Офицер-рекрутёр пустил в ход откровенную пропаганду, но отчаянные времена требовали отчаянных решений. Эльфы, хоть и жили долго, но, в отличие от орков, размножались очень и очень плохо. Большинство эльфийских женщин за свою жизнь рожали максимум двух детей, и потеря хотя бы одного из них была страшной трагедией, невосполнимой утратой для родителей.

Так исторически сложилось, что набор рекрутов в армию изначально проводился очень медленно и с неимоверными трудностями. При добровольной комплектации вооружённых сил результаты были слишком жалкими, поэтому легендарный король Эувельфаст Оркобоец провёл военную реформу на основе принудительного отбора в солдаты наиболее сильных и выносливых юношей. И такой подход полностью оправдал себя. Несмотря на многочисленные акты саботажа и даже вооружённого неповиновения, с чудовищной жестокостью усмирённого королевской стражей, своеобразными внутренними войсками королевства, общины всех поселений в конце концов были вынуждены смириться с общеобязательным призывом, уклониться от которого благодаря привлечению магов стало совершенно невозможно. На категории призывников распределяли в ранней молодости, когда тело юноши уже окрепло и сформировались личные качества. Поэтому списки рекрутов составлялись заранее и раз в пять лет на специальных сборах проводились смотрины призывного контингента.

Мобилизационный комиссар долго и пафосно вещал народу о тяжелом положении на фронте, апеллировал к исторической памяти, напоминая о героических деяниях легендарных королей, от Аксерлида Беглого Клинка до Инвектиола Стратега, взывал к непреклонному свободному духу, чести и гордости эльфийской расы, а также, бессовестно искажая факты, доказывал, что «победа близко», «ещё немного – и орки побегут в свои грязные норы зализывать раны, захлёбываясь своей ядовитой кровью», пытался утверждать, что сама «Мать-Вентола заповедала нам героически оборонять священную родную землю» (очередное враньё – эльфийские племена, заселившие Лландион семнадцать веков назад, были изгнаны альвой Вентолой из острова Альвингеофт, легендарной райской земли на восточной стороне Моря Радужных Бликов за категорическое нежелание смириться со своей смертной долей).

Все эти жалкие потуги, естественно, были безуспешны: толпа встретила речь рекрутёра гробовым молчанием. Хотя ход боевых действий для простого люда во избежание падения боевого духа был строжайше оберегаемой государственной тайной, интуитивно люди понимали: дела плохи, рано или поздно, неважно, через сто лет или тысячу, орки в конце концов добьют обессиливших саоролантийцев. Иллюзий о переход в контрнаступление с целью решительного разгрома врага никто не питал.

Внезапно офицер умолк и отдал команду помощнику. Тот передал её дальше стоящим у подножия постамента стражам. Окружённая солдатами толпа затравленных рекрутов пришла в движение – её, словно скот в загон, оттесняли за постамент, освобождая свободное место перед ним. Вновь заголосили женщины, возродив шум и гам, быстро погашенный аккордами гонга. Когда «пятачок» перед помостом наконец зачистили, и его заполнил взвод стражников с квэорде наперевес, а помощник поднёс к свитку в руках комиссара ярко светящий янтарин, наступила кульминация действа.

– СТАУЛЛИРДАН ДОЛЛИАННАРФ! – Голос мобилизационного офицера был подобен раскату грома.

Из толпы новобранцев вышел высокий темноволосый парень. Солдаты тут же заставили по полной прочувствовать все «прелести» армейской муштры, грубыми окриками и тычками поставив по стойке «смирно».

– МАУЛИКАНОС НЕВЕРФИАЛ!

Новобранцев вызывали по одному и выстроили прямоугольной колонной в центре площади, лицом к помосту с комиссаром. В списке значилось сто шестьдесят восемь имён. Как только сбор был закончен, солдаты разогнали толпу с прилегающего к тракту переулка, где на обочине дороги, обрамлённой со всех сторон высокими деревьями, стояли повозки-омнибусы. Колонну новобранцев быстро перестроили из строевого варианта в маршевый, по пятеро в шеренге, и быстрым шагом погнали с площади.

Столпотворение, в мёртвой тишине переживавшее построение своих новобранцев, разразилось широко резонирующей какофонией воплей и криков, сливаясь с ржанием томящихся в упряжи лошадей. Погрузка в транспортные средства произошла исключительно чётко и организованно, не прошло и восьми сонант, как в каждой длинной повозке разместилось по десять новобранцев, которых охраняли по два солдата, один на козлах рядом с возницей, второй сзади, на запятках. Оставшиеся стражи, сдерживавшие толпу у прохода на площадь, с удивительным проворством заняли оставшиеся экипажи и тронулись следом.

Последними покинули площадь офицеры во главе с комиссаром и маги.

Кортеж повозок без промедления тронулся в путь.

Большинство поселян всё ещё не могли оправиться от шока. Всё произошло слишком быстро. Но от толпы постепенно отделялись маленькие группы эльфов, в основном женщины и девушки, сливаясь в бегущие за вереницей экипажей ручейки. Одетые в длиннополые одежды, совершенно неприспособленные для бега, в безумном стремлении хотя бы ещё раз увидеть родных и близких, эльфийки сломя голову неслись вперёд. Они многократно падали на скользкой мостовой, но большинство поднимались и продолжали отчаянный, но бессмысленный забег.

Возницы на омнибусах, подгоняемые надрывными криками солдат, нещадно хлестали лошадей, но помогало это мало: несчастные животные и так тянули перегруженные повозки на пределе сил.

Самые смелые и отчаянные эльфийки настигали колымаги, выкрикивая имена родных и близких, пытаясь увидеть ещё раз и попрощаться, возможно навсегда.

Наинлит переживала худший день в своей жизни. Даже ночь в проклятом лесу, битва с волками и видение Чёрного Всадника теперь не казались столь болезненными, кошмарными и трагичными по сравнению с перспективой потерять возлюбленного. Сердце разрывалось на куски, словно его кромсали ржавым зазубренным ножом. Душу томило слепое желание хотя бы ещё раз увидеть Тэлса, заглянуть в его глаза, обнять и поцеловать, повторить стократно произнесённые клятвы любви и верности.

Она бежала сквозь толпу таких же, как сама, безутешных страдалиц. Вокруг царили крики, вопли, стоны, всхлипы. Некоторые рекруты слышали знакомые голоса и высовывались в проём между бортами и парусиновой крышей, но королевские стражи не дремали, беспощадно раздавая удары налево и направо древками глеф. Несмотря ни на что, многим девушкам удавалось прорываться к экипажам и даже прикасаться к тянущимся им навстречу рукам их родных и близких. Но стражи были слишком опытными конвоирами, чтобы допустить подобное. Не зная жалости и сострадания, они били женщин по рукам и плечам, отталкивали назад прямыми выпадами тупого конца глефы.

– ТЭЛС! ТЭЛС!

Эльфийка бежала со скоростью спасающейся от пожара лани. Она проверила уже пять повозок, но возлюбленный всё никак не отзывался. Девушка пыталась не замечать ни страданий других женщин, ни бездушной жестокости солдат, отказывающих им в праве последнего прощания.

– ТЭЛС!

– НАЛИ! Я здесь!

Мир вокруг замер и остановился. Кровь в сердце превратилась в кипящее горнило. Она бросилась к ближайшей повозке. Прямо перед её лицом древко квеорде с громким хрустом сломало нос молоденькому эльфу с густыми светло-бурыми волосами, слишком далеко высунувшемуся навстречу даме сердца. Капли брызнувшей крови Наинлит ощутила левой щекой. Эльф громко вскрикнул, и едва не выпал наружу, но его затащили обратно собратья по несчастью.

– НАЛИ!

– Я здесь, дорогой! Я иду к тебе!

Ни мига не колеблясь, эльфийка дикой кошкой прыгнула на повозку, ухватившись за бортовые поручни. И тут же увидела прямо перед собой его печальные глаза, затмившиеся от безнадёжной тоски. Он обхватил её плечи. Уста влюблённых слились в поцелуе, полном нежной страсти. Слова, высказанные друг другу минувшей ночью, были излишни. Этот сладкий миг не мог длиться вечность. Не дожидаясь неминуемого удара, уже летящего в её голову, она спрыгнула на землю.