– … не могу, – повторил, но уже слегка дрогнувшим голосом. То, что я еще желал свою жену, было чистой правдой, однако меня удерживали мысли о Василисе и о том, что Кате потом будет еще больнее.

– Если это попытка вернуть меня – то это бесполезно!

– Нет, просто хочу, чтобы мы доставили друг другу удовольствие на прощанье, пожалуйста, не отказывай в последней просьбе! А потом я отпущу навсегда и никогда больше не буду донимать.

Она подвинулась и нежно обняла меня – на этот раз я не отстранил девушку. Наоборот, уткнулся ей в шею и слегка обнял за плечи. Тут случилось что-то странное – ее запах стал один в один похож на запах Василисы! Может, они пользовались одинаковыми духами, или еще что-то. У меня непроизвольно закрылись глаза, и показалось, что обнимаю не Катю, свою жену, а Василису, в которую без памяти влюблен! И тут же сломался.

Сильнее сжав девушку в объятьях, ощутил, как сильно напряжено ее тело от нетерпения. Левая рука девушки погладила меня по спине, прошлась по животу и осторожно залезла в джинсы. Я немного отстранился и посмотрел ей в лицо. О, боги! На меня смотрела Катя, но ее глаза были как у Василисы. Совсем потеряв голову, страстно поцеловал девушку.

Быстро расстегнув молнию кофты, высвободил красивую грудь в кружевном белом бюстгальтере. Нежно погладив ее шею, провел ладонями по плечам, снимая одежду. Потом прикоснулся губами к бархатной коже на груди и начал гладить спину, пока пальцы не наткнулись на застежку. Она тем временем вцепилась в мои волосы и ласково потрепала их.

Помогая друг другу раздеться, мы легли на кровать, скинули одеяло из шкур на пол и начали ласкаться. Мы никуда не торопились – у нас был впереди весь день! День сумасшедшего, страстного и отчаянного секса.

Все мои страхи, неуверенности улетучились, оставив наедине с собственными желаниями. Я утонул в бездне счастья и наслаждения, а все остальное потеряло свой смысл. Время словно остановилось для меня, и готов поклясться, что согласился бы так провести целую вечность.

Но вот, когда пелена блаженного удовольствия заволокла глаза и затуманила мысли, я почувствовал, что вижу себя со стороны. Это странное ощущение усилилось, когда жена громко застонала от удовольствия, но ее голос стал удаляться.

Внезапно я оказался в нескольких метрах от своего же тела, которое продолжало движения. Окинув растерянным взглядом комнату, заметил рядом Василису. Она с бледным лицом без эмоций наблюдала за тем, как Катя в порыве страсти царапает мою спину.

Мне захотелось что-нибудь сказать в оправдание, но губы не смогли выдавить и звука. Пока я пребывал в прострации, голова моего тела повернулась ко мне и… о, ужас! Это был уже не я, а Хорек! И вместо моей жены лежала теперь Василиса! Ли ехидно подмигнул мне и, оскалившись, ускорил темп. А я стоял и не мог сдвинуться с места, как и закричать что-либо.

Тем временем Хорек сменился папашей Сяном, потом появлялись другие люди – хорошо знакомые и не очень. Все они словно издевались надо мной. Издевалась и Василиса: повернув голову в мою сторону, она расцвела блаженной улыбкой, ее небесно синие глаза просто лучились от счастья, словно в этих небесах взошло солнце.

…

Вспышка. Яркий свет. Ослепительно яркий свет!

Я чувствую холод коленями и боль пальцами рук. Медленно открывая глаза, вижу свои руки, сжимающие рукоять кусунгобу. Пальцы бледнеют от сильного напряжения. Еще понимаю, что сижу на коленях, прямо на снегу. Ритуальный меч направлен в живот, рядом стоит наготове воин с занесенной надо мной катаной – это означает только одно! Я выполняю ритуальное самоубийство – сэппуку. Но как провинился, что такого сделал? Ничего не могу вспомнить…

Повертев головой из стороны в сторону, замечаю, что вокруг меня собралось много воинов. Все тихо стоят и наблюдают за мной. Я пытаюсь рассмотреть их, но пока еще все плывет перед глазами. Лишь после небольшой разминки для глаз получается разглядеть этих людей. Это самураи, но… их лица скрываются за масками, перекошенными дикой улыбкой.

– Ну же, Ярослав-кун! Будь мужчиной! Сделай это! – слышу я шепот у себя над головой, голос кажется до странного знакомым.

– В чем же моя вина? – спрашиваю, стараясь как можно меньше двигать губами, чтобы наблюдатели не поняли, кто говорит.

– Ты, что, издеваешься?

– Нет, я не помню, что сделал. Черт! Я даже не помню, как здесь оказался!

– Ну ты даешь! – человек, стоящий сзади, усмехается, – Натворил дел, а теперь говоришь, не помню?!

Неожиданно человек сзади грубо бьет меня в поясницу. Я заваливаюсь вперед, но быстро подтянув мышцы на спине, возвращаю прежнее положение.

– Да, что, черт возьми, здесь происходит?! – восклицаю, уже не скрывая своих слов от окружающих.

Получаю еще один пинок, на этот раз посильнее, и слышу ответ:

– Ты предал своего господина – ты не защитил его!

– Но он же сам отправил меня на задание! Он остался под защитой других самураев, – выдаю я, вспоминая, как отправился в путешествие в Кеджийск.

– Ну вот. Начал припоминать! А теперь вспомни, что ты сделал потом, когда увидел Мастера!

– Я не пом…, – осекаюсь на полуслове, когда вдруг вижу яркий образ господина, пронзенного мечом. Моим мечом! Вижу, как этот меч вытаскиваю из его спины, замахиваюсь для нового удара и отсекаю голову.

– Нет! Такого не может быть… Я не мог такого сделать! – кричу, надрывая горло, а в голову врываются всё новые воспоминания. Вот стою у обезглавленного трупа и осматриваюсь по сторонам, потом натыкаюсь взглядом на овальное зеркало, висящее на стене. На меня смотрит осунувшееся лицо с опухшими глазами и небритыми щеками, правая половина залита кровью. Кровью господина!

Сильнее сжимая рукоять кусунгобу, медленно направляю его острие себе в живот. Человек за моей спиной замахивается катаной, собираясь отрубить мне голову, как только я перестану терпеть страшную рану. “Нет! Здесь что-то не так!” – кричит отчаянная мысль.

Резко развернувшись на коленях, я вонзаю короткий меч в то место, для которого он предназначен – в живот. Вот только не в свой, а в живот человека, который принес бы милосердную смерть после ритуала. Он роняет катану и, схватившись за рукоять кусунгобу, падает на снег. Подхватив его меч, я добиваю воина ударом в грудь и поворачиваюсь к остальным самураям. Они всё также безмолвно стоят и пристально наблюдают за мной.

– Я не виноват! Я не убивал Мастера! – отчаянно кричу в толпу немых улыбающихся масок.

Раздается громкий, почти звериный рык со всех сторон, быстро перерастающий в пронзительный визг. Самураи превращаются в смазанные тени. Они на ходу достают свои мечи и устремляются ко мне. Тогда и я издаю свой клич. Теперь мы оказываемся на равных – двигаемся мы одинаково, все было так, словно никто и не применил возможностей клана Симацу. Только вот хлопья снега, поднятые ногами, больше не падают на землю, а остаются висеть в воздухе, образуя белые шлейфы за каждым воином. Я устремляюсь им навстречу.

Первого встречаю резким ударом катаны сверху вниз, разбивая голову вместе с железной маской. Второго поражаю ударом в грудь – я стараюсь бить насмерть, так как любой, даже смертельно раненный воин за спиной может принести гораздо больше неприятностей, чем десяток воинов спереди. Продолжая бежать, пересекаюсь еще с двумя самураями. Один и них, лишившись головы, проносится рядом со мной, второй, схватившись за распоротый живот, падает на колени. Впереди на меня идет сразу четверо воинов. Развернувшись на скорости, создавая тем самым снежную завесу перед врагами, возвращаюсь к поверженным воинам и добываю еще один меч.

Выныривая из снежного облака, самураи слажено атакуют. Едва успевая уходить от их мечей, я шагаю назад, как вдруг боль, приглушенная адреналином, тревожит ногу. Кто-то из раненых все же сумел ударить. Не оглядываясь вниз, отсекаю руку подло напавшего самурая и одновременно успеваю сразить одного из напирающих. Они отскакивают назад, а я пользуюсь секундной передышкой, чтобы осмотреть ногу. С одной стороны икры торчит лезвие короткого меча, с другой – рукоять с отрубленной кистью. Быстро осмотревшись, вижу странную картину. Ранивший меня воин стоит на четвереньках, опираясь на обрубок руки. Второй рукой он ищет свой меч, пытаясь повторить атаку. И вот, что страшно – он без головы!