– Так что ты насчет моей смерти говоришь? – спросил главарь. – Ты мне угрожаешь?

– Да что же я могу сделать тебе? – с удивлением проговорила девушка. – У тебя меч, а у меня ничего нет. Я стою перед тобой, и мои руки связаны.

– Я не боюсь твоих колдовских чар! Ты мне ничего не сделаешь! – зло воскликнул главарь и кивнул Махмуду: – Руки ей развяжи.

Махмуд замешкался:

– Может, не надо. Она ведь колдунья.

– Развязывай! – раздраженно бросил главарь. – Чтобы сделать зло, колдунье рук не надо.

Махмуд пожал плечами и осторожно, стараясь не касаться девушки, скинул путы.

Лолит потерла затекшие запястья.

– Так что ты насчет моей смерти нагадала? – спросил главарь.

Лолит пристально взглянула в его глаза.

– В твоих глазах поселилась смерть, – холодным голосом проговорила она.

Главарь побледнел, но справился со своими эмоциями. Он криво усмехнулся:

– Я тоже могу предсказывать судьбы людей. Но не потому, что мне их подсказывает дьявол, а потому, что я сам вершу судьбы людей. Я знаю твою судьбу. За обещание мне несчастья я тебя убью.

Лолит пожала плечами.

– Твоя смерть гораздо ближе, чем ты думаешь.

Она на мгновение задумалась и проговорила:

– Нет. Я ошибаюсь.

Главарь повеселел.

Но рано он радовался. Лолит проговорила:

– Я действительно ошиблась – ты уже мертв!

Цветан отшатнулся.

– Надо рассказать боярину, – сказал он Пикше и, низко пригибаясь, побежал в лес.

Забежав за деревья, Цветан уже бежал во весь рост. Увидев привязанных к деревьям коней, он подбежал к ним.

Здесь ждал Первинок с остальными воями.

Обычно дружинники путешествовали без доспехов – так было легче. Доспехи надевали перед боем. Но они были в доспехах.

Задыхаясь, Цветан коротко сообщил ему о происходящем.

Внешне он был холоден как айсберг, затаивший девять десятых своей громадины в черной ледяной воде, – и горе тому, кто окажется рядом, когда ледяная гора покажет себя всю, но в сердце точно занялся лесной пожар…

– Однако эта земля не наша… – задумчиво проговорил Первинок.

– Позвать назад Пикшу? – задал вопрос Цветан.

– Нет! Не по-божески оставлять людей в беде! – сказал Первинок. – Надо помочь им!

Он направился к деревне. Следом за ним поспешили вои. Подойдя к ограде, они на секунду остановились.

– Где посмотреть? – спросил Первинок Пикшу.

Тот показал ему щель. Бросив взгляд в щель, Первинок увидел, что главарь разбойников стоит с мечом в руке. Двое разбойников, заламывая руки девушке, наклонили ее. Ее волосы, смоляными ручьями упав на землю, обнажили белую тонкую шею.

Главарь примерился мечом.

– Пора! – сказал Первинок. – Что с воротами?

– Ворота заперты, – сказал Пикша.

– Тогда перелезем через забор и побьем их стрелами, – сказал Первинок.

Умение преодолевать преграды и взбираться на крепостные стены у дружинников было отточено до совершенства. Острог, ограждающий деревню, был невысок, поэтому вои преодолели его за несколько секунд.

Оказавшись на другой стороне, они тут же начали стрелять из луков и первыми же выстрелами перебили половину разбойников.

Остальных добили мечами и ножами.

Всё произошло в мгновение ока. И мало кто из разбойников успел даже понять, что произошло.

Главарь разбойников глядел на происходящее остекленевшими глазами.

Наконец он всё понял. Но вместо того, чтобы ввязаться в бой, он так быстро бросил кинжал, как будто только что внезапно обнаружил в своих руках ядовитую змею, и метнулся к лошадям у коновязи.

Первинок пустил ему в верхнюю часть ноги стрелу. Споткнувшись, главарь разбойников упал. Его коричневые собачьи глаза залились потоками слез, и он поднял вверх руки и тонко, по-женски, заголосил:

– Не убивайте меня!

Два воя подняли главаря за шиворот и подтащили к Первинку.

Первинок приказал:

– Освободите деревенских и отдайте им эту сволочь.

Главарь бросился обнимать ноги Первинка. Он по-собачьи скулил:

– Не отдавайте меня этим свиньям. Вы, как и я, настоящие воины. Черни не подобает судить меня. А я вам пригожусь.

Первинок ногой брезгливо отпихнул главаря:

– Как смеешь ты называть себя воином, ты – грязный убийца беззащитных людей? Ты, мразь, не имеешь права не только ходить по земле, но и дышать ее воздухом! Пусть судят тебя люди!

Два старика подошли к главарю разбойников и потащили его к костру на казнь, недавно готовившуюся, безжалостным убийцей для них самих.

Главарь не сопротивлялся – страх отнял у него силы и теперь он был похож на пустой мешок.

Первинок подумал, что этот разбойник хладнокровно убивал людей. Но он никогда не думал, что и его самого могут убить. Но теперь тиран, несколько минут назад считавший себя богом, вдруг вспомнил, что у него есть жена, дети – две девочки и мальчик. Он их любил. Но он и не подумал вспомнить хотя бы одного из убитых им детей и женщин, как не помнил зарезанных им на шашлык овец. Ему было больно. Ему было очень жалко себя. Только себя.

Покончив с разбойниками, Первинок не стал задерживаться в деревне. Деревенским было не до гостей – над деревней висел один густой стон.

Выяснив у стариков, как выехать на большой тракт, Первинок приказал выезжать.

Туман спрятался в лесных зарослях. Небо очистилось от туч. Поднявшееся над лесом солнце освещало почерневший лес холодным светом. Редкие красные и оранжевые пятна впавшей в зимний сон рябины наводили грусть.

В дальней дороге, чтобы не было скучно и чтобы легче переносились тяготы пути, путники разговаривают между собой, кто-либо веселит других шутками-прибаутками, кто-то потихоньку поет. Сейчас ехали молча. Лица воев были темны и задумчивы. Тишину разрывал лишь треск случайной ветки, скрип старого дерева или шуршание прошлогоднего сухого листа. Да вдруг бесстыдно взрывался барабанной дробью дятел. Но эти звуки лишь подчеркивали тишину.

Память с ненужной услужливостью извлекала из своих глубин страшные картины: рев разъяренной толпы, перекошенные в злобе звериные лица, огонь, кровь – всё, что происходило с ним почти четверть века назад.

Это было странно – Первинок тогда был несмышленым ребенком и не мог ничего запомнить. Люди не помнят того, что произошло с ними в младенчестве. Он даже имени своего не знал. Но страшные картины стояли в его глазах, словно случились вчера.

Убивать человека – противоестественно. Удовольствие от убийства себе подобного может получать только ненормальный человек – преступник, с разрушенными моральными устоями, не имеющий никаких принципов.

Но мир так устроен, что люди вынуждены убивать людей. Это обязанность воина, который должен защищать свой дом, своих жен, своих детей, свою страну. Это профессия.

Когда выехали из леса и взгляду открылось поле – оно было покрыто зеленым нежным пухом зимней травы, – на сердце стало легче.

Первинок остановил коня, оглянулся на оставшийся за спиной темный лесной туннель и озадаченно пробормотал:

– И зачем люди селятся в такой глуши?

– В лесу маленькой деревне безопаснее. Зверь человеческое жилье обходит, а лихим людям найти в большом лесу такую деревню почти невозможно. Да и взять с такой деревни почти нечего, – пояснил ехавший рядом вой и поинтересовался: – А что будем делать с девчонкой?

Первинок опешил:

– Какая еще девчонка?

В глазах воя мелькнула смешинка.

– Как – какая? Которая крадется за нами от самой деревни! – Он показал рукой на опушку леса. – Она прячется во-о-он там, в кустах!

Первинок рассердился:

– А чего раньше молчал? Надо было ее сразу прогнать!

Вой ослепительно улыбнулся:

– Да как-то случая не было. Я думал, а вдруг на что пригодится – дивчина ну очень-очень симпатичная!

Первинок поморщился – если с каждой девчонкой разбираться, то вовек не приедешь домой. В другое время он бы даже не обратил на нее внимания. Но нахлынувшие на него воспоминания о детстве размягчили его.