько, она была самым совершенством. Тщательно спланированным и взращенным совершенством — Юрий не брался судить, сколько это стоило — но очевидно, очень и очень недешево. За ей непринужденной элегантностью стояла команда стилистов, парикмахеров, парфюмеров и тренеров с психологами.

Прищурившись, Юрий попытался посмотреть на Гвендолин поверх этого исскуственно созданного флёра. На взгляд семнадцать или восемнадцать лет, худенькое личико с острыми скулами. Нижняя челюсть самую малость тяжеловата — сказывалась порода. Нос пуговкой, веснушки. Длинные волосы светло-клубничного оттенка соперничали в блеске с несколькими ажурными золотыми украшениями на шее и в волосах. Платье обманчиво простое — белая и алая хлопчатобумажная ткань, с квадратным вырезом. Подол юбки много выше колен. «Рим… может быть Париж, — подумал Юрий над стилем, — но точно не Токио». И да — это несомненно ручная работа. Что означает соответствующий ценник.

По осторожным взглядам, которые девушка бросала то в его сторону, то в сторону Эйнсли, Юрий пришел к выводу о том, что стеснительность этого «золотого ребенка» была не более чем игрой умелой и опытной сердцеедки. Что позволяло сузить круг возможных проблем до двух: дела сердечные или кража.

— Вы меня несколько не затрудните, — дежурно отмахнулся Юрий, выдавив из себя столько искренности, сколько сумел.

— Гвендолин моя внучка, — пояснил её статус Эйнсли, с чуть заметной гордость.

«Вот оно чего — подумал Юрий, — это объясняет особое к ней отношение. Вот только интересно, почему этот факт отсутствует даже в корпоративных базах данных? У Эйнсли на счету девять браков, в результате которых родилось тридцать два признанных ребенка, большинство из которых занимали те или иные руководящие должности в корпорации. И у них, в свою очередь, было множество внуков и правнуков, образующих большую династию, охватывающую весь спектр человеческих типов — от скучных трудоголиков до взбалмошных принцесс с бабочками в животе. Общее у них было одно — все они охранялась с бдительностью, с какой в древности хранились коды ядерных ракет.

— Да, Юрий, — сокрушенно сказал Эйнсли, — я знаю, что вы сейчас ищете все доступные данные о Гвен в сети. Не трудитесь, — их там нет. У меня с Натаскией, её бабушкой, была бурный, но увы, короткий роман. В результате которого родилась Эветт. Натаксия не хотел, чтоб Эввет стала частью моего семейного клана и хоть как-то была связана с моей корпорацией.

Я мог только согласиться с её решением — с ангелами не спорят, а твоя бабушка, Гвен, полностью подходит под это определение, — продолжил Эйнсли, повернувшись к девушке, — Единственное, что я мог — создать небольшой паевой фонд, который, конечно, же был увеличен, как только ты родилась. Вы спокойно жили, как и хотела твоя бабушка, огражденные от назойливого внимания СМИ и не участвуя в тараканьих бегах внутри корпорации.

Мне разрешено было поддерживать только минимальный контакт, но я смирился с этим и все было счастливы. Вплоть до сегодняшнего утра, когда Гвендолин обратилась ко мне со своей проблемой.

— Спасибо, что ввели меня в курс событий, — дипломатично кашлянул Юрий, — но давайте всё же вернемся к самой проблеме. Гвендолин, расскажите, что именно случилось?

— Горацио-о-о, — сказала Гвендолин, неожиданно расплакавшись, — пропал Горацио Сеймор.

— Это твой друг? — спросил Юрий, несмотря на то, что прекрасно знал ответ.

— Это-оо-о мой па-а-рень, — хлюпая носом, выдавила Гвендолин.

Юрий закатил глаза, приготовившись слушать. Отжав от воды поведанную девушкой историю он пришел к выводу что Гвендолин пережила классический летний роман. Первую настоящую любовь, вскружившую девушке голову. Она проходила стажировку в лондонской фирме по финансовому программному обеспечению (Этого она добилась исключительно за счет собственных заслуг, — вмешался в разговор Эйнсли)

Ну, а Горацио работал официантом в одной из рыгаловок в торговом центре, в которой часто обедали коллеги Гвендолин. Ему было девятнадцать лет, он только что получил студенческий грант на обучение Бристольском университете на факультете социологии и сейчас работал, чтоб покрыть будущие расходы.

«Он хотел стать социологом, чтоб помогать обездоленным детям в депрессивных регионах, — подвывала Гвендолин, — он такой ответственный!»

Юрий изо всех сил старался не стонать и закатывать глаза. «Классика — это не то слово, — думал он, — я словно очутился в слащавом любовном романе, словно кто-то решил разыграть «Леди Чаттерлей», переписанную для двадцать второго века. Она вся такая светская львица, защищенная деньгами и статусом, а он праведный бедняк, посвятивший свою жизнь достойному занятию. Ну, как тут было не влюбиться?».

Впрочем, было и еще кое-что. Когда электронный ассистент Гвендолин отправил ему ссылку на фотогалерею, он сходу не смог сказать, кто в этой паре был более красивым. Даже с учетом аномальной жары лета там было слишком много фотографий Горацио с голым торсом — он играл в футбол с друзьями, валялся на пляже, дурачился в парке.