– Хочешь попробовать вникнуть в экспериментальное искусство? Как же китайские миниатюры?

Тем не менее, начинаю искать для нее бумагу. Вдвоем этот опыт должен получиться другим. Но, пожалуй, так даже интересней.

– Я это вижу в виде множества масок валяющихся на полу, – объясняю я Таис, – Одни грустные, другие веселые, третьи спокойны и так далее. Человек без лица наклоняется к ним и никак не может выбрать, какая из них лучше подходит для того, чтобы прирасти и стать его частью.

Пока я все это описываю, она молча равняет лист бумаги на ровные клеточки, делая бумагу похожей на клетчатый тетрадный лист. Я все жду, когда на фоне этих ровных клеток появятся люди или какие бы то ни было другие существа. Но на фоне прямой клетки появляется косая линейка, выписанная уже другим цветом, а дальше всего две цифры. Одна красным – 5, вписанная в ровный квадрат, вторая тоже красным – 2, кривая, вдоль косой линии.

– Что это?

– Я представила учительницу, больную биполяркой. Она одновременно хочет поставить ученику сразу две полностью противоположные оценки.

– Я даже знаю таких, – киваю я ей, – По физике мне ставили 5 за решения и 2 за грязь в тетради. Я сопровождал решения карикатурами.

Таис вздыхает. Она явно думала о другом. Беру из ее рук рисунок.

– На самом деле мне нравится, – объясняю я ей. Откладываю в сторону.

– Не делайте этого! Прекратите!

Оставив ее лист в стороне, я рву на тысячи кусков свои зарисовки, на которых миллионы масок скалятся в одинаково зловещем оскале.

Глава 8

Вышел из трамвая в незнакомой части города. Сел с ноутбуком в кафе и сделал всю работу там. Заказал лимонад. Уже уходя, понял, что просидел все это время в чебуречной. Встретил девушку возле метро, безумно похожую на Тасю. Долго разглядывал лицо, решил, что все-таки не она. Сидел у фонтана и рассуждал, что все эти возможные чувства к девочке я сочиняю себе сам, скорее всего от скуки и не способности занять свое свободное время так, чтобы и голова тоже была бы чем-нибудь занята. Смотрел на свое собственное отражение. Коричневый голубь чистил крылышки где-то около моей подмышки. Тряхнул рукой и отправил птицу в полет. Подумал, что становлюсь излишне сентиментальным.

Настоящую Тасю я встретил собственно в роще. Она сидела на пеньке и выводила тушью по бумаге деревья, что не могло не выглядеть экстравагантно. Я сел рядом на траву. Она мгновенно внесла поправку и начертила фигуру человека рядом с березой.

Я рад, что ты умеешь быстро рисовать, – сообщил я Тасе. Она не ответила, изображая, что всецело погружена в процесс.

Я решил переводить не Конфуция, но Гессе, – сообщил я ей, – Потому что немецкий я хоть как-то помню со школы. А китайского не знаю вообще.

Таисия молчала, и это меня смутило.

Ты злишься на меня за что-то? – попытался уточнить я.

У вас был пепел в пепельнице, и на вашем шарфе свежие пятна вина, – поджала она тонкие губы.

Послушай, – мне ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть, – Я обещал, что брошу, но не обещал, что брошу сразу.

Она казалась в тот день подавленной и ссутулилась так, что выглядела маленькой.

Мне сказали, что я гарантированно поступаю. Но ни специальности «каллиграфия», ни специальности «востоковедение» у них нет. В принципе нет! Меня берут на искусствоведа.

С этими словами Таис снова отвернулась. Я не знал, что ей сказать и как утешить.

А если пойти в обычную школу? А уже оттуда на востоковеда?

Мне важно отучиться именно в этой. Это не просто школа, но целая субкультура, особый подход, учителя. Такого нет нигде больше.

Тогда в чем дело? Искусствовед – не так уж и плохо, смело заверяю тебя, как дизайнер веб-сайтов с двумя высшими, мучающий акрил и акварель на досуге.

Вы не понимаете, – она закрыла лицо руками, и мне ничего не оставалось кроме как обнадеживающе хлопнуть ее по плечу, – Я же забуду китайский и разучусь писать иероглифы. Буду днями и ночами работать над проектами. Зато это возможность учиться вместе с… видели бы вы тех людей, которые сидели со мной на собеседовании. Они особенные. Немного похожи на вас, даже лучше.

Слышать это было уже неприятно. Я, конечно, не отличался особенной горделивостью и высоким мнением о себе самом, но с ее стороны полагать, что школьники хипстеры разбираются в искусстве лучше спивающегося художника-любителя, способного, в отличие от малолетних ваятелей, продать свои работы по стоимости от ста баксов и выше было как минимум опрометчиво.

Послушай, – я чувствовал, как всякий такт оставляет меня, и голос звучит чеканно железно, – Я знаю не очень много художников. Например, Макарова. Есть еще у меня знакомая девушка-дизайнер…

Перед глазами тут же встало лицо той прекрасноволосой, с которой вместе мы обмывали студию, и мне пришлось потрясти головой, чтобы мираж исчез, и я смог продолжить.

В facebook на тему всяких художеств я болтаю с очень многими, в скайпе тоже недавно созванивались. Хотя так, чтобы лично, я давно ни с кем не пересекался. Я к чему. Если ты хочешь познакомиться с реальными экземплярами, так сказать с настоящими мастерами, а не со школотой, я могу без всяких проблем тебе это устроить.

Можно как-нибудь, – безрадостно ответила она.

И я понял, что осталось что-то еще, о чем она не сказала.

Я звонила маме, – сообщила Таис, – Она сказала, чтобы я и не вздумала сомневаться и шла бы на искусствоведа.

Мне ничего не оставалось кроме как всплеснуть руками.

Она сказала, что лучше поступить сюда, чем прозябать в нашем городке, а так у меня точно будет хорошее будущее.

Значит, созерцание меня, ее так и не убедило в том, что высшее образование не всегда гарантирует тебе выход в дивный новый мир.

Но ведь ты хочешь стать востоковедом… – только и оставалось, что вздыхать мне, – А впрочем, может быть мама и права. Только, погоди, не хочешь ли ты тем самым сказать, что еще год собираешься жить у меня?

Два года, – робко уточнила Таис.

Мне оставалось только сплюнуть.

Не жди от меня монашеского поведения. Черти что. Я тебе не отец и даже не дальний родственник. Ты даже не можешь стать моей девушкой, потому что не проходишь возрастной ценз… и при этом ты выливаешь мой алкоголь, выкидываешь сигареты и сжигаешь сковородки.

Вся самоуверенность Таис была перечеркнута. Самообладание отказало ей, и она разрыдалась у меня на плече. Наверное, моим яростным монологом не должен был закончиться ее вечер после всех и без того жутких потрясений.

Слушай. Я не лучший сосед, – попытался объяснить я ей, – Я лежу под поездом, облитый краской, примерно раз в месяц, иногда чаще, раз в три недели ухожу в страшный запой. Твои родители определенно с дуба рухнули, когда отправили тебя ко мне.

Я сама захотела в город, – развела руки Таис, – Даже если бы не вы, я бы все равно здесь училась. Только три часа бы ездила на электричке в нужную школу.

В упрямстве ей было не занимать. И я вдруг понял, что это редкий момент, когда существо противоположного пола вызывает у меня сильное и неподдельное восхищение.

Глава 9

В советских фильмах есть один забавный момент – школьники обязательно дерутся за право понести рюкзак девушки. Я думаю об этом, когда Таис бродит вдоль рядов магазина, раз за разом повторяя: «это все не то».

– Рюкзак своей мечты ты все равно здесь не найдешь. Бери то, что есть, – советую ей я.

Я уже купил все мне необходимое, и даже успел перелить это во фляжку, а Таис по-прежнему стоит перед одним прилавком и повторяет: «красный, синий или желтый? А может бардовый?»

– Смотри, чтобы он был удобным и практичным. Легкими, удобным в обращении.

Я безумно давно не был в магазинах с кем-то и совсем забыл о том, что это такое гулять вдоль прилавков с девушкой. Если бы я вовремя вспомнил, то прямо сейчас находился бы уже в мастерской или на шпалах. Она открывает абсолютно все рюкзаки. Расстегивает и застегивает молнии.