– О каком, – гомон голосов смолк, – Запахе вы говорили только что.

Голос зазвенел в тишине и ещё мгновение вопрос висел в воздухе.

– В общем, – заговорил Берти, громко сглотнув, – О том, который от чудища идёт, гадкий такой, противный…

– Я, господин ведьмак, – перебил его Шоффэ, выступил вперёд. Тени снова качнулись, – Когда на него наткнулся, когда его увидел, тогда, жрущего уже, сразу его почувствовал. Будто рыба испорченная, паскудный запашок…

– И несло им, – добавил Берт, – Даже когда парень уже к нам выбежал.

Наступившая тишина давила почти физически. Может быть из-за неё торговцы втянули свои головы в плечи, осунулись, опустили глаза, ожидая, что случится дальше.

Но дальше Гаэтан скрестил руки, задумчиво уставился куда-то в бок, никуда конкретно и, пробурчав что-то про то, что они никоем образом не могли учуять, натянул свой ремень с мечами и вышел из корчмы.

***

Отрубленный конец сколопендры начал источать зеленоватую жижу и шипеть, будто окисляться. Геральт схватил Цири за руку и притянул к себе прежде, чем конечность дёрнулась, разбрызгивая яд, едва не задев её. Чутьё, а потом зрение предупредило его о быстро мчащейся в их сторону части сколопендры, которую разрубил он сам и одновременно с этим, в яме рядом с ними, в которую скользнула третья часть чудища, начала осыпаться земля и вибрировать почва. Ведьмак собрал всю концентрацию, на которую был способен, притянул девушку ещё ближе и выставил вперёд руку, вычерчивая пальцами знак.

Их, с головы до ног, окружило оранжевое свечение - барьер, созданный Геральтом.

И тут же разбился, ярко вспыхнув, и погас.

Многоножек, которые столкнулись с барьером, откинуло на приличное расстояние, как раз для того, чтобы ведьмак успел сказать:

– Я беру двоих, твоя та, что выпрыгнула из ямы. Будь осторожна. Руби… коли, лучше коли.

И чтобы Цири ему ответила:

– Я справлюсь. И ты, – она проникновенно посмотрела ему в глаза, – Будь осторожен.

Ему было страшно смотреть ей в спину, как она отдаляется от него, как начинает носиться вокруг яростно отбивающейся многоножки, как пытается подступиться к ней, использует финты, обороты, перемещения. Ему страшно смотреть и видеть, что ей тяжело. Что она не знает, что делать. Что она устала, и с каждой секундой становится всё слабее.

Ему страшно, что он не может ей помочь, потому что сам начинает защищаться от активных выпадов сразу двух сколопендр, начинает вертеться вокруг них похлеще Цири, сам попадается в ловушку, позволяя обвиться твари вокруг его ноги и сам чуть не отправляется на тот свет, когда вторая сколопендра бьётся о его раненое плечо, к которому уже вернулась некая чувствительность. Но это, как раз, совсем его не пугает. Разве только мысль, что, расправившись с ним, они кинутся на Цири и уже тогда, вопреки её словам, она не справится.

И это подстегнуло его.

Это помогло ему вложить в дальнейший приём всю силу и ярость. Действуя почти бессознательно, на одном адреналине, он уворачивается от повторного удара прыткой сколопендры, но падает, поскольку вторая всё ещё держит и сдавливает его лодыжку. Ему ничего не остаётся, кроме как рубануть по скользящему кольцу вокруг его ноги, надеясь не задеть саму ногу. У него получается. Но многоножка снова раздваивается, прыщет кислотой, задевая его сапог, штанину, прожигая в них дырки, добираясь до кожи. Теперь их три.

Ведьмак перекатывается в сторону и почти упирается в тело другой сколопендры. Снова золотой щит. Снова та отлетает от него, но уже не с такой мощью. Он успевает только вскочить на ноги, а располовиненные до этого куски, менее длинные, но гораздо более быстрые, хаотично, и будто в конвульсиях, юлят вокруг него, неконтролируемо разбрызгивая яд. Очевидно, не в состоянии навредить ему чем-то ещё, они атакуют его по ногам, пытаются сбить его молниеносными, упругими толчками, от которых Геральт едва может увернуться, отпрыгнуть.

Поймав момент, он складывает пальцы в знак Ирден и сколопендры, будто оказавшись в вязком киселе, становятся медленными и неповоротливыми, тяжело перебирают ножками, что позволяет ведьмаку отпрыгнуть дальше от них, но не слишком далеко…

Потому что он слышит пронзительный, короткий визг. Оборачивается и видит, как Цири лежит на земле, как её лицо искажает гримаса боли, а сколопендра, с которой она боролась, расслабляет тельце от только что совершившегося пружинистого удара. Цири не успела отбежать.

– Ёбаный в рот, – сквозь зубы шипит ведьмак и хочет броситься в её сторону, но с удивлением оборачивается на звук, на хруст позади себя, почти у самого уха.

Он видит, как в считанных сантиметрах от своего лица часть от части сколопендры отлетает в сторону, разрубленная мечом, после этого – не видит ничего, поскольку укрывается рукой от летящих в его сторону брызг кислоты, а потом – Гаэтана, который палит огнём в оставшийся кусок многоножки.

Тот медленно воспламеняется.

Не успев, даже не подумав удивиться появлению второго ведьмака, он делает рывок в сторону девушки, но ему мешают три вещи: два жирных, назойливых червяка, чуть было не сбившие его с ног, и крик Гаэтана:

– Стой! Ты нужен здесь! – он всё ещё держит Игни на сколопендре.

– Она ранена, – рычит ведьмак, раз за разом промахиваясь в ударах по слишком, через-чур быстрым, тварям, – Ей нужна помощь!

– Взгляни на неё, она справляется. А я нет, мать твою, Геральт!

Ведьмак бросил в её сторону взгляд, увидел, и позволил себе короткий выдох, потому как Цири уже стояла на ногах и сражалась. Но сражалась теперь с двумя многоножками. Она держалась уверенно, но Геральту было плевать, он должен быть с ней, плечом к плечу, помочь ей, уберечь и спасти.

Он перепрыгивает сколопендр и накладывает знак, парализующий их, но на деле – только замедляющий и, едва дёрнувшись в её сторону, слышит разъярённые слова, заставившие его медлить:

– Она не простит тебе! Если ты вмешаешься, если не дашь ей шанс. Посмотри, она показывает тебе! Посмотри и пойми – она отвечает за себя, стоит за себя и дерётся за себя. Она сможет!

Геральт сжал кулаки, сжал меч, сжал зубы. Громко выругался и со звериным рёвом метнулся обратно, налетел на двух, ещё загипнотизированных сколопендр и воткнул в них меч, в каждую по порядку, со всей ненавистью и усталостью.

Твари и не думали подыхать.

– Я не просто так тут пиротехническое шоу устроил, Геральт, включи мозг. Игни. Пока не перестанут сопротивляться.

Геральт успел пустить огонь на одну из них, но вторая уже угрожала ему помешать. Он прервал поток и отскоком увернулся от нападения. В неё же метнул огненную полосу, от которой она увернулась. Но увернуться от Игни кота ей уже не удалось. Оставив свою жертву в огне, позади себя, кот принялся за следующую, а Геральт за её вторую половину.

Держа концентрацию, он заметил, как вытянутая в знаке рука Гаэтана слабо подрагивает, как его огненная струя истончается, а его силы истощаются. Верно, ведь ведьмаки – не чародеи. Им не подвластны стихии так же мастерски, как магикам, сила не поддаётся им так же легко, а потоки используются ведьмаками вдвойне не так эффективно, как даже самыми молодыми чародеями. Впрочем, сам Геральт тоже был на грани. А ещё есть Цири, которая уже давно не практиковалась в управлении стихиями и не могла спалить тварей собственными руками.

– Цири! – ведьмак будто потратил все силы на этот крик, закашлялся, набрал воздуха и снова крикнул, – Их нужно поджечь!

Цири не подала никакого знака, что услышала его, какое-то короткое время она вообще не подавала виду, что он существует, настолько была увлечена дракой. Но потом Геральт увидел, как та финтами привлекала их, заманивала ближе к полыхающему Бесу, уже не пыталась атаковать – только уклонялась и отпрыгивала. Она остановилась спиной к кострищу. Две сколопендры хищно ползли в её сторону, не способные понять, по какой причине она замедлилась, но интуитивно чувствовавшие загнанную в угол добычу. Они поднялись на дыбы одновременно: совершенно жуткие, непонятно каким образом до сих пор шевелящиеся, обе - без какого-либо подобия на морду или голову, только обрубленные части, шипящие, бурлящие, сочащиеся кислотой и кровью вперемешку.