Когда ее узнаю, девушка подмигивает мне. Потом вытягивает ногу, обутую в высокий кожаный сапог, зацепляет каблуком отрубленную женскую голову и двигает к себе. Быстро нагнувшись, хватает ее за волосы. А я все смотрю и не могу пошевелиться. Даже мысли остаются в полном покое, пока слежу за происходящим.

Василиса весело смотрит в безжизненные глаза женщины и, приближая ее лицо к своему, целует в мертвые губы. Вскоре голова женщины летит в сторону, как ранее пустая бутылка, брошенная беззаботной рукой, а на месте Василисы появляется Фома! Я протираю глаза и снова смотрю – этот урод мерзко улыбается своими тонкими, измазанными помадой и кровью губами.

Я громко кричу что-то нечленораздельное и, ощущая в руке невесть откуда взявшийся меч, устремляюсь к Фоме. Он продолжает сверлить меня безумным взглядом, а ехидная улыбка не сходит с его лица. Меньше чем за секунду я покрываю разделяющее нас расстояние и с силой вгоняю острый меч ему в грудь по самую цубу!

Мальчуган падает с ящика и несколько раз переворачивается на льду. Стоящие вокруг ребята с испугом смотрят сначала на него, потом на меня.

– Ярик! Посмотри, что ты натворил! – рыдая, восклицает Румия и прикрывает лицо от ужаса.

Я опускаю голову вниз и замираю – на льду в неестественной позе лежит Василиса! Тело повернуто на бок, ноги поджаты, руки раскинулись по сторонам, из груди выступает рукоять меча, из спины – окровавленное лезвие, а лицо смотрит вверх, в бесконечно глубокое небо, такое же, как ее глаза. С губ Василисы медленно стекает рубиновая струйка крови и устремляется вниз по шее.

Завывая от отчаяния, близкого к безумию, я подбегаю к убитой девушке и падаю перед ней на колени. Осторожно дотронувшись ладонью до ее щеки, отдергиваю руку и закрываю глаза. Закрываю глаза, чтобы не видеть…

…

Вспышка. Яркий свет. Ослепительно яркий свет! Потом темнота.

Оглядываюсь вокруг – ничего не видно. Но четко слышу стук своего сердца, дыхание своих легких. Чувствую руки и ноги – даже могу ими шевелить. Вот и глаза привыкли к темноте, и я узнал очертания своей квартиры в Хельмграде.

Оказывается, лежу на своей старой кровати, полузакрытый одеялом. Все вроде хорошо, и даже ощущаю себя вполне живым человеком! Одно только плохо – ужасно болит голова. Видимо проснулся с сильнейшего похмелья…, но не помню, зачем вчера так напился, чего потом творил… Еще и этот ужасный кошмар, от которого весь вспотел и руки до сих пор дрожат…

Растерянные мысли прервал стук во входную дверь. Вскочив с кровати, я сначала направился к окну и одернул шторку. Спальню залил мягкий утренний свет с улицы. На небе зависли тяжелые тучи, не давая ярким солнечным лучам проникнуть на тающий снег. Отвернувшись от окна, заприметил домашние джинсы, свивающие со спинки стула. Наскоро натянув их, вышел в коридор. Стук повторился, на этот раз он прозвучал настойчивее. Щелкнув замком, я отворил дверь. На пороге стояла моя жена…

– Привет, – она тихо поздоровалась.

– Привет…

– Можно мне войти?

Я шагнул назад, освобождая ей проход. Катя зашла в коридор и спросила, – Нам нужно поговорить. Можно?

Пару секунд переваривал сказанное, потом кивнул и закрыл за ней дверь. Она подошла к раздевалке и, сняв куртку, повесила ее на крючок.

Выглядела она неплохо: стройную фигуру облегала коричневая кофта с капюшоном и узкие синие джинсы; чистые волосы аккуратно уложены в простую прическу, лицо веяло свежестью безо всякой косметики.

Подробнее рассмотреть не смог – меня вдруг замутило, и срочно потребовалось в спальню – поскорее сесть на кровать и остановить нахлынувшее головокружение. Жена проследовала за мной и осторожно присела рядом на край постели.

– Тебе плохо? – забеспокоилась она, глядя на мое паршивое состояние.

– Да, видно чего-то перебрал вчера, – пространственно объяснил, толком ничего не помня о вчерашнем дне.

– Нельзя же так много пить, сопьешься!

– Не сопьюсь! – отрезал я и вдруг отчетливо припомнил, что на кухне у меня осталась почти полная бутылка красного полусладкого.

Решив подлечиться, направился на кухню. Когда отыскал вино и вернулся обратно, прихватив пару фужеров, Катя сидела, уставившись в одну точку.

– Будешь? – спросил, показывая бутылку. Она кивнула в ответ.

Присев, я по очереди наполнил фужеры и передал один жене. Она приняла его, взяв обеими ладонями, и слегка пригубила.

– Вкусное, – тихо заметила Катя.

– Ага, – подтвердил и выпил добрую половину фужера.

По горлу полилась приятная, слегка обжигающая жидкость, во рту остался необычный вкус. Я хмыкнул от удовольствия и почувствовал, как уходит боль из головы. Тогда еще хлебнул, на этот раз поменьше. Катя же, наоборот, сделала несколько больших глотков.

– Спасибо за вино, – поблагодарила она.

– Так о чем ты хотела поговорить? – сразу я перешел к делу.

Катя еще раз пригубила вино и убрала фужер на пол, после чего решительно посмотрела мне прямо в глаза.

– Ярик! Я так по тебе соскучилась! Ты был в долгой командировке, а потом приехал и заявил, что не хочешь жить вместе. Просто выгнал меня обратно к маме!

– Кажется, ты сама давно хотела уйти – и только я тебя удерживал!

– Но ведь помнишь, когда ты сказал в наш последний скандал, что больше не будешь удерживать – я ведь тогда испугалась и не ушла!

Я строго посмотрел на нее и высказал свое мнение:

– А надо было уйти! Сейчас бы проще было, если бы мы тогда расстались по общему согласию. А теперь получается, что это я тебя бросил и во всем виноват. Теперь вся твоя семья на меня ополчилась и хочет смерти – желательно в страшных мучениях…

– Нет, это я во всем виновата, – Катя протянула руку, пытаясь погладить меня по щеке – я слегка отстранился.

– Я ведь всегда тебя любила, но мало это показывала. Да, была с тобой неласковая, мало тебя хотела и не давала свободы, постоянно пилила и упрекала за безделье в домашних делах, когда ты был дома – но… всегда любила. Теперь вот, когда увидела, что могу тебя навсегда потерять, поняла все свои ошибки. Теперь я исправлюсь! Давай забудем все плохое и начнем сначала! Я же ведь могу быть очень ласковой! Ты же помнишь, какая была, когда мы просто встречались! И в сексе у нас все было хорошо.… Помнишь? Я тебя очень люблю, и очень соскучилась!

– Теперь уже поздно. Я очень изменился за последнее время, и… полюбил другую. А значит, тебя разлюбил и обратно не вернусь! – отрезал и, залпом допив вино, вновь наполнил фужер до краев.

По ее щеке медленно скатилась слеза – я подвинулся к ней и вытер ее своей ладонью.

– Не переживай ты так! В этом виновата вовсе не ты, а я! Так что, зачем тебе нужен такой подонок? Ты найдешь себе гораздо лучше!

– Но ведь я люблю тебя!

– А я тебя уже нет…

– Ну, хоть чуть-чуть любишь? Невозможно же так быстро все забыть! Нам же было хорошо вместе, пусть и ругались иногда, – сказала она и погладила меня по плечу.

– Возможно, еще немного люблю, но это любовь, больше похожая на привычку. Нет уже той искры! Да может, и не было у нас искры в начале нашего знакомства. Я полюбил тебя примерно через месяц наших встреч, а ты и подавно – через полгода, или даже позже.

Катя снова заплакала и закрыла лицо руками.

– Но зато сейчас очень сильно люблю!

Я промолчал, а она вытерла слезы и дотронулась ладонью до моей груди.

– Хорошо, понимаю, тебя теперь ничем не удержать. Иди к своей Василисе! Но, пожалуйста, давай проведем этот день вместе. Расстанемся с приятными последними воспоминаниями друг о друге. Я тебя сейчас очень хочу…

Взяв руку, я убрал ее от себя.

– Не могу! Да и тебе же потом будет сложнее меня забыть.

– Не решай за меня – ты ведь мне теперь не муж! – сверкнув глазами, заявила Катя. Но вскоре ее взгляд смягчился, и она осторожно погладила меня по плечу.

– Я сейчас очень хочу тебя… Мне плевать на то, что будет завтра. И ты тоже хочешь меня – я же чувствую! Ну, может не ты, но твое тело точно!