– Наверное тебе стоило войти в медитацию прежде, чем я начала, – хрипло произнесла Цири над самым ухом ведьмака, не отрываясь от своего занятия.

Геральт сделал глубокий вдох. Сильный запах крови, пота и тлена смешался с менее очевидным, сладковатым чайным ароматом, исходившем от неё самой. Смешался, а потом и вовсе затмил собой другие запахи. Свежесть зелёного чайного листа, казалось, полностью заполнила лёгкие, обволокла его, проникла в поры и попала в кровь, отравив её.

– Нет, – на выдохе ответил ведьмак, – Иногда стоит испытывать боль.

– Считаешь, в твоей жизни мало боли?

– Считаю, в ней мало моментов, когда я могу ей наслаждаться.

Словно в проверку его словам Цири, смочив тряпку, приложила её к самой вмятине, открытому мясу. Он скрипнул зубами, на челюсти заходили желваки, и на одном дыхании выдавил:

– Всегда замечал в тебе садистские наклонности.

– Компенсирую твоё рыцарское благородство. Наслаждаешься болью, говоришь? – по дразнящей интонации Геральт понял, что она улыбается.

Он повернулся в её сторону, тем самым сократив расстояние между их лицами до катастрофически непозволительного. Цири застыла. Его узкие зрачки немного расширились, медленно блуждая по её лицу. Он мог рассмотреть каждое, едва уловимое движение мышц у её рта, мог сосчитать линии морщин, проходящие поперёк её губ. Подняв взгляд, ведьмак с трудом смог узнать тот сочный зелёный цвет, который был присущ её глазам. Сейчас их жгло пламя. Прежде, чем он смог понять, был ли этот огонь отражением от печи, или он шёл из самого нутра Цири, прежде, чем он поддался этой роковой близости, прежде, чем позволил им обоим сгореть, Геральт отвернулся обратно к камину. Тихо выдавил:

– Насколько это вообще возможно.

Цири шумно сглотнула и только спустя несколько долгих мгновений продолжила обрабатывать рану.

После того, как вмятина была очищена, смочена Белой Чайкой, жжение от которой заставило Геральта долго ругаться себе под нос, девушка, по инструкции ведьмака, насыпала в тонкий марлевый мешочек лечебных трав, смочила его в воде и приложила к увечью. Она перевязала его по диагонали, сделала виток вокруг шеи со стороны здорового плеча и опустилась к подмышечной впадине травмированного.

– Возрадуйся, ты будешь жить, – торжественно продекламировала Цири, подсаживаясь к нему в одну линию и протягивая рубашку.

– А вот она, похоже, нет… – Геральт просунул ладонь в огромную, красную по краям, дыру в его одежде, выразительно посмотрев на девушку.

Та ещё более выразительно закатила глаза:

– Надевай, завтра возьму у Элланы нитки.

– Это не обязательно. Мы можем попросить помощи у самой Элланы.

– Эй, раньше ты не жаловался на то, как я шью!

Геральт резко завалился назад и вытянулся всем телом, сгрёб здоровой рукой сено под голову, образуя нечто подушки, накрыл эту кучу скомканной рубашкой и на неё же улёгся.

– Я не жалуюсь, я тебя жалею, – усмехнулся он, глядя на её профиль в мягком оранжевом ореоле. – Куртку тоже залатаешь?

В голосе явно звучала издёвка.

– Ещё чего? Сапоги починить? – парировала Цири, – Даже если бы у меня были нужные навыки - много чести! – с последним словом она легко ткнула его в бок, поддразнивая.

Ведьмак сделал вид, что пытается увернуться, а когда получил удар - не слишком убедительно выразил на лице боль, отчего девушка тихонько засмеялась.

– Осторожней, Ваше Величество, ведь я ранен!

– Ты даже спасибо не сказал, – Она опустилась рядом с ним, легла на спину точно в такую же позу.

Теперь они оба смотрели в потолок.

– Вообще-то, думаю, я бы справился.

– Ты не смог бы дотянуться.

– Значит, оставил бы как есть.

– И заживала бы твоя болячка тысячу лет.

– Попросил бы Эллану…

– Спасибо, Геральт, – не выдержав, протянула она с улыбкой и наверняка, представил ведьмак, закатила глаза, – я уже поняла, что ты совершенно во мне не нуждаешься.

– Нуждаюсь, Цири, – после недолгой паузы произнёс он. Голос его был пугающе серьёзным и тихим. – Спасибо.

========== 3. ==========

Эта ночь была едва ли не самой долгой за последние месяцы в жизни Цириллы. Она проснулась не от привычных прикосновений ведьмака к её плечу или руке, а по собственному желанию и, судя по ярким лучам, пробивающим в окна, задолго после восхода солнца. Первое, что её удивило, только она открыла глаза – непривычная тишина. Они ведь заснули в трактире, там же, где и завалились после перевязки, а не в поле, где и то было бы больше звуков, чем здесь.

Цири повернула голову и убедившись, что Геральта нет рядом, встала и огляделась, пытаясь поправить волосы, вытащить из них соломинки. Никого. Слишком много пустого места для неё одной. От этого стало не по себе.

Выйдя на улицу, она обошла трактир и приблизилась к конюшне, откуда слышались возгласы:

– Сдох, ублюдок, сдох-таки! – сиплый, будто пропитый радостный голос принадлежал тощему мужичку в белой, широкой рубахе и таких же штанах, стянутых поясом на талии. Невнимательным взглядом можно было подумать, что он в платье. Солас, - хозяин трактира, - с которым она успела вчера перекинуться лишь парой фраз, прежде чем они пошли ловить “ублюдка”, продолжал причитать, – Ну слава яйцам, Геральт! Скольких он сожрать успел, пока наши один за другим уходили, искали и не возвращались, а следом за ними другие, и тоже, как сквозь землю.

Не успела она остановиться за их спиной в паре шагов, ведьмак обернулся, будто учуяв её. Они стояли напротив Плотвы, трактирщик с разных сторон разглядывал лапу Беса и не решался прикоснуться.

– Ну до чего здоровая то, а, мой парнишка весь и того меньше…

– Надо сказать, это не только моя заслуга, – Геральт сдержанно улыбнулся девушке.

Солас резко обернулся и приветливо ощерился, обнажая выпирающие зубы, не все из которых были на месте:

– А, госпожа Цирилла, проснулись-таки! Выспались, надо знать? Мы старались! Геральт особенно, сильно старался, ага. Режим, говорит, расслабится, значит, а Ланка моя вчера ещё все уши промыла, мучает, говорит, ведьмак её, бледная какая, кожа на кости натянута! А ты, Геральт, оказуется не только её до восхода тормошишь, а ещё и за собой к чудищам таскаешь? Тьфу на тебя, сам ладно уж, ну девку то…

– Ладно вам, дядь! – с весёлым смешком перебила его Цири, когда казалось, что ничто не сможет его остановить, – Какая я вам госпожа, во-первых, а во-вторых, за ведьмаком я таскаюсь исключительно по собственной воле. А от чудищ меня за уши не оттянуть, сами спросите!

С этими словами Солас окончательно перестал метаться и остановил свой взгляд на Геральте, но тот лишь пожал плечами, мол, что поделать, сам не может управиться. Такая уж она.

Не дождавшись объяснений, трактирщик махнул рукой и прошёл мимо Цири из конюшни, уводя их за собой:

– Ладно, подёмте, Ланка хоть накормит вас, забила поди уж животинку какую. А вечером с полей придут все, да соберу для вас плату, – и в нос, со вздохом, пробубнил, – Не оттянуть, говорит. Мужа ей надо, и ко всякой пакости интерес пропадёт.

Геральт усмехнулся, глянул на девушку но та, похоже, не расслышала его бормотания.

– Выспалась?

– Ага, обязательно поблагодарю Эллану за это.

Солнце ослепило Цири, когда она повернула голову к ведьмаку и от её прищура казалось, будто она улыбается. Не отдавая себе отчёта, он протянул руку и вытянул из её волос особенно длинную, выбивающуюся соломинку и совершенно непринуждённо засунул её в рот. Цири слегка дрогнула в тот момент, когда та коснулась её головы и понадеялась, что Геральт не заметил этого в купе с покосившимся на него взглядом. А если заметил, то не подумал, что ей неприятно. Нелепое желание выхватить соломинку и так же зажать её губами возникло у неё в голове и она быстро отвернулась, уставившись в седой затылок трактирщика.

Эллана, молодая и красивая жена Соласа, действительно была на ногах уже давно и возилась на кухне не только с птицей, но и с творогом, хлебом и сыром одновременно. Готовить впрок для неё была основная задача за день – вечером придёт оголодавший, уставший после тяжёлых работ народ, потребует хлеба, а потом так же поспешно уйдёт по домам, ибо завтра всё повторится вновь. Останутся пара-тройка завсегдатаев, любителей навернуть за ворот, да и те вырубятся раньше, чем начнут приносить неприятности.