Полый стебелек одуванчика сочился и прилипал к моей руке. Останки тлеющей обиды застряли между зубов и под языком. Бессмысленный солнечный день. Денис обманул и исчез. Настоящий чертов фокус. Как у Дэвида Копперфильда с самолетом. Владелец убедил, что с него слили все топливо, но он все равно исчез…

Со злости я попытался бросить одуванчик о забор, на котором мысленно нарисовал подлое денискино лицо, но все семена с него тут же катапультировались. Пару сотен парашютистов отпрыгнули от меня, и ветер унес их вверх по дороге, туда, куда скрылся мой обидчик.

После этого случая я начал все подвергать сомнению и какой-то внутренней травле. В особенности – всякие фокусы с цветами и исчезновениями. В карты я верил по-прежнему и к любому гаданию, пусть даже пустяшному, относился серьезно.

Вернувшись в дом, я не мог успокоится, и взял одну из бульварных газет, выпрошенную мною у дедушки, когда он покупал себе программу телепередач. В ней говорилось, что йети приходят к нам из параллельного мира, и что в горах Тибета есть порталы, в которые они заходят и исчезают, оставляя за собой лишь следы. Гигантские следы перед гигантскими горами.

Но это ведь там, в Тибете, в Лучежевичах такого точно нет, думал я… ну, может, если только там, под водокачкой на реке, где раки живут… откуда-то им надо ведь браться?

С Денисом мы потом примирились, благодаря моей бабушке, но вместе уже не играли. Иногда я следил за ним с безопасного расстояния второго этажа. Он, кажется, не замечал меня… В эти мгновения моя внутренность наполнялась задором и ликованием.

Свет и тень приводили поселок в равновесие. Соседские курочки бережно поклевывали соседскую траву. С первого этажа потянулись запахи приближающегося обеда, ухи с лавровым листом и блинов… немного опоздавшего обеда, пришедшего не к двум и не к трем часам, а только к четырем, но ведь чем позже настает обед, тем он и вкусней. Тем более, когда бабушка начинала печь блины, то совсем не представляла, каким фокусом это может обернуться.

Замок. Ника. Высшая ночь.

Как-то теплой небрежной осенью приехали аттракционы. Они раскинулись недалеко от дома Ники, девочки, которую я полюбил. Она была основательно старше, лучшая в классе (по словам ее мамы), на голову выше моего прыжка. Стройная, лебединая и между тем живая, как стрекоза.

Наши мамы дружили. Тетя Алиса и моя мама сначала работали на заводе вместе, а потом, после того как сердце завода остановилось, ходили вместе в лес. Но не по ягоды. Не за боровиками. За тем, чего больше всего – шишками, еловыми ветками, корягами и древесными грибами. Из них они делали что-то вроде икебан, композиций в рамках, добавляя к ним золотую краску и сухоцветы. Тетя Алиса и мама превращали эти веточки и кусочки, отвалившиеся от лешего, не иначе, в нечто декоративное, золотое, будто царь Мидас ущипнул. Эти поделки они продавали в сувенирный магазин, расположенный недалеко от книжного. Не большие, но деньги. В один из семи вечеров муж тети Алисы уехал в Москву за товаром для своих ларьков, и они с мамой захотели поговорить наедине, обсудить что-то взрослое. Тетя Алиса выдала Нике небольшую сумму денег, мама выдала меня.

Ника небрежно взяла меня за руку, и мы пошли. Темнело все вокруг, кроме освещенной площадки. Огнями и криками. Кабины взлетали в воздух, машины срывались по рельсам вниз. Дети вокруг ели сахарную вату и лопали воздушные шарики. Все гремело, визжало, неслось, и ощущение очевидного праздника приходило само собой. У Ники были тонкие прохладные пальцы, нежность которых говорила только о нежности. Я робко, не слишком надавливая, поддерживал эту нежность между нами, которая началась с небрежности. Ника начала сразу по делу:

– Смотри, денег у нас немного. Ты можешь один прокатиться на всех аттракционах, или мы вместе можем попасть в воздушный замок. Как хочешь?

Ответ не заставил даму ждать. В замок! С Никой! Только так.

– Я хочу вместе с тобой. Без тебя не пойду, – и я крепче сжал ее кисть, чтобы дать понять не только словами.

Внутри все горело, будто где-то под сердцем запустили ракету, и ее огонь, способный вытолкнуть человека в космос, развернулся у меня внутри. Ее карий взгляд казался еще более прекрасным при свете всех этих мельтешащих огней, хитрые ямочки на уголках рта хотелось украсть.

Мы сняли обувь и вошли в замок. Конечно, все портило присутствие других детей, к которым я уже начинал ревновать, особенно к тем мальчикам, что постарше, но я старался не подавать виду и, несмотря на это, прыгать как можно выше, чтобы обратить на себя внимание Ники. Завоевать. Дотянуться до ее роста. Она смеялась, глядя как я упорно хочу перепрыгнуть пространство, а я смотрел на ее улыбку, впивался глазами в ямочки и подпрыгивал еще выше. Я хотел приблизиться к ней, обнять за талию и поцеловать, но так и не решился. В любом случае я был бы обречен на насмешку. Если бы Ника не отпрыгнула от меня в смущении, мой поцелуй мог походить лишь на поцелуй безнадежно влюбленного рыцаря, который взобрался на башню с принцессой, но поцеловал лишь стекло. Так целуют распятие и детей. Я ведь тогда и не знал, как это происходит, но почему-то верил, что с поцелуя все начинается, поэтому в этом вопросе нужно завидное мастерство, которое нужно тренировать хотя бы на помидорах, как учил меня Женя. Ника ни о чем не догадывалась, поэтому я мог смотреть на нее, не сдерживая чувств. Сквозь опустившуюся на нас темноту. На ее смех, губы, вздернутый носик, прямо на кончик, да-да, я видел…

Нам отвели всего 15 минут, и к Нике я даже не прикоснулся. На обратном пути она уже не брала меня за руку, и мы просто молча шли к своей арке по асфальту. Загорались звезды, крики затихали за нашими спинами. На нас были джинсовки, как на настоящей паре, и хотя бы благодаря этому Нике не стыдно было идти рядом. Мы, как коты, никуда не спешили. Ночь вокруг, казалось, только-только закончила школу, поступила в вуз и была совсем не страшной. Студенческая жизнь, говорят, золотое время в жизни каждого. Но можно ли было этому верить…

После прыжков на воздушном замке голова кружилась, как колесо обозрения. Земля выскакивала из-под ног. Это был вечер, когда счастье окатило меня. Школьные собрания, двойки по математике, игры на SEGA и зависть к тем, у кого есть эта приставка – все меркло по сравнению с этим вечером. Я не хотел портить вечер и молчал о парке аттракционов, развернувшимся у меня внутри. В нем все аттракционы развили невиданную скорость, но кричать было нельзя, никак. Огни вспыхивали, рябили, перебирали весь этот ночной ренессанс, но сам маленький парк оставался немым. Она же лучшая в классе, думаю, и самая красивая, понимала все и, наверно, уж могла прочитать мои мысли! И без слов.

– Ник, тебе нравится кто-то из мальчиков в классе?

– Нет, конечно! Они все дураки там!

Я был рад такому ответу. «Как хорошо, что Ника не видела моих оценок», – подумал я.

– А тебе кто-то нравится из девочек?

– Нееет, Ник, они все дуры!

Мы громко засмеялись. В арке послышалось наше детское эхо.

Так оборвалось мое первое в жизни свидание, о котором знал лишь я. Мое маленькое сердце было готово сколотить замок для двоих, но колотилось снова и снова напрасно, как аттракцион, на котором никого нет.

Дорога в Эдем. Время призраков. Правила эволюции.

Первая книга, которая меня поразила – энциклопедия динозавров. Доисторические ящеры и этот период жизни на нашей планете были тем сокровищем, которое позволяло восхищаться всей эволюцией. Сама мысль о том, что где-то в моих генах живет тираннозавр, приводила в расписной восторг. Р-р-р-р-рраа!

Хищники и травоядные. Вечное лето. Два материка Гондвана и Лавразия. Юрский период. Эдем. Ничего лишнего.

Уже зима, точно зима, но дороги еще приличные, снега горсть. Прямо перед выходными я узнаю от мамы, что мой рай наступил. Мы (и я, я, я!) с мамой, тетей Алисой и Никой едем в столицу на выставку динозавров в натуральную величину. Мама всегда очень уставала после работы, но в нужный момент у нее все же находились силы.