Лекарь, этот хилый подслеповатый старичок, отвлекаясь от Эдеи, оперативно ринулся к полке с лекарствами и передал противоядие, на которое указала Хаз. Она быстро влила его в глотку королю и, когда тот перестал кашлять от тошноты, вздохнула с облегчением.
— Если от твоего «противоядия» он умрёт, на тебя снизойдёт кара Божья, — с подозрением сказал лекарь.
Хаз было всё равно. На неё в любом случае снизойдёт кара, ведь именно из-за неё не та вещь оказалась не в тех руках. Да и не факт, что король сможет полностью восстановиться после этого, всё же он не настолько молод и здоров.
— Пожалуйста, позаботьтесь о Его Величестве, а мне нужно срочно уйти, — попросила Хаз.
— Если сбежишь из замка, не надейся на милость, — ответил лекарь.
— Не переживайте, я не привыкла делать глупости.
А вот Шаб привык. Хаз знала, что злость есть грех, но её прежде никогда не обуревали такой гнев и разочарование, как в этот самый миг. Этот мальчишка! Она ведь просила его! Она ведь говорила ему! Неужели он слушает просьбы и делает всегда всё наоборот?! Или, может, это не он? Не он сильнее всех хотел убить отца? Не он знал, где достать яд и какой именно? Не он столь скрытен, что смог незаметно подсыпать его в бокал короля прямо на пиру под присмотром сотен глаз? Смешно.
Пир закончился. Все разбежались, как крысы в подвалах: кто утащил с собой по бутылке из замка, а кто и стул. Всю посуду сгребли и все бокалы отмыли. Не осталось ни свидетелей, ни доказательств. Лишь догадки.
— Шаб! — выкрикнула Хаз так громко, как смогла, когда увидела его на своём пути, идущего по коридору. От гнева разом она забыла и о том, что он принц, и о том, как ей надлежит к нему обращаться.
Она рассчитывала, что он сбежит от неё, как пугливый нашкодивший щенок. Но он показал ей непоколебимость и горделивую ухмылку, разом подтверждая все догадки.
— Дьявол тебя побери, Шаб! — она выругалась так, как никогда в своей жизни. — Я же просила тебя! Я же сожгла свою книгу! Почему на одни и те же грабли! Как?! Как ты провернул это?
Он опешил от резкого перехода на «ты». Но ему понравилось. Понравилось, что он сумел довести её до такого состояния, что она перешла черту, поставленную перед собой. Это же так забавно — доводить людей до такой злости. Он победно ухмыльнулся, довольный собой, и ответил:
— Травы, которые я спрятал в одежде, оказались подходящими. Не все, какая жалость, но вот один из видов я нашёл в книге. Их и готовить-то толком не нужно. Следовало лишь перетереть в порошок и добавить в питьё — ничего более: просто и, главное, быстро, — он говорил об этом с гордостью, словно о своём величайшем достижении. — А этот глупец так наивно оставил свой кубок с вином. Он будто сам призывал: подойди, сделай! И я не смог ему отказать.
У неё на лице выступили жилки, а губы плотно сомкнулись, чтобы не выругаться ещё грязнее.
— Не смотри на меня так, — ответил он. — Ты сама прекрасно знаешь, почему я это делаю. Шейн скоро уйдёт, а с королём, вернувшимся на трон, жизнь в этом замке станет ещё более невыносимой. Так пусть же он сдохнет в муках.
— Он не умрёт, — ответила Хаз, переведя дыхание. — Травы, что ты дал, конечно, ядовиты и опасны и могут вызвать необратимые повреждения, но они не убьют его, по крайней мере, в той дозе, что ты дал. Моё противоядие работает. А вот ты можешь умереть, как изменник, самой страшной смертью.
— Я его не боюсь, — ответил он и грубо схватил её за плечи. — А ты — да. И потому я не понимаю, зачем же ты это делаешь, зачем помогаешь ему?
«Не одному ему я помогаю», — подумала девушка про себя. — «Может, и вовсе зря». Шаб глубоко вздохнул и, так ничего не поняв, продолжил доказывать, что поступил правильно:
— Я ведь и ради тебя старался. Он ведь домогался тебя, едва не изнасиловал. Разве всем не будет лучше с его смертью?
— Разве изнасилование в твоих глазах есть преступление?
Его лицо исказилось в непонимании и злости. Шабу не нравилось, что его доводы игнорировались и разбивались о слова Хаз, как волны о прибрежные камни. В гневе он ударил кулаком в стену рядом с её лицом, но она на это и бровью не повела.
— Не смей судить о том, чего не знаешь! — прикрикнул он. — Она хотела этого! Она не была против! Я сделал её счастливой!
— По-твоему, сейчас она счастлива?
— Ты сама сказала, что не друг мне, вот и не лезь в мои дела!
— А ты — в мои! И не смей говорить, что хотел ещё и ради меня убить человека! Я этого не просила! — она перевела дыхание и задала вопрос, который обращала и к самой себе: — Если так плохо здесь, то почему бы тебе просто не сбежать?
— Я ни за что не оставлю Эдею, — ответил Шаб без раздумий. — А позаботиться о ней должным образом могут только здесь: уютные покои, пища, постоянный присмотр. Она не сможет жить там, снаружи. Только если… ты не сбежишь вместе с нами.
Хаз нервно засмеялась. С чего бы ей идти с ними? Ей некуда податься. Втроём они тоже вряд ли найдут спокойное место. Вряд ли даже с её умениями они смогут обеспечить Эдее должные лечение и уход. Она обдумала это и поняла, что Шаб действительно прав.
— Это невозможно. Это глупо и импульсивно. И очень наивно было предлагать подобное с моей стороны. Я была небрежна. Как и ты, — она перевела на него осуждающий взгляд. — Поэтому пообещай мне, что не сделаешь больше ничего столь же глупого, Шаб.
— Не могу, — он склонил голову набок. — Да и с чего я должен что-то обещать тебе?
— Обещай мне, принц Шаб!
— А иначе?
Хаз нужно было отдышаться. Принцу не было дела до того, как она его называет. Как и до того, что она пытается внушить ему. Раз так, нужно было достучаться и сделать так, чтобы ему стало не всё равно, и она сказала ему со всей серьёзностью:
— Ты убьёшь себя своими же руками.
***
Шейн тихо открывает дверцу в покои Сейлы, стараясь не потревожить её и, в случае броска, увернуться. Хотя, может, он и не стал бы этого делать, поскольку сестра вполне имеет право чем-то бросить в него сейчас. Но принцу не хочется получить ранение прежде, чем он вступит в реальный бой.
— Зачем ты пришёл ко мне? — Сейла сидела на своей кровати, поджав ноги, и пустым взглядом всматривалась в пол. — Хочешь ещё о каком-то глупом решении рассказать?
Он присел рядом и положил руку ей на волосы.
— Нет. Хочу посмотреть на тебя перед тем, как уйду.
Она подняла на него глаза, полные слёз, и скинула руку со своей головы, истерически крича:
— Ну так уходи уже, чего пристал ко мне?! Иди на свою войну, раз тебе так хочется!
— Я действительно этого не хотел, — сказал он. — Но мой разум больше мне не подвластен, и я не думаю, что из меня выйдет достойный король. Я не могу управлять даже собой, так как я управлюсь с целой страной? Только моё тело мне подвластно. Так лучше я пойду туда, где от него будет хоть какая-то польза. Пойми же, сестрица.
Она молчала. Шейн не дождался ответа. Он понял, что это бесполезно, пора бы прекратить ей это говорить. Ему больно, что она из-за него так огорчена, но всё же в душе он счастлив, что она так его любит и так беспокоится. А ведь раньше он не осознавал этого, думал, что одинок, несмотря на многолюдность своего замка. И только теперь, когда его разум его не слушает, он начал осознавать, что был здесь важен, и нужен, и любим. Но уже слишком поздно. Знания всегда приходят тогда, когда уже бесполезны.
Шейн бросил попытки достучаться до сестры и со вздохом поднялся с края её кровати, собираясь уходить. Она подняла голову, надеясь, что он ещё что-то добавит, что попытается убедить её снова, но он не стал продолжать и просто направился прочь. И тогда Сейла подорвалась с кровати, подлетела к нему и крепко, как могла, обняла его сзади, вытирая слёзы о рубашку.
— Я буду писать тебе письма каждый вечер, — всхлипнула она. — Каждый вечер, слышишь? А ты должен на каждое отвечать. Это могут быть малосодержательные разговоры о погоде или рассуждения о том, какой же Шаб раздражающий. Это может быть лишь пожелание спокойной ночи или удачной битвы. Это может быть пустой лист бумаги с каплями слёз на нём. Но ты всё равно должен ответить, несмотря ни на что. На том же листе. Пусть даже грязью напишешь. Только отвечай мне, что бы ни случилось. И я буду знать, что ты в порядке.
