Геральт смотрел, как сколопендры приближаются к ней. Смотрел, как она всё ближе пятится к огню и почти вступает в него пяткой. Смотрел, как Гаэтан, освободившись, кричит ему про “помощь” и про “не отвлекайся”, а сам бежит к ней. Смотрел, как Цири провоцирует их на атаку глупым, бездумным шагом в их сторону и каким-то воинским кличем, как они попадаются на эту нелепейшую уловку, со всей мощью бросаются на неё и у ведьмака сжимается сердце на одно краткое мгновение. За это мгновение он успевает усомниться в том, что правильно разгадал её план, успевает состариться ещё на сто лет и побелеть лицом, как будто было куда. Но здесь же он видит зелёное свечение и её исчезновение в лёгкой дымке за секунду до того, как многоножки сбили бы её с ног. Но этого не произошло. Они прошли насквозь и попали в самое пекло, а Цири материализовалась прямиком по другую сторону от горящей туши Беса. Она перекрыла им возможность проскользить вслед за ней своим мечом. Когда чудища, обезумевшие, рванули назад, их встретил Гаэтан. Он воспользовался Ирденом, видимо, из последних сил, поскольку тот подействовал слабо и эффект от него прошёл практически сразу, а когда одна из сколопендр метнулась в сторону, до которой не успели бы допрыгнуть ни Гаэтан, ни Цири - появился Геральт. Так они стояли треугольником вокруг горящего шара, просто не позволяя двум остаткам сколопендры выбраться, спастись от огня.

Первым упал Геральт. Он хотел сесть, но ноги подвели его, поэтому он глухо шлёпнулся пятой точкой о землю и завалился на спину, даже не обращая внимания на резкую боль в плече, потому что, казалось, у него болело всё.

Цири смогла подойти к нему, но потом тоже приземлилась на колени рядом.

– Ты не ранена? – ведьмак повернул голову, рассматривая.

Она делала то же самое.

– Твои ноги и рука все в язвах из-за этой… – вместо ответа сказала она, – Нужно скорее обработать. И плечо наверняка…

– Ты не ранена? – перебил он, может, слишком резко. Остро посмотрел на неё.

Цири опустила взгляд:

– Нет. Почти нет. Не ранена.

– И со мной всё в порядке, не надо так переживать! – раздался громкий, насмешливый голос Гаэтана. Гораздо более бодрый, чем их с Цири вместе взятый, – И не стоит благодарности, право, уберите ваши деньги и хватит скандировать моё имя.

Кот опустился рядом с ними по другую сторону от Геральта. Ведьмак встретился с ним глазами, посмотрел долго и почти уважительно.

– Спасибо, – только сказал Геральт и тут же, твёрдо и требовательно, – Рассказывай.

Гаэтан, уж слишком довольный, лёг параллельно ведьмаку, подложил руки под голову, уставился в небо, чёрное, но подсвеченное золотым из-за огня возле них, который, правда, в разы уменьшился в объёмах.

– Рыба, – только и выдохнул Гаэтан благоговейно.

– Ну, и? – Цири недовольно цоконула языком.

– Ну и всё. Услышал, как друзья ваши дражайшие обмолвились о страшной вони и понял, что не на того зверя вы напали, на которого готовились. Дай, думаю, мимо пройду. Так оно и вышло.

– А ты-то как этого зверя узнал?

Гаэтан громко зевнул, лениво потянулся и, вроде как, нехотя, через силу, начал говорить, но что-то возбуждённое в голосе всё равно выдавало в нём нетерпение и желание поделиться:

– Не слышали, значит, эту байку? Я вот слышал, сперва только слухом, но потом нашёлся человек подтвердивший, в честности которого я не мог сомневаться. Был у меня товарищ, друг, если хотите, с которым мы сначала путешествовали после выпуска из Цеха, а потом разошлись. А встретились снова уже в ночь перед тем рассветом, в который тот помер. От подобной же твари. Долго же он умирал…или долго держался, как посмотреть. И мучительно. Места на теле без таких вот нарывов, как у тебя на ногах – не найти было, всё в них, всё в укусах, руки – не руки, а кровавое месиво, да и ноги не лучше. Под утро только и кряхтел, жалел, что там, мол, на месте не сдох, что сбежать сумел. Потом, правда, обратное говорил: хорошо, наоборот, что выбрался, поскольку может это всё передать мне. Теперь знаю и не попадусь, и это, мол, жизнь мне может спасти. В общем, я не биолог и не какой-нибудь там учёный и знаю чуть больше, чем вы сегодня видели. Но одного умника потом расспрашивал про этот случай, тот им не особо заинтересовался, не поверил, мол, я сказки рассказываю и не может быть такого. И всё-таки бросил мне мысль, теорию, якобы у этой сколопендры строение тела какое-то особенное, поделённое на многочисленные сегменты, у каждой из которых собственный и независимый нервный узел. Вроде как черви подобным образом устроены. Но они, конечно, не так эффектны, как наш случай, и фокусов у них в разы меньше. Ну, а всё остальное уже рассказал мой друг. Как у него получилось умертвить одну с помощью огня, и как невыносимо от них несло. Именно что «невыносимо», потому как вы и сами знаете, Цири, пожалуй, только в теории, что при опасности сколопендры испускают душок, но едва-едва заметный. А этот слышен за версту и, я думаю, именно потому, что вонь даёт каждый её сегмент, а не только головной мозг. Словом, принимайте её за эволюционировавшую сколопендру, перенявшую самое лучшее от своих меньших сородичей. Хм… Не знаю. Они с червями вообще одного класса?

Темнота начала давить. Бес почти догорел, а вонь стала и впрямь невыносимой, или же Геральт только сейчас обратил на неё внимание.

– Познавательная история, – сказал он, с трудом поднимаясь, позволив Цири поддержать себя, – Познавательная вылазка. Показательная.

Ведьмак обращался к Цири. Та упёрлась глазами в землю и, когда хотела отпустить его, Геральт перехватил её ладонь и вытянул руку, рассматривая покрасневшие волдыри. Одежда, как и у него, была прожжена. Не помогла даже плотная кожа перчаток.

Цири одёрнула руку и завела за спину, пробурчав:

– Нормально. Бывало и хуже.

– Заживать будет долго.

– Переживу.

Она всё ещё не смотрела на него, прятала взгляд, и это причиняло Геральту куда большее неудобство, чем все его раны.

Гаэтан громко, неестественно прокашлялся и встал вслед за ними.

– Что же, – бодро начал он, – Может мы, наконец, свалим отсюда, пойдём зализывать раны? Да и дышать тут становится всё тяжелее.

Ведьмак коротко кивнул, последний раз посмотрел на разбросанные, обгорелые куски чудовища и, немного выждав, сказал ему:

– Удачно мы с тобой встретились. Очень удачно.

***

К тому времени, как они добрались до корчмы, Цири не чувствовала в себе никаких сил. Все они ушли на то, чтобы вовремя переставлять ноги, да держать тело в вертикальном положении. Мышцы ломило так, будто она тренировалась несколько дней подряд без отдыха, без малейшей передышки. Переходя через порог, она с досадой думала, что действительно давно не участвовала в подобной выматывающей стычке, что такая нагрузка была для неё нова и тяжело переносима. Выходит, Геральт был прав, говоря, что к некоторым вещам она была не готова, ведь это относилось даже к её физической форме. Она не хотела думать об этом, зацикливаться, но, пытаясь думать о чём-то другом, это «что-то другое» оказывалось в тысячу раз тяжелее и гораздо более гнетущим, чем мысль о своей физической несостоятельности. «Что-то другое» напоминало ей об угрюмом ведьмаке, что ступал рядом с ней, манило украдкой разглядывать его ранения и беспокоиться о них.

Корчма была пуста. От вечернего гуляния не осталось и следа, разве что один из столов в правой зале был до сих пор не убран, будто ещё минуту назад его кто-то занимал. Свечи были потушены, печь не горела, хозяева не показывались. После того, как Гаэтан спешно ретировался, Цири и вовсе показалось, что они остались совершенно одни во всём доме.

Она поднялась на отведённый им чердак первой, Геральт – сразу за ней. Быстро окинув взглядом помещение, Цири прикинула, что может им пригодиться и, сперва прихватила кадушку с чистой водой, а потом потянулась за торбой со всей их медициной. Послышался шорох одежды. Она повернула голову туда, где стоял ведьмак и резко отвернулась, чуть расплескав воду. Краска хлынула на её лицо от смущения и, внезапно, от злости.