========== 1. Козёл отпущения ==========
Если долго стоять в толпе, рано или поздно начнёт казаться, что тебя здесь нет. Будто всасывает какая-то пучина, и растворяешься среди множества людей. Их голоса сливаются в один, их взгляды прикованы к одной точке. Ты становишься таким же, как они. И, даже если не грустно, плачешь вместе с ними.
Шаб устало поднимает глаза к отяжелевшему стальному небу. От дождя волосы мокнут и вьются ещё сильнее, а на душе так же сыро и скользко. Ему наскучило всё, хочется уйти, но нельзя. Люди не поймут и осудят. На похоронах брата должен присутствовать хотя бы он.
И это уже в пятый раз. Пять раз за свои семнадцать лет вместе с толпой неумолимо плачущих людей Шаб провожал взглядом бездыханные тела своих братьев: и младенцев, и больных, и искалеченных, и убитых на войне. Этот был как раз из последних. И Шаба не покидала мысль, что он станет следующим, ведь его время тоже придёт. Вопрос состоял лишь в том, как скоро это случится. Хотя, по правде, было уже всё равно. Смерть так приелась, что уже не страшила его. К своим родным братьям он боле не чувствовал никакой жалости. И здесь он присутствовал лишь ради приличия. На самом деле он ненавидел такого рода сборища.
Голова болела от звона поминальных колоколов. Пока труп несли по брусчатке, плакальщицы завывали унылые песни об умершем принце, прославляющие героя королевства, который пожертвовал своей жизнью ради народа. Слушать было тошно, но, по крайней мере, эти были на другом конце площади. А Шаба со всех сторон уже на этом окружали многочисленные сёстры, которых он так ненавидел, и ревели в восемь ручьёв. Они были невыносимы, хотелось отправить их следом за братом прямо здесь и сейчас. Но Шаб знал, что нужно лишь дождаться, когда все эти курицы выйдут замуж и разъедутся прочь с глаз по далёким городам в роли подстилок для знатных лордов. Из-за сестёр девушки в целом были Шабу отвратительны, ибо всю жизнь перед глазами у него вертелись негативные примеры. Все эти маленькие капризные и несносные девчонки, пытающиеся казаться взрослыми и желающие удовлетворить лишь свои собственные потребности, вызывали в нём презрение. Они всегда громко кричали, сплетничали и охали. Ещё они были раздражающе смазливыми все как одна, потому что пользовались одинаковыми косметическими травами для кожи. А пудры, пудры-то сколько! Ходили с белыми лицами, как те же трупы. У него начиналась аллергия от одного взгляда на эти чучела. А когда они плакали, всё это лилось по их коже, капало и пятнало их одежду и в конце концов обезображивало их лица до неузнаваемости. Во всех этих женщинах Шаб не видел чего-то стоящего, изюмины, хотя бы толики естественности, правдивости, дикости, необузданности. Но в одной видел.
Чья-то огромная рука легла Шабу на плечо, и он содрогнулся, потому что за спиной была лишь бесконечная толпа и неизвестность, а рука могла бы запросто утянуть его в самые глубины тьмы.
— Ты здесь один? — спросил король безучастно. Не читались на его лице ни горечь утраты, ни скорбь отцовская. Он уже тоже привык, что мужчины гибнут на войне. Или ему просто и в самом деле было все равно, ведь он сам отправляет сыновей на верную смерть. А рождаются в последнее время у его жены лишь девочки, и то — последняя умерла, не дожив и до двух лет. Привык или наплевать ему на собственных детей, как, впрочем, и на собственное королевство. Да, этим Шаб явно пошёл в него. — Почему твои братья не явились?
— С чего мне знать? Здесь отнюдь нет ничего удивительного, — Шаб повёл плечами, практически выплёвывая эти слова в лицо.
Его оставшиеся в живых два брата всегда на своих местах. Старший из них был с самого детства серьёзен и строг и, нынче став наследным принцем, занялся политической деятельностью внутри страны, не покидая замок и не нарываясь на конфликты, не в пример покойным братьям, и с этими делами справлялся вполне умело. Он наверняка был занят сейчас, пока король проводил такие показательные похороны и, казалось даже, веселился (выпито было немало). Король временно передал ему власть, так как каждый наследный принц по местному закону должен был побывать на троне. Наследный принц принимал корону и свои обязанности, следующие за ней, и правил осторожно под присмотром и указанием короля. Только вот после трагической кончины трон снова возвращался к отцу, чтобы тот привёл в порядок всё, что было не так, и на законных основаниях передал трон следующему наследному принцу для разбирательства в системе правления. Таким образом король и сыновья перебрасывали друг другу этот пост раз за разом, и так по кругу. Но ни один принц при жизни короля не мог считать этот трон по праву своим.
И после очередной смерти именно пятый принц, Шейн, оказался следующим на очереди. Но король не переставал на него давить, всячески намекая, что в любое время может вернуть свои позиции, заставляя его быть примерным и послушным.
Чего не скажешь о шестом принце. Средний из оставшихся наследников, принц Нил, был полной противоположностью Шаба — не брезговал ни единой женщиной, если она таковой являлась, и дни свои проводил преимущественно в борделях — порой в замке забывали, как он выглядит. Внешностью смазливой и золотящейся на солнце шевелюрой походил на отца в молодости. А король же в своих утехах не знал ничего о собственных детях и ни разу за свою жизнь, кроме дня их рождения, не звал их по именам.
Шаб же в этой семье считался настоящим отбросом. Последний из принцев, седьмой по счёту и совершенно безнадёжный, он не пошёл ни в мать, ни в отца, и был тем ещё затворником. Проводил свои скучные дни в праздном метании по замку, изучив буквально каждый его уголок. Лишь бездельничал, грубил братьям и служанкам, ставил сёстрам подножки и спал до самого обеда. Редко убегал, но если убегал — то в лес, подышать свежим воздухом, а потом снова сюда. Мира не знал, не учился и просто… коротал свои дни.
Королевская семья прогнила до основания и держалась лишь на тонких ниточках принудительного общения. Как бы там ни было, в замке собираться за одним столом в обеденном зале (где по факту ни разу никто не обедал) хотя бы ради того, чтобы просто помолчать вместе, приравнивалось к закону. Обычно король созывал принцев, и они сидели будто в трансе всего лишь минут десять, а потом разбредались по своим уголкам. Порою и сам король нарушал свои немногочисленные принципы и не являлся на эти собрания. Исключительно для мужчин, ведь девушкам не нужен был повод, чтоб поболтать, покричать и посплетничать, а, на худой конец, ещё и волосы друг другу повыдёргивать. А принцам это было жизненно необходимо, хоть сами они так и не считали. Потому что без этого бы шаткое семейство распалось окончательно. Впрочем, оно уже было на верном пути.
Сегодня было на одного меньше. Шаб, как и всегда, приходил первее всех. Его угнетало безделье, но и заниматься было нечем, поэтому Шаб таскался всюду, куда его звали: он не был таким уж послушным, просто не мог найти своего места. Напротив сидел старший брат, вечно занятый трудоголик, вступивший в полномочия новый король, а по сути — очередное пушечное мясцо. В отличие от Шаба, его волосы были по-армейски короткими, и он раньше ругал Шаба за длину до плеч, но вскоре ему это всё же надоело. Шейн вообще по сути своей обожал придирки, поэтому на него и была свалена целая куча бумажной работы для того, чтобы он попридирался. И даже эти несчастные десять минут молчания и безделья невероятно напрягали его, и он жаждал скорее вернуться к своим делам. С его лица не сходила серьёзность, брови хмурились, сосредоточенный взгляд был устремлён куда-то в пол, будто на том были написаны некие указы, а не паршивая плесень распласталась. Шейн был настоящим воплощением строгости и дисциплины. И казалось, что вот-вот в этой тишине на двоих он изречёт мысль о том, что пора бы уже отскрести эту плесневую гадость и привести помещение в порядок, столь необходимый этому королевству, но скрип двери не дал даже шанса издать звук.
Средний брат, Нил, вернулся из борделя. Было бы очень интересно узнать, какое чудо сподвигло его на это, ведь он явно не закончил ещё там свои дела: ноги его не держали, белая рубаха была полуразорвана на груди, на шее было несколько порозовевших засосов. Нил выглядел весёлым и пьяным, и беззаботность читалась на его смазливом лице. Шейн, вставая, шумно отодвинул стул, который резцом прошёлся по брусчатому полу и ушам Шаба.
