– И не тебе меня учить за что брать деньги, а за что нет.

– Сегодня ты не берёшь их денег добровольно, завтра они не захотят платить тебе копейки. Завтра они скорее убьют тебя за них…

– Избавь меня от этой истории, я её знаю. Ещё я знаю, что было после, – ведьмаки стояли лицом к лицу, сверля друг друга ведьмачьими глазами. Никто, кажется, не собирался уступать, – Они ничего мне не должны. Это был мой выбор – оставить там труп и вернуться.

– Выбор, не выбор…

– Гаэтан! – рыкнул Геральт, терпение которого было на грани, – Это моё дело.

Тот молчал. Но после разочарованно вздохнул и пожал плечами:

– Ладно. Твоё дело, я понял, – он повернулся и обратился к притихшим, как мыши, постояльцам, – Что ж, друзья, не серчайте! Я бываю излишне вспыльчив временами, ну вы знаете, одно из последствий ведьмачьих мутаций. На мне оно сказывается ярче, чем на других. Возможно. Проверять не советую. Ну, а коли вопрос улажен, пора и по койкам?

Никто ему не ответил.

Но Гаэтана это совершенно не смутило.

– Согласен с вами, тоже устал говорить. Ну, бывайте! Ещё свидимся, – он махнул рукой и, как ни в чем не бывало, вышел из корчмы.

Гробовую тишину нарушил крепыш:

– Что делается… Человека чуть не убил, а ходит, как будто и надо так, разве что не присвистывает. Бесчувственные, говорят, жестокие ведьмаки. Не врут, кажись… – он осёкся, испуганно глянув на Геральта.

– Я вам зла не сделаю, а он… Хотел бы сказать, что ручаюсь, но не могу.

– Поговорить может с ним надо, как ведьмак с ведьмаком? – пролепетал Солас.

– Не о чем с такими говорить. Такие только один язык понимают, ясно какой, – Шоффэ отхлебнул из стакана.

– Корчмарь, твоя халупа, ты разбирасся! – всплеснул руками Гиряц, – Не хочим мы с такими под одной крышей спать, хлеб преломлять.

– Мало ли чего мы хотим, – выступил крепыш, – Вот я чего думаю: мы здесь долго не задержимся. Дух переведём, да двинем дальше. Ну неужто мы одного двинутого не потерпим? И не такие встречались. На большаке каждый второй кого-нибудь да убивает, – он вышел из-за стола, – Тебе, Солас, спасибо за кров и еду, мы монетой не обидим, будем вести себя тихо. Вам, мастер Ведьмак, желаю удачи.

Геральт кивнул и обратил внимание крепыша на бледного, разучившегося двигаться, Верни.

– С ним впервой такое? – тихо спросил ведьмак.

– Ну, – подтвердил тот, подходя ближе, – Любит горячо высказаться, да вот отдача всегда миновала, каким образом – сам не знаю.

– Могу скомпоновать ему трав. Успокоительных.

Крепыш отрицательно покачал головой:

– С собой у нас. Мы ведь травками тоже торгуем, ну, в том числе. Посмотри как-нибудь, у нас всякого добра полно. Меня зовут Бертрам, или просто Берт. Будем знакомы.

Они обменялись рукопожатиями и Геральт, не желая дольше задерживаться, вернулся в свою залу.

Первое, что он увидел, отодвинув штору – два изумрудных камешка, прикрытых веками, следящих за тем, как он, почему-то, виновато улыбается и забирается на свою перину.

– Всё слышала?

Цири, укутанная в плед до подбородка, мотнула головой и хрипло сказала:

– У меня нет ведьмачьего слуха. Что случилось?

Геральт улёгся на спину, заложив руку под голову. Цири повернулась на бок, чтобы иметь возможность видеть его.

– До рассвета несколько часов. Поспи ещё немного, потом я всё расскажу.

– Что-то серьёзное? – тон её выдавал полное отсутствие интереса к ответу, но явный интерес к предложению о сне.

– Можно и так сказать. Но я никуда не пойду посреди ночи, и тебя не пущу.

Геральт последовал её примеру и перекатился на бок, лицом к лицу. Они лежали в метре друг от друга и это расстояние вытянутой руки казалось Геральту недосягаемым.

– Тебе лучше знать, – Цири широко зевнула, не посчитав нужным прикрыться, чем вызвала цепную реакцию. Она сонно улыбнулась. Закрыла глаза и констатировала: – Ведьмаки умеют зевать.

– Представь себе, – хмыкнул Геральт.

– Кошки постоянно зевают, – пробормотала девушка, – в детстве я часто с ними возилась и любила засовывать пальцы им в рот… но они этого не любили…

– А кому бы это понравилось.

– Можбытебе.

Геральт не стал переспрашивать. Вдруг ответит.

Он смотрел, как она засыпает, как её дыхание замедляется, лицо разглаживается от мелких, совсем не заметных, морщинок, на её приоткрытый рот и мягкие, гладкие губы, как в их углу начинает блестеть скапливаемая слюна.

Геральт бесшумно сел и сглотнул. С силой потёр глаза. Остаток ночи он проведёт в медитации.

«Да, может быть.»

========== 5. ==========

Утро для Цири началось, во-первых, невообразимо рано, что, хоть и не было необычным, было крайне неприятным, во-вторых, с мягкого поглаживания лодыжки. Геральт, по его же словам, будил её таким образом уже какое-то время, прежде чем она проснулась. Он стоял на стремянке, так, что Цири видела только торчащие у её ног плечи и голову. И измождённое лицо. На вопрос о том, спал ли он после разговора, он ответил, что медитировал и, попросив её спускаться, спрыгнул сам. Цири не успела спросить, в чём была срочность медитировать именно тогда.

Они молча поели, самостоятельно разобравшись на хозяйской кухне, и после некоторых приготовлений, носящих больше подстраховочный характер, выехали к пещере.

По пути Геральт вкратце рассказал о приезжих купцах и о том, что их взволновало. Прежде, чем он успел сделать выводы по твари, Цири уже пыталась восстановить в памяти всё, что знает о драконидах.

– Можно подумать на любого хвостатого, – говорил Геральт, – но судя по всему, это либо вилохвост, либо ослизг. Но ни один из них на сто процентов не подходит под наш случай. Первый вариант объясняет, почему не было погони. Вилохвостов люди редко интересуют, тем более, когда под носом есть еда. Второй вариант больше подходит по внешнему описанию и повадкам. Словом… разведаем обстановку. Нужно знать, с чем мы имеем дело.

То, что дело предстоит иметь не с ослизгом, не с вилохвостом, не с любым другим драконидом, стало понятно практически сразу.

Первые следы появились на перепутье к лугу с пещерой. Неровные, жирные, витиеватые линии из дорожной пыли выпрямлялись и превращались в одну широкую полосу примятой травы, что уходила вглубь.

Поначалу можно было подумать, что кто-то катил перед собой тяжёлую бочку, поскольку ботинки Шоффэ отпечатались прямо на этой примятости. Двигаясь глубже мимо кустов, Цири всё больше недоумевала, ибо никаких других следов не было вообще. Либо она их не замечала. Геральт настороженно шёл впереди и, кажется, недоумевал не меньше Цири. Это её позабавило.

Только тогда, когда они вышли на поляну, стало очевидно, кто обжил это место.

Ведьмак замер и жестом остановил девушку. Рука его потянулась к мечу за спиной, но так и замерла, только коснувшись рукояти. Его глаза были закрыты, казалось, он пытался что-то услышать. Бес лежал на том же месте, где они его убили, разве что теперь от этого монстра осталась всего лишь половина вчерашнего. Цири молча, избегая любых движений, разглядывала огромные рытвины на земле, которые отсутствовали ещё вчера. Природу их происхождения она поняла не сразу. Ямы напомнили ей подземные кротовьи ходы и зацепившись за эту мысль, она вдруг осознала, что уже сталкивалась с подобным.

Цири напряжённо сглотнула. По спине прошёлся скользкий холодок страха, представляющийся теперь жалкой пародией на тот ужас, что она уже испытывала однажды, давно, в детстве. Возможно, от того Геральт повернулся к ней и смотрел так выжидающе, сочувствуя. Ждал, поймёт ли она, и вспомнит ли.

Цири помнила.

Медленно раздвигающуюся траву чем-то ползущим прямо в её сторону, чем-то слишком огромным для змеи и для любого другого ползающего существа, что знала маленькая Цири; жёлтые, крючковатые лапки, коих притупившаяся память рисовала миллионы и бесконечное в длину туловище. На борьбу Геральта с этим монстром она уже не могла смотреть. Уже намного позже, обучаясь в Каэр Морхене, она читала про них в Бестиарии.