Заметил, как с кончика её меча капает кровь.

Как на ней самой нет ни единой видимой травмы.

Вдруг он подумал, что даже с его ведьмачьим зрением он приложил усилия, чтобы заметить эти детали. И сейчас ночь. Темно. Как Цири может сражаться в темноте? Он понимает, что она, как раз, не может, и опирается только на очертания и звуки.

Сколопендра начала частично сворачиваться в клубок вокруг туши Беса. Геральт заметил ускользающий кончик её хвоста и рванул за ним, одновременно концентрируясь на знаке, который использовал сразу же, как только Бес оказался на приемлемом расстоянии от него. Пламя вспыхнуло, а ведьмаку едва хватило сосредоточенности, чтобы выдержать напор и поджечь тушу. Поляна осветилась огнём и Цири, воодушевлённая, кинулась на чудовище в выпаде, но не успела: та приникла к земле и, раздражённая огнём, вокруг которого оказалась, мгновенно разгруппировалась и понеслась куда-то в сторону, практически сбивая девушку с ног. Цири не успела бросить бомбу, но Геральт успел наложить знак, который подействовал только на хвост многоножки: он перестал извиваться и лёг мёртвым грузом, что, само собой, не помешало многоножке просто тянуть его за собой.

Чертовщина какая-то. Если Ирден сработал, если попал в цель, он должен был парализовать всю нервную систему.

Цири поймала равновесие и, взяв рукоять меча обеими руками, занесла над головой и воткнула в мчащую мимо неё сколопендру. Та заверещала, заёрзала, но не сбавила скорости, продолжая самостоятельно разрезаться вдоль собственного туловища. Панцирь проткнулся с хрустом, и продолжал со скрежетом рваться до тех пор, пока монстр не вильнул в сторону и просто не слетел с недвижимого, вбитого в землю, меча. Кусок плоти отвис, но не оторвался от тела.

Сколопендра исчезла в норе. Никто из сражавшихся не поспел за ней, не смотря на её рану, не смотря на её невероятную длину. И быстрее, чем оба они успели вздохнуть, она вынырнула из соседней дыры в мощном прыжке прямо на них. Цири - используя свою способность, Геральт - перекатом увернулись от него по разные стороны, а сколопендра мягко приземлилась на землю и проскользила к ведьмаку.

Геральт был готов.

– Я отвлеку! Руби!

Он скакал как оголтелый вокруг сколопендры и её огромных жвал, так и норовящих цапнуть его при удобном случае. Уворачивался, целился в наиболее открытые места, но она юлила не хуже. Раз ей почти удалось сомкнуть челюсти на его ноге, а ему - ударить по этим челюстям, но оба остались ни с чем.

Вместе с этим Цири нисколько не казалось, что он отвлекает. Часть многоножки боролась с ней, как полноценный организм с урезанным функционалом: отсутствовали только возможность плеваться ядом и кусать. Это напоминало ей битву со змеёй, у которой нет ни конца, ни начала. Бесконечное, гигантское длинное тело, извивающееся, ускользающее, подвижное и упругое для активных выпадов, быстрое, для попыток обернуться узлом вокруг ног.

Но Цири быстрее. Воспользовавшись моментом, когда туловище поднялось над землёй в подобии петли, она с нижней позиции рубанула по брюху многоножки, но разрубить пополам не хватило силы. Сколопендра крупно дёрнулась, из-за чего головная часть на мгновение потеряла ориентацию и этого хватило, чтобы Геральт, со своей стороны, нанёс сокрушительный удар сверху, проломав панцирь и надавив мечом в стороны, будто тот отрезает кусок хлеба с толстой коркой. Длинное тело сколопендры раздвоилось. И тут же расстроилось, когда Цири вырвала меч из плоти, чтобы снова ударить в то же место, но сверху.

Те две части, что находились на земле - остались на ней, но одна соскользнула в яму, поскольку уже была там, когда Цири её располовинила.

Геральт выпрямился. Медленно выдохнул. Попытался согнать адреналиновое наваждение, которое не в полной мере реализовалось в битве. Не особенно расслабляясь подошёл ближе к девушке. У той было немного крови на лице и рубашке, и много на мече.

– Всё в порядке? – ведьмак разглядывал её в поисках ран, хотя был почти уверен, что ничего не найдёт, поскольку следил за ней во время драки.

Цири, измученная одышкой, косо посмотрела на него:

– Ничего не в порядке, тебе не кажется? Что это было, курва его мать? Ни в одном учебнике об этом не читала!

– Я и сам с таким раньше не сталкивался, – ведьмак ухмыльнулся, заметив на её лице удивление, – Представь себе. Век живи - век учись.

Геральт перевёл внимание на разрубленные куски монстра.

***

– Я бы помалкивал на твоём месте, Гиряц, поскольку, если не вернётся ведьмак, как ты говоришь, то чудище возьмёт и на городочек кинется. И тебя слопает. И нас всех. Так что надеяться лучше на обратное: что вернётся Геральт из Ривии со своей мазелькой и нас, тем самым, от беды спасёт. А ещё лучше выпить за это.

Бертрам стукнул кружкой о стол, за ним последовал нестройный стук кружек остальных сидящих. Выпили.

– Отож мне дело есь до дыры этой. Мы ж свалим скорёхонько, так ведь, Берти? Никто до нас не смогёт добраться.

– Вот значит, как ты думаешь, – фыркнул Шоффэ, вытирая рукавом пену с губ, – Эгоист ты, нельзя только о своей шкуре заботиться. Прав ты, Берт, уж лучше б они вернулись, – парень стукнул кружкой, остальные ему вторили. Выпили.

– А тебя, ясное дело, чья шкура заботит, – подал голос Верни. Тихо, злобно, едва размыкая рот, – Сероволосая такая шкурка. Видел я, как ты зенки вылупил на эту его… Да все вы. Бабы как будто ни разу не видали. Но ты, Шоффэ, пуще всего. Видел я, видел, не отнекивайся, на шлюху ублюдкову глаз положил, тьфу ты, мерзость.

– И не собираюсь отнекиваться, – Шоффэ посмотрел на него исподлобья, – Не называй её так. Не она в тебе лишних дырок чуть не наделала…

– Да посрать мне, – выплюнул Верни, – Кто со всякими утырками якшается – тот ничем от них не отличается, тот ещё хуже, тот против природы выступает.

Верни стукнул кружкой. Выпил. Задумался, а потом громко, довольно крякнул и сказал:

– Мало того, что подстилка монстрова, а коли вернётся, ещё и смердеть будет аки русалка подохшая, хе-хе, тьфу ты, мерзость. Смотреть на неё противно, а теперь ещё и дышать невозможно будет.

– Замолчи, ты, давно не получал?!… – подскочил Шоффэ.

– Ой ничему тебя жизнь не учит, ничему, нарвёшься ты однажды, фатально, Верни… – зашуршал, вместе с ним, Берт и потянул за рукав парнишку, – Сядь, Шоффэ, настигнет его кара.

– Верно, настигнет! Вдвойне настигнет! – как-то совсем по-юношески, с жаром, воскликнул тот и сел, насупившись.

– Аж в носу засвербело, зачем вспоминать было, Верни, – сморщившись, почесал нос Гиряц, – что правда, то правда. Ты, Шоффе, рядом с этой падлюкой сколь был? Всего-ничего, а воротился – вонял ого-как, а энти вот всю ночь поди проторчат… – Гиряц задумался, а потом крикнул: – Эгей, хозяин! Нонче убивцев на порог не пускай, двери запри, пущай выветливают вонь тама, на улице.

Солас высунулся из-за кухонной двери, глянул на них, глянул в другой угол, тёмный, пугающий, за столом которого, тише воды, ниже травы, сидел ещё один постоялец. Тот сверкнул в его сторону жёлтыми глазами и махнул головой, мол, проваливай туда, откуда пришёл. Солас замешкался, сплюнул под ноги и прошмыгнул обратно, не удовлетворив купцов ответом.

– Эээк, нахал каков, игноливовать будет? Тоже мне…

Он не успел договорить. Раздался приближающийся стук сапогов. Товарищи оглянулись и подорвались с места, опрокидывая стулья, обходя стол по другую сторону от ступающего к ним Гаэтана.

– Да мы ж это, шутки шутим, господин хороший, что же вы… – забубнил Гиряц.

– Настигнет его кара, мастер ведьмак! Слово даю, настигнет! Получит… – горячо говорил Шоффэ.

– Мастер ведьмак, господин Гаэтан, не горячитесь, очень вас прошу, мы уедем скоро, прям сию секунду уедем, хотите? Точно вам говорю, обещаю, вы нас больше… – заропотал Бертрам.

С правой брови Верни упала тяжёлая капля пота.

Огонь от свеч дрожал под их причитаниями и тени, что отбрасывали эти свечи, дрожали тоже, неясно проблескивали в глазах Гаэтана злобой и ненавистью, гуляли по стенам и полу, мельтешили.