Она нетерпеливо дернула Федора за рукав ветровки, но он лишь рассеянно повернулся к ней, не говоря ни слова, потому что, как часто бывало с ним в детстве, не знал, что ответить. Только сейчас ситуация изменилась: раньше учительница спокойно и доходчиво развенчивала все его фантазийные измышления, а сейчас ждала такого же поступка от него и в тайне, как он в детстве, надеялась на поддержку. А, может быть, именно поэтому рассказала все ему, зная его деликатность по отношению к женщинам и старикам?

– Федор, – учительница строго повысила голос, – говори как есть. По глазам вижу, боишься расстроить меня. –

– Алла Андреевна, – он виновато посмотрел на нее, – я не знаю, что сказать. Нет, – поторопился объяснить, – не потому, что считаю вас, ну, что вы…, – замялся, не находя нужных слов, – короче, – продолжил решительно, – у всех есть право на собственное осмысление любой ситуации. Это не только ваше мнение, но и мое. И ничего странного в ваших мыслях я не вижу, то есть вижу, но по другому случаю, а не то, что вы подумали. –

– Федор, – учительница ласково посмотрела ему в глаза, – и когда ты научишься коротко и ясно выражать свои мысли? –

– А это тяжело, Алла Андреевна. Нестандартные мысли требуют долгого пояснения. – Он хитро улыбнулся ей. – Вы ведь тоже не одну минуту мне объясняли свои, а на плод своих фантазий и вовсе туманно так намекнули. Я понимаю. Фантазии на то и фантазии, что в привычный цифровой ряд не помещаются, и на свалку их выбросить тоже нет возможности. Тогда что ж? Рассказать, обязательно рассказать надо надежному человеку. Вы как нас учили? Высказывайте свои мысли вслух, не бойтесь сомневаться и задавать вопросы: кто молчит и бездействует – тот из крестика в нолик превращается с огромной пустотой внутри? – Федор довольно хихикнул своим воспоминаниям, но, спохватившись, продолжил с серьезным видом: – А у меня ситуация еще сложней. Вот ваши подозрения меня с одной стороны смутили, с другой, запутали, а с третьей, как мне кажется, нужное направление дали моим мыслям, а рассказать я пока ничего не могу. Мне надо подумать и сопоставить кое-что из вашего рассказа с моими, как вы говорите, домыслами. Но для этого, – Федор решительно встал, – надо с Сашей поговорить. Пойду я, уже темнеть начинает. – Он направился в коридор, но у входной двери остановился и нежно пожал руку учительнице. – А вы меня удивили, Алла Андреевна, приятно удивили. Я думал, что вы не только живете, но и думаете только по правилам. –

– Ах, Федя, – старушка радостно вздохнула, – я за всю эту долгую жизнь так устала себя в узких рамках содержать, что решила хоть на старости лет если не пожить, то хотя бы подумать свободно. –

– А я, вот, приветствую это ваше решение, но мне пора, поздно уже. –

– До встречи, Федя. Ты забегай, как выпадет свободная минутка. –

– Обязательно. Я же пообещал о своих мыслях рассказать, значит, расскажу, когда все состыкую правильно. –

Выйдя на крыльцо подъезда, Федор остановился, глубоко вдохнул свежий воздух прохладного вечера и неуверенно улыбнулся.

– Надо же! Никогда бы не поверил, если б кто другой сказал. – Соскочил весело со ступенек и скорым шагом проскочил сумрачную арку. На выходе чуть не столкнулся с каким-то стариком, неожиданно вынырнувшим из-за угла дома, но вовремя спохватился, отскочил в сторону и удивленно посмотрел ему вслед. Старик тоже обернулся и чуть заметным движением головы кивнул Федору.

– Прошу прощения, молодой человек. Задумался по-стариковски. –

Федор хотел ответить, но не успел. Со стороны проспекта налетел сильный ветер, под его порывом качнулись ветви деревьев, растущих вдоль проезжей части, и яркий луч уличного фонаря, освободившись от заслона густой листвы, осветил всю фигуру старика. Федор от неожиданности застыл, а старик вежливо улыбнулся ему, приподняв уголки рта, и скрылся под сводом арки.

– «Странно, – подумал Федор, – я его уже где-то встречал. А может это и есть тот старик, о котором все рассказывают?» – Ему вдруг захотелось догнать старика, он даже сделал пару шагов ему вдогонку, но тут же остановился.

– И что я ему скажу? – Недовольно буркнул себе под нос. – Я вас откуда-то знаю, а может быть вы такой-то да эдакий? И это на ночь глядя. Перепугаю только пожилого человека своими приставаниями. Если это он, то мы все равно встретимся, всему свое время. А если не он, то баба с возу – кобыле легче. Тем более все старики для меня на одно лицо. – И, благополучно решив внезапную проблему, направился пешком к своему дому.

Придя домой, хотел, лежа в постели, обдумать новую информацию и сопоставить со своими странными галлюцинациями, но усталость сморила его. Перед глазами в медленном круговороте проплывали эпизоды прошедшего дня без соблюдения временной закономерности, вырисовывались в его сознании в замысловатые картинки с резными очертаниями и никак не хотели складываться в одну общую мозаику, частями которой, Федор чувствовал это, они являлись. Он незаметно уснул, а под утро ему приснился сон, в котором он мчался за гонимой сильными порывами ветра огромной бумажной снежинкой с недостающим звеном для его мозаики, но резкий звон соседского будильника бесцеремонно разбудил его на самом интересном моменте сна. Он испуганно подскочил на своем диване, ничего не понимая, попытался припомнить рисунок на скомканном клочке бумаги, мелькнувший перед ним в последний миг сна, но у него не получилось. Вместо этого в памяти всплыло растерянное лицо школьной учительницы и под яркой вспышкой света преобразилось в знакомые черты старика, встреченного им вчерашним вечером.

– Все-таки его лицо мне определенно знакомо. – Нахмурился Федор.

Из кухни донеслось жужжание ходиков.

– Семь. – Женским голосом возвестила их обитательница.

– Ладно. Как-нибудь потом. – Отмахнулся Федор от неразрешимой задачи и засобирался на работу.

В институте он никак не мог собраться с мыслями, отвечал на вопросы коллег невпопад или удивленно смотрел в глаза вопрошающих, не понимая, что от него хотят. В памяти постоянно возникал образ уже порядком надоевшего ему старика, а вместе с ним приходило воспоминание о Саше, после чего он начинал напряженно прислушиваться к телефонным звонкам и нервничать, когда к аппарату звали не его.

Ближе к обеду Федор оставил напрасные свои попытки отвлечься от надоедливых мыслей рабочими вопросами и, подойдя к окну за своим столом, уставился на фасад противоположного зданию института дома. На одном из балконов деловито возилась женщина, встряхивая и развешивая по веревкам постиранное белье. Ее фигурка издалека казалось миниатюрной, темные распущенные волосы развивались на ветру, порывы которого так и норовили вырвать из ее тонких рук мокрые вещи. Она одной рукой убирала прилипавшие к лицу пряди волос, быстро снимала с вязанки на шее очередную прищепку, прижимала ею свободный край кофточки или платья, наклонялась за очередной вещью, и все повторялось сначала.

Федор иронично усмехнулся:

– Интересно, она догадается заколоть волосы или так и будет махать руками как встревоженная курица? –

Он оперся руками о подоконник, с любопытством наблюдая за неловкими движениями женщины, и весело хихикнул, когда сменивший свое направление ветер взметнул вверх подол ее халата. Она испугано завертелась на одном месте, не зная, какой рукой что держать, а ветер выхватил с веревки незакрепленную вещицу и игриво закружил в своем танце, плавно опуская вниз к верхушкам пышных кустов ирги у дома.

– Н-да, доигралась. – Удовлетворенно хмыкнул Федор, следя за парящей в воздухе мокрой тряпицей. Под воздействием этого зрелища в памяти всплыл неразгаданный эпизод сна, и он громко вскрикнул:

– Ну конечно! –

Быстро зажал рукой рот, обернулся к коллегам и, извиняясь за свой невольный возглас, махнул ею в сторону окна.

– Там тетка какая-то так смешно со своим бельем возится. –

– А, эта. – Раздался из-за соседнего кульмана женский голос. – У нее вечно что-нибудь с балкона падает. –

Федор удивленно приподнял брови на это замечание и вернулся к своему столу.