– Давайте начистоту. – Я закрыл окно и вернулся к кровати. – От Стайнера я могу вас избавить. Это нетрудно. Только непонятно, что это вам даст.

Он снова попытался схватить меня за руку, но теперь я успел отдернуть ее.

– Вы пришли сюда взвинченный, размахивали деньгами, – сказал я. – А уходите успокоенный. И мои слова тут ни при чем. Вы все заранее знали. Я не Дороти Дикс[10] и не круглый дурак. Но я избавлю вас от Стайнера, если вы действительно этого хотите.

Он неуклюже поднялся, махнул шляпой и уставился на мои ноги:

– Избавьте меня от Стайнера – как вы сами выразились. Все равно он ей не пара.

– Возможно, вам тоже придется несладко.

– Ничего. Я готов.

Дравек застегнул плащ, нахлобучил шляпу на большую лохматую голову и вышел. Дверь за собой он закрыл очень осторожно, словно покидал больничную палату.

Я подумал, что Дравек явно не в своем уме. Тем не менее он мне понравился.

Спрятав деньги в надежное место, я смешал себе виски с содовой и уселся в большое кресло, все еще хранившее тепло его тела.

Потягивая коктейль, я размышлял, догадывается ли Дравек о тайном бизнесе Стайнера.

Стайнер владел коллекцией редких и не очень редких книг непристойного содержания, которые он давал читать проверенным людям за десять долларов в день.

Дождь лил весь следующий день. Ближе к вечеру я сидел в своем «крайслере», припаркованном на противоположной стороне бульвара наискосок от узкого фасада магазина, над которым светилась зеленая неоновая вывеска: «Г. Х. Стайнер».

Капли дождя барабанили по тротуару, так что брызги летели почти до колен, вода переполняла водостоки. Громадные полицейские в дождевиках, блестевших, словно стволы винтовок, веселились от души, перенося через опасные места хорошеньких девушек в сетчатых чулках и изящных резиновых ботиках и не упуская случая потискать красоток.

Дождь стучал по капоту «крайслера», терзал туго натянутый брезент крыши, затекал в щели в местах крепления складного верха, собирался в лужу на коврике у ног.

Со мной была большая фляжка виски. Я часто прикладывался к ней, чтобы развеять скуку ожидания.

Стайнер делал деньги даже в такую погоду. А может, особенно в такую погоду. Перед магазином останавливались красивые автомобили, из которых выходили красиво одетые люди, скрывались за дверьми магазина, а затем появлялись со свертком под мышкой. Разумеется, они могли покупать редкие книги или роскошные издания.

В половине шестого из магазина выскочил прыщавый паренек в кожаной ветровке и быстрой походкой направился в переулок. Вернулся он за рулем аккуратного кремово-серого купе. Из магазина вышел Стайнер и сел в машину. Он был в темно-зеленом кожаном плаще, но без шляпы, во рту сигарета в янтарном мундштуке. С такого расстояния я не мог разглядеть стеклянный глаз, однако не сомневался, что это Стайнер. Пока он шел по тротуару, паренек в штормовке держал над ним зонт, затем сложил зонт и сунул в машину.

Стайнер поехал по бульвару на запад. Я последовал за ним. Он миновал деловые кварталы и у Пеппер-кэньона повернул на север. Я спокойно держался в квартале позади него, нисколько не сомневаясь, что он направляется домой.

С Пеппер-драйв Стайнер свернул на извилистую ленту мокрого бетона, которая называлась Лаверн-террас, и доехал почти до самого верха. Это была узкая дорога с высокой насыпью с одной стороны и редкими убогими домиками на крутом склоне холма – с другой. Их крыши едва поднимались над уровнем дороги. Перед домами росли кусты. То тут, то там попадались мокрые деревья.

Логово Стайнера пряталось за прямоугольником живой изгороди, поднимавшейся выше окон дома. Вход представлял собой что-то вроде лабиринта, и дверь дома была не видна с дороги. Стайнер поставил свое кремово-серое купе в маленький гараж, запер ворота и прошел через зеленый лабиринт, держа над собой зонт. В доме зажегся свет.

Я проехал мимо, развернулся на вершине холма, спустился вниз и остановил машину на противоположной стороне улицы у соседнего дома, выше по склону. Дом производил впечатление запертого или нежилого, но объявления о продаже видно не было. Глотнув виски из фляжки, я стал ждать.

В четверть седьмого склон холма прорезал свет фар. К тому времени уже совсем стемнело. Перед живой изгородью у дома Стайнера остановилась машина. Из нее вышла высокая стройная девушка в непромокаемом плаще. Свет, просачивавшийся от дома поверх изгороди, позволял сделать вывод, что она брюнетка и, вероятно, хорошенькая. Сквозь дождь до меня донеслись голоса, потом звук захлопнувшейся двери. Я вышел из «крайслера», немного спустился по склону холма и направил на машину луч карманного фонарика. Это был темно-красный или коричневый «паккард» с откидным верхом. Судя по прикрепленным к лобовому стеклу документам, автомобиль принадлежал Кармен Дравек, Люцерн-авеню, 3596. Я вернулся в свою машину. Прошел час. Время тянулось медленно. По дороге на склоне холма не проехало ни одной машины, ни вверх, ни вниз. Похоже, очень тихий район. Затем в доме Стайнера сверкнула яркая вспышка, похожая на летнюю зарницу. Когда вокруг дома снова сгустилась тьма, послышался тонкий пронзительный крик, слабым эхом отразившийся от мокрых деревьев. Не успело эхо затихнуть, как я уже выскочил из «крайслера» и бросился к дому.

В крике не чувствовалось страха. Только шок с примесью наслаждения, пьяные нотки и оттенок чистого безумия.

Я нырнул в проход в изгороди, повернул за угол, скрывавший парадную дверь, и поднял руку, чтобы постучать. Все это время из дома Стайнера не доносилось ни звука.

Но в последнюю секунду – словно кто-то специально ждал – за дверью прогремели три выстрела, один за другим, почти без паузы. Затем протяжный стон, глухой удар и быстрые шаги, затихшие в глубине дома.

Я потерял время, пытаясь выбить дверь плечом, – разогнаться было негде. Меня отбрасывало назад, словно от удара копытом армейского мула.

Дверь выходила на узкую, похожую на мостик тропинку, которая вела к дороге с крутыми откосами. Ни веранды, ни прохода к окнам. На задний двор можно было попасть только через дом или по длинной деревянной лестнице, спускавшейся в переулок ниже по склону холма. Оттуда до меня донесся топот ног.

Это прибавило мне сил, и я снова налег на дверь. Замок сломался. Перепрыгнув через две ступеньки, я оказался в большой полутемной комнате, заваленной всяким хламом. Рассматривать ее подробно времени у меня не было – я бросился в глубину дома.

В доме явственно ощущалось присутствие смерти.

Когда я выскочил на заднее крыльцо, из переулка внизу послышался звук работающего двигателя. Машина быстро удалилась, не включая фар. Я вернулся в гостиную – ничего другого мне не оставалось.

В комнате, занимавшей всю переднюю часть дома, был низкий потолок с открытыми балками и коричневые стены. Повсюду гобелены, низкие полки забиты книгами. На толстый розовый ковер падал свет от двух торшеров со светло-зелеными абажурами. В центре ковра располагались большой низкий письменный стол и черное кресло с желтой атласной обивкой. На столе разбросаны книги.

На импровизированном помосте у торцевой стены стояло кресло из тикового дерева с подлокотниками и высокой спинкой. В кресле, на красной шали с бахромой, сидела темноволосая девушка.

Она сидела очень прямо, положив ладони на подлокотники и плотно сжав колени. Все тело напряжено, подбородок вздернут. Глаза широко раскрыты – безумные, почти без зрачков.

Казалось, девушка не понимала, что происходит, хотя она явно была в сознании и держалась так, словно занята чем-то серьезным и важным для нее.

Изо рта девушки вырывался тихий смех, но выражение лица у нее при этом не менялось, а губы не шевелились. Похоже, меня она не замечала.

На девушке ничего не было, если не считать пары длинных нефритовых сережек.