Он видит её раскрасневшуюся, с влажными, припухшими губами, контур которых размыт и воспалён от трения о его щетину, от неоднократных укусов; видит, как она смотрит на него из-под опущенных ресниц; видит её затуманенный взгляд, её открытость перед ним и уязвимость, её податливость. И ему нестерпимо хочется воспользоваться этим. Он смотрит на неё, чувствует её вкус, её запах, сжимает её тело и может думать только о том, с каким звуком рвётся на ней одежда.

Возможно, затянись пауза между их поцелуями не так сильно, разглядывай он её не так пристально, или сократись расстояние между их губ до вновь приемлемого, он бы не остановился. Он бы не нахмурился, осознав, что ясность рассудка начала возвращаться к нему, не увидел бы вдруг всю картину со стороны, не застыл бы, скованный ужасом и уж точно не посмотрел бы на неё взглядом, полным бесконечного сожаления.

– Нет. Нетнетнетнет, – Цири хватает его за шею, затылок, пытается снова притянуть к себе, шепчет быстро и умоляюще, – Не отворачивайся, не надо, нет, – она тянется к нему, хочет прикоснуться к губам, но он уворачивается. Опускает голову, сжимает челюсти, – Геральт… – будто ей дали последнее слово перед казнью, и она выбрала то, которым её казнят.

Он до сих пор чувствует всё, что чувствовал и на мгновение ему хочется, чтобы мозги так и остались плавать в той каше из эликсиров и обострённых рецепторов. Чтобы он никогда не приходил в себя, чтобы ему никогда не пришлось оказаться в такой ситуации.

В такой ситуации! Дьявол, это же Цири, его Цири!

Его руки всё ещё лежат на её спине и так же, как мгновение назад ему казалось это таким естественным, теперь кажется абсолютно невозможным, нереальным. В противовес этой мысли покалывание в ногах как бы говорит о том, что Цири действительно сидит на его бёдрах, жжение губ подтверждает их недавние яростные поцелуи и Геральт находит ещё уйму улик на себе, на ней, которые не оставляют сомнений в том, что произошедшее реально. Реально и неотвратимо.

Наверное, он хочет уйти. Впервые за долгое, очень долгое время он не знает, что делать. Растерянность и сожаление – кажется это всё, что он может чувствовать сейчас, оттого он вдвойне удивляется, когда понимает, что не позволит Цири заметить это. Он не выдаст себя. По крайней мере, не сейчас.

Геральт секунду размышляет, после чего подхватывает её под бёдра, сильно подтягивает вверх, держа на весу, что позволяет ему самому встать сначала на колени, а потом полностью подняться с ней на руках. Впрочем, он сразу же отпускает её, ставя на ноги всё ещё трепетно и аккуратно, но с настороженностью более чрезмерной, чем предполагают обстоятельства.

Она утыкается взглядом в свои руки, которые лежат у него на груди, не моргает, не шевелится, едва дышит. Она кажется настолько беззащитной, обескураженной, что он с трудом сдерживается, чтобы вновь не поднять её на руки, не прижать к себе, не успокоить.

Он не знает, как всё исправить и можно ли вообще всё исправить.

– У нас всё ещё есть дело, – её голос кажется ему самым громким звуком, который он когда-либо слышал, не смотря на его надломленность и сиплость.

– Да.

– Сколопендра.

– Да.

– Нужно с этим разобраться.

Только теперь Цири делает шаг назад, скрещивает руки и встречается с ним взглядом. Он представляет, сколько мужества у неё на это ушло. Как и на то, чтобы выглядеть уверенной, ни разу не напуганной, не растерянной, как и он сам. Как же жалко выглядят их маски сейчас.

– Обязательно.

– Ну так не стой, как дуб. Давай покончим с этим, – слова слетают с губ не так токсично, как, Геральт чувствует, должны. Он думает, что она должна кричать, обзывать его, накинуться с кулаками или, как минимум, с пощёчинами. Она имеет все основания сделать это, но она сравнивает его с дубом. Не достаточное наказание для него.

Должен ли он сказать что-то, должен ли извиниться, обвинить во всём чрезмерное количество эликсиров, помутнение рассудка, недостаток сна, длительное воздержание? И разберёт ли она среди этого правду, сможет ли прочитать между строк очевидное?

Как бы сильно не подействовали на него эликсиры, как бы навязчиво они не активировали его органы чувств, они не могут оправдать и объяснить того, что ему понравилось. Что её прикосновения до сих пор призрачной тяжестью ощущаются на его коже и что это чуть ли не самое восхитительное чувство, что он испытывал за долгое, очень долгое время. Которое, ему кажется, он уверен, он абсолютно убеждён, измеряется целой жизнью. Ни один эликсир не может искусственно внушить ту цельность, то единение и полноту, охватившую его, правильную, нужную, единственно возможную.

Что он хочет ей сказать?

Что он должен ей сказать?

Она разворачивается, не выдерживая его бездействия, его прямого взгляда, бубнит себе под нос про «дело», про его «медитацию», про «масло для меча», про «заканчивай и встретимся на тракте», рваными, скованными движениями хватает свой меч и спешно уходит.

========== 6. ==========

Комментарий к 6.

спасибо за ожидание <3

немного драки, немного драмы. надеюсь, вы не заскучаете.

Всё началось тогда, когда Цири бросила бомбу. Без команды, наперекор их плану и неожиданно для ведьмака; он успел только заметить летящий в сторону сколопендры шар, кинуть в сторону девушки укоризненный взгляд и получить в ответ вызывающе-наглую поднятую бровь. К сожалению ведьмака и к безопасности девушки, они притаились с разных сторон поляны и находились друг от друга слишком далеко, так что выбить бестолковое ребячество хорошей оплеухой не представлялось возможным. В данный момент.

Характерный хлопок сдетонированной бомбы послужил неким переключателем и для самого ведьмака. Геральт почувствовал, как в одно мгновение весь он от макушки до пят наполнился адреналином, а желание пустить кому-нибудь кровь казалось единственно существовавшим. Он почувствовал долгожданное облегчение. Мысли ушли на периферию, то, что беспокоило его ещё секунду назад, казалось теперь жалким и незначительным.

Убивать или умереть.

По поляне разошёлся отвратительный смрад, будто кто-то открыл десяток бочек с протухшей рыбой. Это был не эффект от бомбы, он шёл от чудовища, Геральт знал его и чувствовал раньше, сражаясь со сколопендроморфами: они испускают подобный аромат при опасности тонким, едва уловимым, даже для ведьмака, шлейфом. Но так сильно, так очевидно, до слезящихся и так чувствительных под эликсирами глаз, – никогда. Искажённое лицо ведьмачки было с ним солидарно.

Геральт выбежал вперёд прежде, чем многоножка успела окончательно очухаться и кинуться в сторону прилетевшей напасти, тем самым сбив её столку. Дезориентированная, она мелко задрожала видимой частью туловища и активно заклацала челюстями, пытаясь отпугнуть нападавших и выиграть для себя время. Одновременно с этим задняя её часть, скрытая в пещере, пришла в движение, выползая наружу. Право, сколопендра оказалась настолько неправдоподобно длинной, что, по мере её движения, ведьмак невольно высматривал окончание одной твари и начало другой, потеряв при этом драгоценное время. Сложно было поверить, что она была в единственном экземпляре.

Тем не менее, это было так.

Ведьмак сухо сглотнул. В конце концов, некогда было размышлять и типировать сколопендру. Тот факт, что он никогда не видел ничего подобного не отменял его задачи с ней разобраться.

Цири выскочила к голове многоножки. Геральт – к средине туловища и, не сбавляя скорости, занёс меч для удара куда-угодно, чтобы просто отвлечь её от девушки. И это бы сработало, если бы часть, попавшая под его атаку, вдруг не выгнулась и не увернулась, будто живя собственной жизнью, будто этот кусок тела имел собственные чувствительные рецепторы. Ведьмак не успел удивиться – чудовище вновь вильнуло, пытаясь сбить его с ног, но тот перепрыгнул, кувыркнулся и встал в стойку.

Краем глаза он заметил, как Цири уворачивается от ядовитого, зелёного плевка.