– Конечно, – будто парадируя маму, я так же притворно улыбнулся и снял с себя серое пальто, повесив его на крючок.
– Но при этом ты как всегда не нашёл себе ещё девушку? – спросила она раньше, чем я успел что-либо ещё добавить к своему ответу или уйти в свою комнату.
– Что?
– Нам нужно было рано или поздно об этом поговорить, – Карин грациозной походкой подошла ко мне и, властно подняв подбородок, положила руки на мои плечи.
При её высоком росте я почувствовал себя коротышкой. Но не это меня смутило. Сердце в груди забилось чаще, комок застрял в горле. Я ощущал, как маленький ужас постепенно разрастался до размеров жуткого гиганта из какой-нибудь книги по греческой мифологии. Как, к примеру, циклоп Полифем.
– О чём? О девушках? Ты серьёзно? – раздражённо фыркнул я, скрестив руки на груди и вызывающе смотря на маму. – Мне как будто больше нечем заняться. Мне сейчас нужно думать об учёбе и дальнейшем поступлении, а не…
– Я тебе ещё ничего такого не сказала, а ты уже наезжаешь на меня, – Карин угрожающе посмотрела на меня, уперев руки в бока. – Ты поступишь куда угодно, потому что ты и так умный.
– Даже умным учиться надо, – возразил было я, нахмурив брови, но женщина тут остановила меня, сжав одной рукой моё плечо до боли от острых ногтей, а второй подняв руку с одним показанным вверх указательным пальцем.
– Ещё раз перебьёшь меня, и тебе очень сильно не поздоровиться, – шипящим голосом проговорила мама с таким видом, будто была готова меня убить.
Неприятный холодок пробежал по спине от страха. Я осторожно кивнул, ожидая, что скажет дальше мама, и терпя боль в плече. Уж слишком длинные и опасные были ногти у матери.
– Хорошо, – надменно продолжила Карин, пытаясь унять гнев. – Я знаю, что в последнее время уделяла тебе слишком мало времени и любви. Можно сказать, что была даже равнодушна к тебе и твоей жизни. И я тут подумала, что тебе было бы хорошо иметь девушку, чтобы тебе не было так одиноко, чтобы… Хм, как-то восполнить ту любовь, которую я не могу тебе дать в последнее время, если так можно это назвать. Ты понимаешь, о чём я?
– Конечно, понимаю, – хладнокровно кивнул я, ощущая, что преждевременный ужас начал уходить. – Но это не сделает меня счастливее. Мне больше поможет настоящая любовь от родителей, нежели от какой-то там девушки. Тем более что все девушки в этом городе одинаковые. Тупоголовые разукрашенные курицы.
– Да что ты знаешь о девушках! – возмутилась мама. – Ты просто глупый идиот, если и вправду так считаешь!
– Именно так я и считаю на самом деле.
– Вот за это я тебя недолюбливаю, – она в истерике ткнула меня пальцем в грудь, прожигая меня яростным взглядом. – У тебя нет никаких интересов, кроме как к своей грёбаной науке и книгам. А я хочу видеть, что у тебя есть девушка, как у всех парней в твоём возрасте. Сколько тебе там лет? Пятнадцать? Семнадцать?
– Шестнадцать, вообще-то, – в глубине души мне было больно за то, что собственная мать не знала, сколько мне лет. Что ей было настолько наплевать на меня.
– Не важно, – отмахнулась Карин, – и в этом возрасте у тебя нет ни единой девушки! Нужно подумать о своём счастье, Трант.
– И о твоём тоже, как я полагаю, да? – равнодушно спросил я.
Мама, казалось, на мгновение застыла, пытаясь уловить подвох в моих словах. А ведь он и вправду был.
– Что?
– А зачем ты хочешь, чтобы у меня была девушка? – начал я, чувствуя в себе прилив злости и решимости. Удивительно, но страха во мне почти что не было. – Чтобы у неё оказались богатые родители и мы смогли получить их деньги? Или чтобы у тебя появился очередной любовник и очередная захватывающая история о том, как ты испортила семейное счастье других? Ты этого хочешь?
– С чего ты это взял? Я ничего этого не говорила. Не понимаю, о чём ты, – было видно, что Карин хотела защититься и взять ситуацию в свои руки. А значит – наврать мне, как всегда это делала.
Но терпеть я этого больше не собирался. Раз она первая начала этот спор, то надо было высказаться. Рассказать ей всё, что я думал о ней, о её и моей жизни, о нашей семье. Мне надоело жить под её вечно жестокими указаниями, видеть, что ей совершенно всё равно на меня, что ей всего лишь хотелось, чтобы я ей не мешал и подчинялся её порой слишком суровым правилам.
Мне всё это надоело. С меня хватит.
– Ещё как понимаешь, – продолжил я, стараясь, чтобы мой тон был более угрожающим. – Ты разрушаешь жизни людей. Ты просто ходячее несчастье. Не знаешь, куда деть собственную боль, и поэтому решаешь причинять её другим. Думаешь, я не вижу, как ты вечно изменяешь папе? Как ты гуляешь то с одним мужчиной, то с другим? Думаешь, мне приятно видеть, что ты ненавидишь своего мужа? Приятно видеть, что собственная мать разрушает изо дня в день не только чужие семьи, но и нашу?!
Я был на взводе. Удивительно, правда? Но это так.
Меня распирала боль, ярость, злость, тоска и одиночество. Я не знал, куда деть себя, не знал, к чему всё это могло привести. Никогда ещё я не испытывал столько чувств, что даже не понимал, откуда они могли взяться, если мой максимум достигал лишь раздражения. А тут целый маскарад эмоций, который так и танцевал в бешеном ритме по пустоши моей души. В какой-то момент мне даже показалось, что я потерялся среди всех этих чувств. И это меня напугало.
– Это я разрушаю семью? – Карин начала злиться, её лицо приняло угрожающее, властное выражение. – А ты что делаешь для того, чтобы она сохранилась? Ничего! Я пытаюсь хотя бы помочь нам, найти денег, принести счастье, а что делаешь ты?
– Я делаю то, что должен, – прошипел я, чувствуя острую бурю эмоций в сердце, на фоне которых ярко выделалась режущая сердце боль.
– И что же, можно узнать? – мама презрительно фыркнула, надменно сверкнув взглядом и откидывая назад рукой чёрные волосы.
– Я пытаюсь возвратить нашу былую семью, пытаюсь возвратить тебя, – мне было больно об этом говорить. Невыносимо больно. – Помнишь, какая ты раньше была? Ты всегда любила меня, дарила мне чуть ли не каждый день подарки, проводила со мной всё время, возила меня в разные развлекательные центры. Мы были семьёй. Единой семьёй в любви, счастье и гармонии. Мы жили так, словно ничего в жизни не было плохого, мы жили так, как положено идеальной семье. Пока равнодушие не взяло над нашими душами верх. Пока тебе не стало плевать на меня, и пока твою голову не забивали очередные любовники.
– Заткнись! – женщина занесла кулак и ударила меня по голове.
Боль была резкая и сильная. Перед глазами на несколько секунд всё помутнело, я пошатнулся и упал на пол, ощущая слабость в теле. И отчаяние. Такое отчаяние, которое словно всё пожирало на своём пути, как саранча, уничтожала, как пожар испепелял леса, на десерт съедая ещё и животных. Я словно видел всю эту боль, находясь у себя внутри. Это было ужасно.
– Я была тогда глупой дурочкой, – начала в истерике Карин, подходя ко мне, но не для того, чтобы помочь мне встать. А чтобы следить за тем, чтобы я не встал сам. – Ничего не знала о жизни, была ослеплена лживой любовью, видела весь мир через розовые очки. Я жила чужой жизнью, а не своей, понимаешь?! Я существовала в полном несчастье! И нет, чтобы помочь мне, ты сейчас критикуешь меня! Что ты за сын такой?!
– А ты что за мать такая? – в отчаянии воскликнул я, не веря ни единому её слову. Дрожа, спиной прислонился к холодной стене и широко открытыми глазами посмотрел на возвышающуюся Карин. Сейчас она мне казалась как никогда чужой. – Ты хоть слышишь себя? Ты раньше была нормальным человеком!
– А сейчас я кто? Уже ненормальная? – она немного наклонилась вниз, хмуря лицо.
– Ты никто. Ничто по сравнению с тем, кем ты была. Пустое место.
Это было правдой. Горькой, но правдой. Эти слова, которые я произнёс, точно выжгли на моём сердце, а затем обвели острой иглой. Вырезали их, пережевали, а затем плюнули мне в лицо. На, подавись своей очередной правдой. Аж тошно стало.
