У ног Геральта валялась почти вся его одежда, сам он стоял в исподнем, спиной к ней, нисколько, казалось, не смущаясь. Будто и она не должна. Будто это нормально и правильно, будто то, что она видела его в таком виде и раньше ничем не отличалось от того, что она видит его таким сейчас. После того, как целовала его. Обнимала эти самые плечи. Не повседневно и мимолётно, а по-настоящему, как женщина обнимает своего мужчину, как вжимается в него естественным порывом. Не то чтобы Геральт и раньше слишком обращал внимание на это, но он точно сдерживал себя, точно проводил границу. Сейчас же он намеренно её стирал.

Так ей казалось. Так оно, скорее всего, и было.

Цири с обидой закусила губу. А после раздражённо и мстительно подумала, что, если уж так, если он так хочет показать, что для него подобные вещи ничего не значат и не стоят, то и она не будет скромничать. В конце концов, ей тоже будет удобнее смазывать свои раны без блузки.

Она решила не смотреть на него. Игнорировать. Кадушка со стуком опустилась на пол где-то по середине между ними, вода вновь расплескалась, сумка упала рядом, а Цири встала к нему спиной. Стянула через голову блузку и решительно села на свой матрас, оставшись в штанах и тонком белье. Цири не могла видеть его реакции или взгляда, может быть, он так ни разу к ней и не повернулся, но она чувствовала, как он стоит в нерешительности какие-то считанные секунды, а после садится, подобно ей, спиной к её спине, достаточно близко, чтобы слегка задеть её. Она боится пошевелиться, потому что кажется, наклонись она чуть сильнее назад – непременно столкнётся с ним. Но Цири берёт с ободка ведра тряпку, смачивает в воде, отжимает, начинает промокать свои ядовитые ожоги на животе и руках, а столкновения не происходит. Всё же, он не так близко, как ей показалось.

Геральт зашевелился тоже. Потянулся к сумке, порылся в ней, что-то достал и отставил в сторону. Цири хотела отложить тряпку обратно на ведро, но Геральт перехватил её, забрал себе, а девушке передал небольшой флакон с мазью. Она не сразу взяла его, засмотревшись на кровавые пузыри на его руке и, хотя Цири видела только её – кисть и предплечье, уже могла понять, насколько сильными были его травмы. Её собственные не шли ни в какое сравнение и ей стало стыдно и неловко за это – он снова покалечился сильнее всех, защищая её, а она осталась практически невредима.

– Тебе нужна помощь? – спросила Цири, открывая флакончик.

– Не сейчас, – глухо ответил он, – А тебе?

– Нет.

Так они сидели, молча, тщательно смазывающие целительным составом свои прожжённые руки и ноги, пальцы, лодыжки и животы; периодически менялись предметами – Геральт просил у неё тряпку, Цири у него – мазь, и наоборот, и так по кругу. И эти просьбы, сухие и короткие, звучали напряжённей натянутой тетивы; были, по сути, ничем, но звучали слишком многим, паузы становились всё красноречивей, и каждое последующее слово давалось всё с большим трудом, поскольку не те слова просились наружу.

Цири молчала, можно сказать, принципиально. Она думала, что достаточно открылась ему прошедшим вечером и теперь ждала его шага. Не уверенная, что он вообще будет. Скованная и растерянная этой неуверенностью…

– Ты хорошо держалась сегодня. Сильно, уверенно. Убедительно. Словом…я поражён.

Цири вздрогнула от его голоса, но выслушала внимательно и долго молчала, решаясь, что на это сказать.

– Так уж это было удивительно? – с лёгким укором, но всё же мягко спросила она.

– Немного, – Цири услышала в его тоне улыбку, – Я в тебе не сомневался, но, учитывая, что всё пошло не по плану, что никто точно не знал, что делать – я сильно беспокоился. Но ты справилась. Как ведьмачка.

Цири зарумянилась от его похвалы и была рада, что он этого не видит. У неё тоже было одно замечание, которое ей хотелось высказать:

– Ты не вмешался. Я заметила это тогда. Ты хотел кинуться мне на помощь, но остановился. Спасибо за это, я ценю, и могу представить, как тяжело это было…

Она хотела добавить что-то ещё, поблагодарить его сильнее, но Геральт перебил её:

– По правде, это не вполне моя инициатива. Гаэтан остановил меня.

С последней фразой жестокое разочарование укололо Цири прямо в нутро, тупо и неправильно. Она затаила дыхание, слушая продолжение.

– Он высказал мысль, остановившую меня. Верную, судя по твоей реакции. Такое ощущение, будто он хорошо тебя понимает, и это мне не очень нравится, – закончив, он легко усмехнулся.

Значит, он лжет. Вопреки его словам – она не убедила его, не заставила понять, не заставила увидеть. Но ведь она дралась сегодня для него. Защищала себя для него и нападала для него. Каждый её удар, попавший в цель, каждый уворот, сберёгший ей жизнь был ради того, чтобы доказать ему, лично ему, что она самостоятельна и не нуждается в няньке. Не чёртовому Гаэтану, ибо в гробу она видала его понимание!

Цири так и молчала бы, всклокоченная этими мыслями, слишком ими разочарованная, чтобы ответить ему так же непринуждённо, каким выходил их разговор, чувствуя бессилие и опустошение. Но она услышала позади себя тяжёлый вздох и, вслед за ним, почувствовала тяжесть спины Геральта на своей собственной. Он как будто облокотился о неё и ей пришлось напрячься, отклониться назад, чтобы выровнять их осанки, и чтобы никому не пришлось держать равновесие.

Спина ведьмака была горячей. Очень, почти обжигающей и, вероятно, именно от этого температура самой Цири поднялась тоже. От чего в момент прикосновения её сердце забилось, как в припадке – она не стала думать. Огорчившие её мысли ушли на второй план и на их место пришли другие, более… насущные.

Цири видела его ладонь, упёртую в пол ровно между ними, сбоку. Она видела измазанные кремом покрасневшие костяшки, пальцы, упирающиеся подушечками в шершавую доску. Она потянула к ним руку и тут же заметила, как эта ладонь слегка сжалась, как перекатились напрягшиеся мышцы по его предплечью. Не достав считанных сантиметров Цири остановилась, и даже затаила дыхание, но ещё прежде, чем дотронулась до него, почувствовала слабое покалывание в том месте, которым собиралась коснуться, а когда сделала это, когда накрыла его ладонь своей – Сила, или что-то более мощное, и вовсе прошла сквозь него, обволокла их руки, соединяя их, наполняя воздух. Ей показалось, что она делится с ним собой, сливается и отдаёт ему себя, но не истощается, напротив, чувствует себя ещё более наполненной, чем прежде.

– Геральт, – имя прозвучало тихо и трепетно, а дальше – почти со страхом, – Скажи, что тоже это чувствуешь.

– Чувствую, – отозвался он, – Хотя и не должен.

– Я не знаю, что это, я не могу контролировать это, – быстро, в волнении проговорила Цири, – Это похоже на магию, но это не она, а что-то другое, как будто из меня… во мне…

– Я понимаю. Это… это я чувствую тоже.

«Тоже»

Цири застыла, прокрутила эти слова у себя в голове с разных сторон, понимая их смысл, но не веря в него окончательно. Она знала, чувствовала, что есть подвох, какая-то недосказанность, и ждала её.

Геральт говорил не торопясь, даже тяжело, но интонации были чрезвычайно мягкими и ласковыми. Голос немного хрипел, от чего он часто сглатывал, расставляя паузы:

– Я почему-то вспомнил случай. Я уже говорил, что, когда Гаэтан перерезал деревню, он пощадил только маленькую девочку. Она мне и рассказала, что там произошло. Но ещё прежде, до этого, когда я только её увидел – меня как громом поразило. Тут же захотелось плюнуть на всё, развернуться и уйти, продолжить твои поиски и не тратить больше времени. Потому что, представь себе картину: малявка, лет десяти, стояла под деревом, одна, тряслась, как лист на ветру, с ужасом в глазах, того гляди упадёт в обморок, ну точно, как…

– Я, – вставила Цири почти не слыша даже самой себя.

– Как ты. Когда я нашёл тебя в Брокилоне, когда мы впервые встретились. Точно, как ты. С одной стороны, из-за этого сходства у меня и возникло желание уйти, но с другой стороны - оно так сильно меня впечатлило, что из-за него я всё-таки остался и помог ей. Пошёл с ней к тётке в соседнюю деревню, всю дорогу на плечах нёс, прямо как тебя когда-то.