– Ну что ты хочешь? Они уже женаты! – отец успокаивал беспокойную жену.
– Ой, не знаю, надолго ли. Снимет наша дурочка розовые очки, да будет поздно. Жизнь-то себе уже испортила.
– Ничего трагического не произошло. И они уже не дети. Через год закончат институт и будут жить самостоятельно.
– На что они будут жить? А? И где? Бегать от одних родителей к другим?
– Успокойся, Надя, не суетись! А мы-то что? Жили как-то по-другому?
– Тебе, как всегда, ничего в жизни не нужно! На родную дочь наплевать!
– Хватит истерить! Оставь и их, и меня в покое. Дай всем жить. И все – разговор закончен!
Если родители уезжали отдохнуть к родственникам, молодожены не могли нарадоваться образовавшейся свободе. Верочке все казалось удивительным. Она в качестве молодой хозяйки крошечной «двушки» готовила, угощала гостей, завалившихся к ним с вином и с новыми видеофильмами. Она смотрела на светящиеся окна соседних домов и завидовала тем, кто живет вдвоем. Ах, как было бы здорово, наконец, поселиться отдельно от родителей! Но Пашу это, напротив, совершенно не беспокоило. Принимать помощь от родителей казалось ему вполне естественным – а кому же им помогать, как не собственным детям?
Его семья, более простая, чем Верочкина, приняла решение сына с уважением: жениться так жениться, невеста им нравилась. Пашина мама никогда не отпускала сына с пустыми руками. Давала небольшие деньги на сигареты, проезд и прочие нужды, помогала с покупкой серебристого видеомагнитофона «Электроника» – уж очень долго мечтал о нем Паша. Все это она делала так легко, так «само собой естественно», что сын воспринимал это как вполне обычный порядок вещей, а, приглядевшись к родителям жены получше, еще больше утвердился в том, что семья Верочки совершенно другая. При самом первом посещении его больше всего поразила белая супница в центре обеденного стола, льняные салфетки, прозрачный бульон, что подавался с пирожками. То, что супница, привезенная Надеждой Ивановной из Ленинграда, была совершенно простая, не представлялось ему важным. Главное было в том, что она находилась в центре стола. Он не знал, что это был образцово-показательный обед, имевший цель поразить будущих родственников, и супница в кой-то веки извлеклась из шкафа именно с этим намерением, Паша, конечно, не знал. По большей части она пылилась в верхнем ящике прибалтийской «стенки» и прекрасно вписывалась в коллекцию совершенно бесполезных вещей. Помните кукол, с которыми нельзя играть, дверь, которая пряталась под ковром, и покрывало, лежать на котором запрещалось? Еще одна неправильная вещь.
В семье Паши никогда не тратились на такие роскошно-бесполезные вещи, и Верочка увлеченно рассказывала об искусстве, рисующая и играющая на фортепиано, казалась ему существом иного порядка: свежей, наивной, сложной и такой чистой! Мечты ее были какими-то неземными. Между Верочкой и Пашиной мамой-бухгалтером зияла такая пропасть, что и представить трудно. Он не запоминал и половины того, о чем щебетала Вера, но в глубине души все еще происходили в нем какие-то подспудные шевеления, которые подводили его к мысли, что семейная жизнь – непростая штука.
Кардинально и бесповоротно их жизнь изменило рождение сына, и оно же привнесло раздражение. Малыш требовал так много внимания, что Паша искренне этому дивился. Надо же! Такой маленький, а весь уклад дома изменил до неузнаваемости. Все стало крутиться, стираться, гладиться и вариться для него и ради него. После родов Верочка с мужем окончательно переселилась в квартиру родителей. Теща настолько увлеклась внуком, что напрочь забыла о вазах, коврах и даже оставила в покое мужа (к его огромной, надо признать, радости). Теперь она денно и нощно учила дочь быть идеальной матерью. Теща напрочь отказывалась признавать все нововведения, что принес технический прогресс. Между кипяченым растительным маслом и новым средством, доступным в любой аптеке, Надежда Ивановна делала выбор в пользу трудоемкого и проверенного десятилетиями средства. Она боролась с только появившимися памперсами, потому что видела в них серьезную угрозу для нежной младенческой попки. Она устроила из двухкомнатной квартиры стерильный инкубатор для новорожденных и, кажется, сама верила в то, что Максима родила она, а не бестолковая, порхающая в облаках, Верочка.
Молодая жена ждала прихода мужа, как праздника. Его отсутствие – частое общение с друзьями и посещение родителей – предательством не считала. Не мужское это дело – стирать пеленки и бороться с газиками. Вот вырастет – тогда, конечно! Тогда – пожалуйста! Буду играть с ним в футбол, смотреть любимые фильмы, учить уму-разуму. Паша стал приходить к жене и сыну только на выходные, и мама часто отпускала их с коляской погулять. Молодой отец вез громоздкое сооружение на четырех колесах, изредка поглядывал на спящего Максюшу, а Верочка крепко держалась за руку мужа и чувствовала себя совершенно счастливой женщиной. Иногда они ходили гулять к тому самому озеру, где когда-то бегали школьники на уроках физкультуры. «Теперь там страдали другие дети», – думала Верочка. Вспоминая свою школьную жизнь, она ничуть не жалела, что все осталось в прошлом. Паша на выходные приносил с собой новые видеокассеты и смотрел их дни и ночи напролет. Теща была уверена, что так оно и было, готова была выставить наглого лентяя за дверь, но Верочка просила не обижать Пашу. Он скоро все осознает, придет и к нему отеческое чувство, уверяла маму Верочка и заодно саму себя.
Гостей они приглашать не могли: впятером в двушке места недоставало, даже для хозяев. Ночные объятия молодых были скорыми и тихими. Все наспех и украдкой, только бы не разбудить чутко спящего сына. Уже не так жарко и страстно, как было раньше. Это, конечно, огорчало молодого отца, а Верочка… что Верочка? Она так уставала, что проваливалась в сон мгновенно, едва коснувшись подушки. Скоро у Паши появились знакомые, о которых Вера и не знала. Он все чаще возвращался позднее обычного. Жена просила навещать их с сыном чаще – молодой отец ссылался на усталость. Какой смысл ехать из одного конца города в другой, если квартира родителей неподалеку от работы? Переночевать он может и там. Мама, Надежда Ивановна, пыталась открыть дочке глаза на очевидные вещи, но Вера сердилась на мать и во всем полагалась на мужа.
Паша во многом напоминал ей отца, при том, что внешне они были совершенно разными. Это безразличие к внешним атрибутам успешной жизни, это неприятие блеска и всего показного, равнодушие к одежде, умение обходиться малым и, наконец, эта знаменитая фраза: «Всех денег не заработаешь!». Однако папин набор необходимого разительно отличался от того, что имел в виду Паша. Папа мог прекрасно прожить без дорогой дубленки и новой мебели, но семья всегда имела некий необходимый, на его взгляд, минимум. Паша рассуждал иначе: он мог потратить все деньги на новый магнитофон или модные джинсы, не осознавая, что малышу просто необходима новая коляска. И вообще, ребенок оказался дорогим удовольствием, хлопотным и беспокойным. Это открытие сделал для себя молодой отец спустя первые полгода, хотя большую часть материальных затрат несли на себе Верочкины родители. Уставшая и не выспавшаяся Вера отличалась от того неземного существа, в которую влюбился Паша, да и упреки тещи становились все более невыносимыми. Оставив как-то молодого отца с годовалым сыном вдвоем, жена с тещей, вернувшись, обнаружили ужаснувшую их картину. Максюша голосил, захлебываясь от собственных слез, стоя в кроватке и держась за перекладины, а Паша сладко спал перед телевизором крепким и непробудным сном.
– Паш, ты его кормил? – спросила Верочка, побросав покупки на пол и бросившись переодевать мокрого сына.
– Нет. А он не просил… А разве было нужно?
– Конечно, я же тебе говорила. Все на кухонном столе.
С тех пор вдвоем их старались не оставлять, а для тещи зять превратился в абсолютно никчемное и безответственное существо.
Однажды, после двухнедельного отсутствия, как раз накануне дня рождения тестя, поздним вечером явился Паша. Назавтра ждали гостей: родных, друзей и сослуживцев. Всех пригласили с учетом нового расписания, по которому жила семья. К их приходу малыш должен был хорошо выспаться и, поиграв с гостями, пойти с молодой мамой гулять, не мешая тостам и взрослому застолью. Верочка с мамой чистила грецкие орехи весь вечер. Уже накололи и почистили огромную чашку – для будущего торта, любимого папой, и для сациви. Руки уже не слушались, пальцы почернели, оставалось совсем немного, когда раздался звонок в дверь. Паша явился навеселе с новым другом, о котором Верочка ничего не знала. Наскоро поцеловав мужа и проводив гостей на кухню, Верочка первым делом поставила чайник и положила на стол сладости. Из комнаты доносилось тихое хныканье: малыш, скорее всего, не проснулся, а просто отреагировал сквозь сон на резкий звонок. Мамочка побежала к сыну, оставив мужа с другом на несколько минут. Паша за ней не пошел, будто бы и не собирался повидать сына. А зачем? Спит и пусть спит дальше. Когда Верочка вернулась, она остолбенела. Огромная чашка с орехами опустела! За разговором молодые люди даже не заметили, как съели все, что предназначалось для завтрашнего праздничного обеда.
