– Бери этот, – не выдерживаю я и кидаю ей темно-вишневый с нежными светло-желтыми вставками, – Он и по цвету хорош, и влезет в него все, что тебе надо.

– Вы думаете?

– Уверен, – с этими словами волоку ее к кассе, пока сомнения снова не успели настигнуть Таис. Вынимаю карточку, пробиваю рюкзак, веду ее домой.

– Вы всегда за меня платите… – задумчиво начинает она на улице.

– Я заплатил за время ожидания, – перебиваю ее, – Мне не хотелось там долго находиться. Я быстро устаю от магазинов.

– Но ведь рюкзак дорого стоил.

– Всего три часа кропотливой работы над чужим сайтом.

– Время – это неплатежная единица!

– Вполне платежная. Перед тобой яркий пример того, как три моих часа магическим образом способны превратиться в кусок ткани с ярким принтом.

Таис задумчиво смотрит на рюкзак и, наконец, протягивает его мне:

– Я не могу принять ваше время.

– Брось, ты слишком мала, чтобы платить своим. Или думаешь, что расплачиваться всюду временем своей матери будет честней?

Рюкзак устается у нее в руках, но дальше до дома мы идем, погрузившись в молчание. Желание обнять растроенную Таис равно ста процентам.

Глава 10

«Я думал – опять ничего,

Но что-то же происходило,

Оно трепеталось и жило,

И я постигал его».

Я перечитал строчки. Временами моя внутренняя жизнь удивляла меня безмерно тем, что выбрасывала наружу. Таис сказала про черный круг, ныне висящий на стене, – что я вывел в порыве отчаянья знак Дзена. Наверное, это стихотворение тоже принадлежало к какой-нибудь культурной традиции, о которой я по недоразумению ничего не знал.

С китаянкой я чувствовал себя кем-то средним между бывшим парнем и отцом. Она не видела в этом ничего предосудительного. Но я сам не заметил, как дошел до того, что мысли о ней постепенно начали занимать весь мой досуг. Когда я был рядом, я фиксировал каждое движение и каждый взгляд. Когда я был далеко, стоило мне закрыть глаза, как передо мной всплывал ее вид. Я повторял про себя каждую примеченную мной деталь и иногда вел мысленно с ней монолог. Для проверки, насколько точно работает мое воображение, я иногда задавал ей вопрос, который мы как бы в моей голове обсудили, и меня и радовало, и пугало одновременно, если ее ответ совпадал с сочиненным мной.

«Заканчивай. Так нельзя», – говорил я, глядя утром в зеркало, и давал себе в следующую же минуту слово, что хватит с меня внутренних диалогов. И, тем не менее, стоило ей уйти, как я не выдерживал.

Качество моей верстки веб-сайтов ухудшилось.

Я постоянно думаю, – пожаловался я ей однажды ночью, в очередной раз разбудив в час.

Думать – полезно, – заметила Таис.

Как ты борешься с навязчивыми мыслями? – спросил я ее.

Мне было боязно услышать совет – рисовать. Но Таис задумчиво запрокинула голову и внимательно начала разглядывать лампочку:

Иногда я их осуществляю.

А если это что-то невозможное?

Например?

Например, я хочу вырастить дерево, которое бы плодоносило картинами или завести в мастерской слона.

О невозможном нет смысла думать, – хмыкнула Таис рассудительно, – Оно ведь на то и невозможное.

А если оно не до конца невозможно? А как бы и возможно, но зависит не от меня?

Глава 11

Когда-то я обводил этот день в календаре красным кружком и ставил рядом восклицательный знак. 31 августа. Потому что на самом деле вовсе не 1 сентября, а именно 31 августа все всегда на самом деле начиналось. Очень ценю день предвкушения. Я называл это «Один день до начала ежегодной кадастрофы». Самое пошлое, что приходит мне в голову, – найти гитару и разучивать на ней именно сегодня, именно сейчас, песню Цоя «Восьмиклассница», но это было бы слишком подло и, наверное, даже несмешно.

– Вы смотрите на это все слишком критично.

– Извини. О моей собственной школе, у меня не очень много положительных воспоминаний. А те, что есть, в основном крутятся вокруг прогулов уроков.

– У меня о моей… первой школе тоже. Но завтра все будет по-другому! Вот увидите!

– Увижу? Я не собираюсь никуда идти. Кстати, сейчас все еще полагается покупать букет классной руководительнице? Или этот обычай уже отошел в небытие, где ему самое место?

Таис ойкает и срывается с места в ближайший цветочный магазин. Я пью до дна за то, что когда-нибудь школы вытеснит что-то другое, представляя детей, которые в семь лет сразу идут в институт. Потом пью за апокалипсис, потом за то, чтобы когда-нибудь картина Таис, посвященная биполярному растройству, висела в Лондонской национальной галлерее.

Запах хризантем настигает меня, когда я ползу к телефону, чтобы позвонить на любой рандомный номер. Коньяк оказался слишком крепким. Взгляд останавливается на календаре. С того момента как закончилась школа я перестал обводить 31 красным кругом, но число не перестало быть значимым. Обычно именно 30-31 я впадаю в запой.

– Вы спите?

Я поднимаюсь. Голова похожа на ком, забитый ватой. Вернее нет, ощущения такие, будто голова осталась лежать на диване, а я встал, держа на плечах вместо нее подушку.

– Вы пили?

– Что ты, солнце. Вовсе нет. Просто отрубился на радостях от того, что завтра у тебя такой особенный день.

Глава 12

Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы Таис увидела мой запой, поэтому, загодя почувствовав все признаки приближения его, я стал обзванивать всех. Позвонил даже Емелину, но хитрый нахлебник вежливо отказался от гостей, объясняя, что к нему уже приехала погостить любимая троюродная тетя и заняла единственный диван. Макаров собирался уезжать в Бельгию, и его квартира должна была пустовать, но по закону подлости за несколько минут до моего звонка горестный голос секретарши сообщил ему, что выставка переносится на несколько месяцев из-за вынужденно возникших проблем.

Оставались университетские друзья, различные знакомые по впискам и ночным посиделкам в барах. Перебирая список контактов, я обнаружил множество женских имен, но ни одной позвонить так и не решился. А между тем почти физически чувствовал, как глаза стелет пелена, и мозг проваливается в черную страшную бездну, выхода из которой нет, пока не сделаешь несколько глотков джина. Причем никакой слабый алкоголь не подойдет. Я с раздумьем присматривался к собственной комнате, думая, смогу ли я запереться в ней так, чтобы не потревожить Таис. Но в итоге печально пришел к выводу, что минимум ванная за все это время мне очень и очень понадобится.

Наконец, так и не найдя нужного жилья и кляня себя, я подошел к ней. Она выполняла свой первый проект, размазывая глину по картону. Проект мне не нравился.

Делаю волны, – вздохнула она, – Не люблю творить в незнакомой технике.

Похоже больше на заросли травы, – согласился я и, осторожно дотронувшись до глины, провел пальцами длинную полосу. Таис ойкнула:

Да, примерно так я видела берег.

У тебя слишком судорожные движения, – пояснил я, – Даже шторм на море можно делать спокойно.

Она задумчиво на меня посмотрела:

Этому учит каллиграфия. Я всегда рисовала расслаблено, но здесь у меня дедлайн, боюсь не успеть и получается плохо.

Относительно «не успеть», – кивнул я, – Завтра я ухожу на неделю.

Куда? – удивилась Таис, – У меня только началась учеба. Мама сказала, что вы художник, и поможете мне справиться со всеми заданиями так, чтобы я стала лучшей в группе.

Мне оставалось только присвистнуть, ее мама была слишком высокого обо мне мнения.

Я ухожу эммм… в запой, – неловко пояснил я.

Таис охнула и хлопнула испуганно глазами:

Вы же пообещали!

Я развел руками:

Ничего не могу с собой поделать. Это выше меня. Иначе я буду страдать.

Таис фыркнула, отвернулась и с утроенным усилием принялась превращать глину в траву.