— Ну, поможет тебе Бог, — прошептала Пенелла, потом подошла к окну и увидела, что девушка со всех ног убегает в леса позади Хедли Холл. Пенелла горячо надеялась, что больше она никогда не увидит ни Талиса, ни Калли; она молилась, чтобы им удалось убежать.

Калли, не задумываясь, пробиралась по лесу к тому самому сарайчику, который они с Дороти так хорошо подготовили для того, чтобы в нем совратить Талиса. Но в тот день Талис — черт бы его побрал! — перехитрил их. Он отыскал из сарайчика выход. Если бы Калли могла предположить, что он сумеет выбраться через крышу, она бы наложила на нее сверху кирпичей.

Но о такой возможности Калли не подумала, и вот результат: она по-прежнему все еще девственница, то есть на ней можно жениться. Этому рыжему дьяволу заплатили уйму денег и уверили его, что ни один мужчина не имел его невесту. И он согласился жениться.

Калли бежала не останавливаясь. Она сделала передышку только для того, чтобы вытащить Киппи из-под юбки и засунуть за пазуху, где он и затаился. Страх и отчаяние Калли передались ему, и обезьянка не протестовала против бешеной гонки через заросли.

Когда наконец она добежала, она упала на лежанку, с которой тут же взлетела в воздух туча соломы. В этой соломе она и хотела когда-то соблазнить Талиса. Она уткнулась головой в колени и стала звать Талиса к себе. Этот способ они по-настоящему использовали только один раз, будучи маленькими детьми. Это было, когда Талис потерялся. Много раз им случалось подумать в один и тот же момент одну и ту же мысль или случайно встретиться в одном и том же месте, но они обычно смеялись над совпадением. А когда кто-то из них бывал обижен, то другой и так всегда знал что делать.

Но сейчас ради самой жизни Калли было необходимо увидеть Талиса, и увидеть его прямо сейчас. Он должен выбирать. Но это должен быть свободный выбор. Ей нужно знать, любит ли он ее больше всего на свете, включая сюда и гордость, и честь. Поэтому она не имела права рассказывать ему о том, что ее вынуждают к замужеству, потому что тогда его выбор уже не был бы свободен, он бы женился на ней из чувства долга.

В этом случае Калли всю жизнь потом мучилась бы сознанием того, что она вынудила его жениться на себе. А если он выберет ее, ничего не зная об угрозе, нависшей над ней, в этом случае ей не придется винить себя в том, что это она преступно поставила под у его будущее — возможно, блестящее. Он должен предпочесть ее всему. Он даже должен предпочесть ее своей чести!

Но несмотря на то, что все мысли Калли были заняты тем, что она звала Талиса, она все продолжала и продолжала думать, что для Талиса гордость и честь — это все. Если бы неуверенность Талиса была бы вызвана другой женщиной, с ней Калли могла бы бороться. Она стала бы носить соблазнительную одежду, украсила бы как-нибудь свои волосы. Но здесь ей нужно было бороться не с такой легкой незамысловатой вещью, как соперница, а с тем, что было в самом Талисе, что было у него в глубине души.

Очень скоро появился Талис. Он задыхался, потому что гнал лошадь во весь опор. Его меч был наготове. Он был в полном смятении, как будто сам не знал, куда он примчался и зачем — как оно, разумеется, и было в действительности.

— Чего? — закричал он, спрыгивая с лошади. Когда он убедился, что с Калли не течет ручьями кровь, что все члены ее тела целы и невредимы, страх, который он ощутил, когда в его голове раздался этот срочный требовательный зов, перешел в раздражение. — Калли, как только ты стала звать, я бросил отца. Неужели ты не понимаешь, как я выглядел? Вот только что мой отец говорит со мной, уча, как надо держать меч, а в следующую секунду я, как ошпаренный, вскакиваю на лошадь Хью и с безумной скоростью скачу куда-то. Все они, конечно, подумали, что я рехнулся.

— Талис, — произнесла Калли, вставая с лежанки. — Я хотела, чтобы мы поженились сегодня. Сейчас. В деревне есть священник, он нас обвенчает. Все уже и так думают, что мы жуткие грешники. Он будет счастлив, что мы решили пожениться и спасти свои души.

— О чем это ты? — Талис убрал меч в ножны. — Снова, что ли, пытаешься меня соблазнить? Калли, милая, я это просто обожаю, но всему же свое время! — Он уже начал поворачиваться и собрался выйти.

— Нет! — крикнула она, хватая полу его камзола. — Теперь это другое.

Он слегка улыбнулся и кивнул головой.

— Другое в каком смысле? Не такое, что ты всегда пробовала? Калли, любовь моя, ну, неужели ты думаешь, что я не догадывался, чего ты добиваешься? Я все отлично знал. Каждый раз… — Он по-братски поцеловал ее в лоб и, огибая ее, направился к двери. — Я должен вернуться к отцу и извиниться перед ним.

Она не давала ему выйти:

— Талис! Послушай. Я знаю, что ты знал, я знаю, что ты обожал в это играть. Ну, как я могла не знать! Я все о тебе знаю. Но я клянусь! В этот раз все не так. В этот раз все гораздо серьезнее.

— Что серьезнее? Что случилось?

Талис, однако, к своему удивлению, увидел, что Калли не намеревается рассказать ему, что случилось (если, конечно, случилось). Он едва мог в это поверить, но Калли хранила от него какую-то тайну! Такого еще не бывало! Нет, она, разумеется, могла притвориться, что она не собирается его соблазнять, а сама из кожи вон лезть, чтобы соблазнить его. но теперь она от него что-то по-настоящему скрывала.

Он выпрямился, хмурясь. И тотчас же Калли поняла, что не так.

Она ему все скажет, думала она. Несмотря на то, что она приняла решение ему ничего не говорить, она скажет. Она не допустит, чтобы его гордость встала между ними и разлучила их. Она начала:

— Леди Алида…

Но Талис ее прервал:

— Ты опять начинаешь говорить об этой несчастной женщине? Она же при смерти! Неужто ты не видишь?

— Она хочет выдать меня замуж за другого.

— Да нет же, — спокойно ответил Талис. — Это неправда. Ты просто кое-чего не знаешь…

— Талис, ну не будь ты слеп и глух ко всему, что творится вокруг тебя! Это ты кое-чего не знаешь, а не я! Пожалуйста, пусть твоя гордость не встает между нами. Давай поженимся прямо сегодня, сейчас. Если я буду не девственницей, тогда нас уже ничто не разлучит.

Понимающе улыбаясь, Талис потрепал ее по щеке:

— Так вот ты опять о чем, что же ее светлость моя матушка такого сказала, что ты решила, что она тебя выдает за другого? А может, она ничего и не говорила? Мне кажется, ты опять ведешь к тому же. Сейчас опять дверь захлопнется снаружи? И мне опять придется выбираться через крышу?

Но лицо Калли оставалось серьезным.

— Она сказала это не просто так. Она мне показала этого мужчину.

— Она это сказала просто, чтобы тебя поддеть. Она планирует, что мы… Нет, я тебе не могу сказать. Я поклялся Богу.

— Ты ей клялся, а не Богу! — закричала Калли, и даже ей самой показалось, что в ее тоне была ревность.

— Нет, — серьезно ответил Талис. — Ты не знаешь, как это было. Я положил руку на Библию. Это для меня дело чести. Я должен…

— Тебя обманули, — крикнула Калли ему в лицо, и ее гнев на него вырвался наружу. Ну, почему же он ее не слушает? — Нас обоих обманули. Им до нас нет никакого дела, их интересует только собственная выгода. Они заставили тебя действовать против самого себя.

— В гневе ты сама не понимаешь, что говоришь. Ты ведь говоришь о людях, которые для меня — отец и мать.

— Ты в это и сам не веришь. Джон Хедли — мой отец, а эта женщина — моя мать. Неужели ты сам не видишь?

Талис смотрел на нее в растерянности. Он знал, что что-то очень плохо, но не мог понять что. Его не очень сильно удивило утверждение, что леди Алида ему не мать. Кто бы она ни была, это была одинокая женщина, и она обещала ему, что если он побудет ее сыном в оставшийся ей срок, она щедро наградит его потом. И все это будет наградой Калли, если только Капли потерпит еще немного. Как ему хотелось рассказать Калли все, чего он желал, о чем он думал, что он планировал Но он не мог ей это сказать. Ему оставалось только попробовать ее как-то успокоить. Все в конце концов будет хорошо, если она ему поверит. Как она только может в нем сомневаться?