— Куда же делась та женщина, которую я так любил? — спрашивал он с улыбкой, пытаясь объяснить мне, что его так обижает. Но я не могла ему толком ничего ответить. Я хотела одного: вернуться к компьютеру и к своим справочникам. Я даже не знаю, что я искала в этих исторических справочниках; может, я хотела «найти» там Джейми.

Я должна сказать, что все это время Стив вел себя самым наилучшим образом. Он по-настоящему любил меня. Когда миновало около четырех месяцев, в течение которых я была абсолютно равнодушна, он уговорил меня пойти с ним на прием к психотерапевту. К этому времени я начала испытывать чувство вины. Нет, вернее, нужно сказать так: я чувствовала, что должна чувствовать вину. На самом деле я чувствовала все время только одно: пусть все уйдут и оставят меня с Джейми в покое.

Три месяца продолжались наши со Стивом визиты к терапевту, с которым мы детально обсуждали мое детство. Мне это было совершенно неинтересно. Я сидела и говорила им все, что они хотели услышать: что меня не любила моя мать, что меня не любил мой отец и так далее. По правде говоря, все это время в глубине души я думала только об одном: что еще я напишу о Джейми. Удалось ли мне идеально описать, как в его волосах играл солнечный свет? Описала ли я уже звук его смеха?

Стив прекрасно видел, что я не обращаю внимания ни на каких психотерапевтов, и через восемь месяцев сказал мне, что желает разорвать нашу помолвку. Произошел разговор, в течение которого я наблюдала за происходящим как будто со стороны, и я вернула ему его кольцо. В моей голове была единственная мысль: наконец-то я могу быть с Джейми все время.

Моя подруга и издатель, Дария, была просто в восторге, когда я в первый раз рассказала ей о том, как увлеклась своим героем. Увлеченные авторы пишут прекрасно. А у тех, кто приходит к издателю и спрашивает: «Ну, что вы посоветуете, о чем мне теперь написать?» — ничего не выходит.

Дария — единственный человек на свете, который был согласен слушать о Джейми столько, сколько я хотела говорить о нем. По правде говоря, Дария умела одновременно слушать одного автора, редактируя рукопись другого, завтракая и давая секретарше указания насчет обложек и их печати. У Дарий не голова, а компьютер.

Но потом случилось кое-что странное. Прошло три месяца, а я только и говорила об этой книге, и вот Дария сказала:

— Я хочу прочитать, что ты уже написала.

— Нет! — закричала я. Сейчас это кажется очень странным. Вообще-то все писатели ведут себя так, как будто их интересуют только собственные мысли, но на самом деле у всех у нас дрожат колени. Мы дрожим в ожидании того, что скажут наши редакторы, эти первые люди, которым предстоит увидеть наш труд. Дария всегда расхваливает на все лады первую главу книги, которую я пишу. Позже она может сказать, что это никуда не годится и нужно это выкинуть в мусорную корзину, но не сначала. Это похоже на то, что нельзя сказать лучшей подружке, что парень, в которого она до смерти влюблена, ужасен. Лишь когда она сама начнет в нем разочаровываться, тогда можно.

Как правило, я даю Дарий кусочки будущей книги по пятьдесят страниц. Настаивать, чтобы она сказала свое мнение (то есть начала на все лады расхваливать меня), я начинаю сразу же. Одну книгу в пятьсот страниц я посылала ей кусочками страничек по десять. Дария очень мудро поступает, что не устанавливает у себя в квартире факс, иначе все ее авторы — люди уязвимые и жадные до похвалы — примутся посылать ей по факсу свои вещи страница за страницей и требовать, чтобы она по часу хвалила каждый абзац, который, как им кажется, остроумно написан.

Теперь вы понимаете, как необычно прозвучало, когда я не захотела, чтобы Дария прочитала то, что я пишу. Я сказала ей, что хочу кончить главу, прежде чем дам ей почитать.

Однако правда заключалась в том, что я просто не хотела, чтобы она — как и любая другая женщина — увидела моего Джейми.

Прошло несколько месяцев, а я все еще не хотела дать ей прочитать хоть что-то из книги, и она начала удивляться. Некоторые авторы лгут о том, сколько они пишут, но я знала, что она никогда не сомневалась в правдивости моих слов. Дело в том, что я люблю писать и уверена в своем призвании.

Дария удивилась еще больше, когда месяц спустя после того, как это произошло, я сказала ей, что разорвала помолвку со Стивом.

— И ты мне ничего не говорила все это время? — ошеломленно спросила она. Ведь мы с ней были настоящими подругами, а не просто деловыми партнерами. Она, казалось, слегка забеспокоилась, когда я ответила, что разрыв помолвки — это ерунда и что меня это совершенно не волнует.

Проходили месяцы, я все писала. Обычно, когда я пишу, у меня есть файл под названием «Сцены», и, когда мне приходит в голову какая-нибудь идея о какой-нибудь фразе, которую я могу потом использовать в диалогах, я записываю ее в этот файл. Будучи человеком бережливым, я потом всегда использую каждое слово, которое у меня там записано.

Но о Джейми я сочинила столько, что файл «Сцены» уже был размером в шестьсот килобайт, то есть больше четырехсот страниц, но саму книгу я еще и не начинала. Я все говорила себе, что мне нужно порыться в справочниках, еще немного узнать о Джейми.

Я уже придумала, как Джейми и героиня, которую я назвала Катлин, попадают во всевозможные ситуации. Я говорила себе, что мне надо «разработать их характеры». К тому времени я уже написала двадцать пять книг, и сроду мне не нужно было ничего разрабатывать, но ведь я и никогда еще не относилась так к своему герою. Хотя я часто думала, что просто обожаю какого-нибудь героя, но это было совсем не похоже на то, что я чувствовала к Джейми.

Так что несколько месяцев я писала заметки. Джейми превратился из шотландца в англичанина времен королевы Елизаветы I. Дария была в бешенстве, а я все еще не дала ей прочитать ни страницы из будущей книги. Она напомнила мне, что срок контракта проходит, но это никак не воздействовало на меня. Она послала мне экземпляр обложки. Потом стала говорить о всех тех людях в издательстве, которые зависят от меня и моей работы. Обычно это производит на Меня очень сильное впечатление. Но тогда не помогло и это — я думала только о Джейми.

Кажется, это произошло в тот день, когда я получила от Стива открытку, где он приглашал меня на свою свадьбу.

Приглашение было так нарядно оформлено… Наконец я поняла, что безвозвратно потеряла его. Было горько и обидно, но мне некого винить во всем, кроме себя.

Я осознала, что потеряла настоящего, живого, замечательного мужчину ради выдуманного героя. Я вспомнила, что уже много месяцев не встречалась ни с кем из своих друзей и подруг. Я заметила, что в газетах, которые публикуют обозрения любовных романов, появились маленькие заметки с разными журналистскими сплетнями на тему: что это случилось с Хейден Лейн?

Но осознать еще не значит остановиться. Все курильщики знают, что хорошо бы бросить курить, но это не помогает им избавиться от столь пагубной привычки.

Но признав, что со мной не все в порядке, я решила искать помощи. В течение трех месяцев я ходила к психиатру каждый день. Это не помогло. Никто еще со случаем, подобным моему, не встречался. Поначалу я скрыла от нее, что мужчина, по которому я схожу с ума, — порождение моей фантазии, но я ужасно болтлива и плохо умею складно врать, так что скоро она обо всем догадалась. Ее советы сводились к тому, что я должна больше бывать на людях. Я пыталась, на это не очень срабатывало, потому что я всем до смерти надоела своими «Джейми говорит», «Джейми любит» и «Джейми делает».

Когда оказалось, что психотерапия не помогает, я обратилась к другим методам, чтобы понять, что со мной происходит. В Нью-Йорке на каждом углу конторы хиромантов, гипнотизеров, гадальщиков по картам «Таро» и прочей эзотерики[1]. К некоторым из них я ходила. Кажется, я надеялась, что кто-нибудь из них мне скажет, что через неделю-другую я снова приду в себя и стану такой, какой была раньше. Мне говорили, что я богата, известна и что на моей ладони есть звезда, означающая, что я «особенная». Мне сказали, что некоторые у меня на работе начали думать, что я чокнулась, и решили обращаться со мной так, как будто я — нитроглицерин, который вот-вот взорвется.