Безрассудство, казалось, окружало её со всех сторон.

Достаточно безрассудно, глупо было пререкаться с Геральтом на счёт её шнуровки. Глупо было так реагировать на его утреннюю шутку про заново порванную рубашку. И ужасно, ужасно глупо было краснеть от его скользящих взглядов по её губам, груди и боги знают по чему ещё.

Внезапно животное, мурчащее под её ладонью, дёргано встрепенулось, соскочило с ног, царапнув кожу и встало на дыбы, уставившись на что-то, что находилось у Цири за спиной. Она обернулась и тут же дёрнула плащ на котором сидела, поджала ноги и завернулась в него словно в кокон. Бросила взгляд в сторону меча и схватилась за него, подтащив ближе.

– Тише, тише!

Гаэтан.

Цири услышала, как захрустели ветки под его ногами, он подходил ближе, а её, смешавшись со злостью, одолел лёгкий страх. Если ему взбредёт в голову неладное – она не сможет продержаться долго. Изнурённая, голая, без какой-либо защиты, с мечом в ослабленных руках, а её энергии хватит разве что на одно перемещение. В лучшем случае.

– Прямо-таки альгуль - сразу шипами кидаться, – с шутливым возмущением бросил он, медленно приближаясь.

Если он пришёл с недобрыми намерениями, она не должна облегчать ему задачу подставляя спину – с этой мыслью Цири вскочила на ноги настолько быстро, насколько могло позволить её нынешнее облачение. Уже стоя лицом к нему про себя она отметила, что до сих пор тот не накинулся на неё, значит, Гаэтан либо не собирался, либо чего-то ждал. Проверять не хотелось.

– Чего тебе? – Цири пыталась как можно плотнее укутаться в плащ с минимумом телодвижений, но выходило у неё столь паршиво, сколь и нелепо.

– Да не дёргайся ты, - фыркнул он и двинулся мимо, заметив, как торчащий из под её плаща кончик меча проследил за ним вплоть до того момента, пока он не остановился и не сел на самом берегу реки.

Цири невольно расслабилась, хотя не теряла бдительности преждевременно.

– Я ведь дал слово Геральту. А слово я держу. И Геральта уважаю. Ведьмак я или кто? Есть у меня кодекс, в конце концов, или нет?

– Кодекса не существует даже для Геральта, что уж говорить… о других ведьмаках, - бросила Цири.

– Только познакомились, а ты уже предвзятого обо мне мнения, разве это справедливо?

– Вырезать всю деревню – это, по-твоему, справедливо?

Решив не дожидаться, когда Гаэтану наскучит сверлить взглядом горизонт, Цири зашуршала одеждой, желая как можно скорее одеться и уйти. Говорить с ним ей так же не хотелось, но колкие фразы вырывались сами собой. Вот что в действительности сможет сыграть со мной злую шутку. Язык без костей, а не оголённые конечности.

– Ах, вот оно что, – сладко протянул кот, сверкнув в её сторону глазами, – ну а сам Геральт, что, не рассказывал тебе о своих подвигах?

Цири стояла к нему спиной, всё ещё скрытая плащом и спешно натягивала штаны. Она выразительно молчала, отказываясь вестись на его провокации.

– Конечно рассказывал, глупый вопрос, – ответил за неё Гаэтан, – только вот он, конечно, не кажется тебе омерзительным, верно?

Снова тишина.

– Вееерно. Повезло ему, паскуде. Какую бы херню не совершил – всё то ему с рук сойдёт, да? Всё ему простишь? Да ещё и пожалеешь? Братское плечо подставишь, мягкими ручками приласкаешь?

Цири чувствовала, как тот таращится на её спину и ждёт ответа. Глупо с его стороны. Что бы в себе не скрывал этот мужчина, Цири не хотела в это вмешиваться. Она без особого изящества надела блузку и собиралась было уже уйти, но следующие слова Гаэтана заставили её остановиться:

– Цири, ты ведь не согласна с ним. Ты поступила бы по-другому. Со мной. Ты бы попыталась убить. Твоё отвращение ко мне можно мечом рассекать, – он говорил медленно, будто угрожая. Будто она действительно когда-то уже пыталась его убить, и он вернулся мстить.

Вдруг ведьмак вскочил на ноги и начал приближаться к ней медленно, не торопясь, уверенный, что она не убежит.

Цири действительно не собиралась. Она осмелела, адреналин хлынул в кровь и, по крайней мере, она оделась и теперь могла дать какой-никакой отпор.

– Просто любопытно. Почему люди выбирают из двух зол. Что толкает их благосклонно относиться к одному, а не к другому, даже если разницы нет. Ведь по тяжести грехов мы с Геральтом, пожалуй…идём вровень.

Цири захотелось рассмеяться и отдать коту должное – самоирония важная и спасительная часть характера. Но тон, с которым тот произнёс последние слова говорил сам за себя – он не шутил.

– Вы вовсе не равны, – фыркнула девушка и, посерьёзнев, добавила, – Важны мотивы, предыстория и причины. Геральт никогда не убьёт просто так.

– В жопу мотивы, – отмахнулся кот, – важны последствия, а значит – мёртвые люди. Скольких убил Геральт? А скольких я? Не удивлюсь, если он меня переплюнул.

– А скольких ты спас, а? – девушка не на шутку разозлилась, – Я скажу тебе – в этом он тебя тоже обошёл. Ты сравниваешь себя с Геральтом, но не по тем параметрам.

– О, некоторые параметры я даже не беру в расчёт, – кот неприлично улыбнулся, – Куда мне тягаться с такой…выдающейся наружностью.

Цири подивилась, как внезапно Гаэтан свернул с темы, в очередной раз всё извращая. Как-будто без этого жизнь не мила.

– Я бы на твоём месте нашёл кого-нибудь… помоложе. Ты хоть знаешь, сколько ему на самом деле лет?

Девушка возмутилась, невольно краснея:

– При чём здесь это?

– О, так возраст не помеха?

– Да я не… я вообще не…Не лезь не в своё дело! – хуже, чем сейчас, кажется, быть не могло. Ей хотелось треснуть по невыносимо довольной морде кота за то, что он издевается, за то, что она это понимает и всё равно ведётся на эти глупости.

– Знаешь, ты могла бы отнестись к моим словам хотя бы вполовину не так серьёзно, но, видимо, это выше твоих сил. Что такое, девочка, я задел за живое?

Она отвернулась. Только этого ей не хватало. Сейчас бы какой-то грубиян копался в её чувствах, когда она сама не всё раскопала. Цири поняла, что краснеет ещё больше и вспыхнула вдвойне, раздосадованная на себя за то, что до сих пор, почему-то, стоит здесь. Почему она всё ещё не ушла?

– Ясно, так и есть, – хмыкнул Гаэтан, но тон его был скорее печальным, чем издевательским. Цири не поспевала за его эмоциональными качелями, – Так что же, в чём дело? Люди терпят гнусности друг от друга, прощают непростительное, ещё и ярлык жертвы навесят, но другого за те же самые вещи готовы сожрать с потрохами. Неужели любовь настолько ослепляет? – Гаэтан изобразил на лице улыбку, окрашивая безразличием свои слова и прежде, чем смог себя остановить, добавил: – И где заканчивается эта грань терпения, пересечение которой даже самые близкие не смогут нам простить.

Она повернулась и пристально смотрела ему в глаза с минуту ожидая, когда дрогнет хоть один мускул на его лице. Но этого не случилось. От бахвальства и спеси не осталось и следа, теперь он представлял из себя терзавшимся чем-то, известным только ему одному, человека. Уже не кота.

Выйдя из оцепенения, она резко сказала:

– Слушай, ты выбрал не того человека под носовой платок. Я…не могу тебе помочь.

Она развернулась и направилась в сторону города, когда услышала позади себя тяжёлый, но уже более знакомый наигранный вздох. Маска вернулась на своё место.

– Может быть, это я хочу тебе помочь, глаза открыть, – с обиженной улыбкой кинул он, – Чтобы ты не повторяла чужих ошибок. Подумай, девочка.

– Ты не знаешь, о чём говоришь, – ответила Цири не оборачиваясь.

– Скорее это ты не хочешь знать, о чём я говорю. Отрицать свои чувства, это так по-женски!

Цири на мгновение остановилась, переваривая услышанное, и зашагала быстрее, переполненная негодованием и смущением одновременно. Что он вообще понимает? Какого он возомнил, что знает о Геральте, о ней самой, и зачем устроил этот “я понимаю ваши чувства лучше, чем вы” спектакль? Однако, вопреки её убеждениям о некомпетентности Гаэтана в подобных вопросах, последняя его фраза заставляла позорно, с поражением краснеть. Скрывать свои чувства? Ничего подобного. Геральт знает о её чувствах к нему.