Но вы ведь еще сидите у окна и курите, верно? Вы пока не изгнанник. И курить еще не вредно, а лишь волнующе романтично. Можно и не курить, но в такой вечер, когда такой закат… Солнце величиной с полмира прямо над вашим окном. Его острый, четко очерченный на темном небе край режет горизонт, делит вашу жизнь на две – неравные – части. Раньше у солнца не было таких острых краев – оно было мягкое и не было столь красным. Оно было просто румяное, а не налитое кровью. Но вы еще не ощущаете тревоги, исходящей от непривычного солнца. Вы просто любуетесь закатом, и у вас замирает сердце, но непонятно отчего, словно это оранжевый лев силой своей еще власти над вами делает зачем-то так, чтобы у вас замирало сердце. Он придет попрощаться утром, а сейчас спит, потому что рано ложится спать, как все в его стране. Хотя можно и не ложиться спать рано. Еще можно. Утром от этого еще не будет плохо.

Потом и вы все же отходите ко сну, долго ворочаетесь с боку на бок, но, в конце концов, засыпаете. Вещи собирать не нужно – что-то вы, конечно, возьмете с собой, но почти все оставите Оранжевому Льву. Это ваше жертвоприношение ему, которое поначалу нисколько не будет вас тяготить. А что будет после – это все еще в ваших розовых мечтах, и о чем вы пожалеете когда-нибудь – сейчас разве важно?

А на следующий день, перед отъездом, вы обязательно выглянете в окно, обязательно! Вы проснетесь рано, когда только-только забелеет молоком рассвет. И когда вы посмотрите туда, где вдали нежатся в утренней свежести белые медведи тумана, на самой вершине темной пологой горы увидите его. Он будет бежать огромными прыжками – рыжий исполинский зверь, сильный, ловкий, красивый. Он покажется вам величиной со сфинкса, и высокие сосны на горе будут лишь едва щекотать его брюхо. Он посмотрит в вашу сторону, издаст прощальный рык и исчезнет в ватных облаках. Тот, кто был с вами все время, кто стерёг, баловал и судил вас. Вечный повелитель самой лучшей страны, которую вы покинете через несколько часов. Больше никому не дано было этого делать! Это отныне каждый, с кем вы встретитесь, будет уверен, что вправе судить вас.

Лев исчезнет не навсегда, хотя было бы гораздо лучше, если бы вы не видели его больше. Он будет бежать за поездом до самой границы его владений. Бежать и вглядываться в мутные стекла окон, чтобы встретиться с вами взглядом. А вы будете рассеянно смотреть вдаль, и едва уловимая тоска отяжелит вашу душу – непременно! Что же, это ваше право, смотреть в окно, да и что еще делать в пути? А право Оранжевого Льва – бежать за вами вслед. Вы думаете, ему легко расставаться с вами? Он сильно привязывается к каждому, сколько бы жителей не было в его стране. И ему очень тяжело, и потому он не может не бежать за вами, хотя поезд едет все быстрее, и Оранжевый Лев едва заметно, но отстает. И вот, когда он почти скроется из виду, ради Бога не встречайтесь с ним взглядом. Пусть вас уже разделяет огромное расстояние – не смотрите ему в глаза! Сейчас они таят опасность. Все время, когда вы жили в его стране, они охраняли вас, но в эти последние минуты они ни в коем случае не должны быть на одной оси с вашими глазами. Понимаете, Лев скоро забудет вас, даже если очень любил. У него должно быть достаточно любви на всех оставшихся и вновь прибывших, и он это знает. И вы его тоже забудете. Будете вспоминать, конечно, что был и в вашей жизни Оранжевый Лев, но глаз его, зовущих назад, вы не запомните. Если не посмотрите в них в последнее мгновение. Если будете равнодушно созерцать пятно на противоположной стене купе. Тогда в той заманчивой стране, куда вы следуете, вам будет…так, ничего себе. Возможно, вы займете там положение – это цель жизни многих, и незачем их жалеть, если они считают, что счастливы.

Но если вы сделаете то, чего не должны делать, глаза доброго животного будут преследовать и гипнотизировать вас всю жизнь. Оранжевый Лев не даст вам покоя там, где он только мешает…

Если вам слишком сильно надоест смотреть на стену купе, почитайте какую-нибудь книжку, в которой ни словом не упоминается о стране Оранжевого Льва. А там и граница – рукой подать. А Лев еще бежит за вами. Не оборачивайтесь, еще можно разглядеть на горизонте его так хорошо вам знакомую морду. Только не смотрите во впадины его глаз, умоляю!

Но пусть всю дорогу вас не покинет желание обернуться…

1991 – редакция 1998

– В вашей стране давно не курят, сэр, – мягко упрекнул командира корабля инженер-

механик, молодой швед с косичкой, перетянутой резинкой.

– Я знаю, Свен. – рука командира с сигаретой мелко дрожала. – Но вы, ребята, даже не представляете себе, как я сейчас волнуюсь. Сотни и тысячи лет люди мечтали о встрече с братьями по разуму. И нам выпала честь первыми увидеть эту планету! Может быть, мы назовем ее – Мариана, в честь моей мамы… Конечно, решать будет весь экипаж.

– Мы все сейчас волнуемся, – согласился инженер.

– Правда, мы всегда полагали, что братья ушли в развитии намного дальше нас, а выходит наоборот, – усмехнулся врач, кореец средних лет. – Конечно, интересно побывать в средневековье, но… Честно говоря, господа, я предпочел бы иметь контакт с более продвинутой цивилизацией. Хотя, прямо скажем, это было бы куда более опасно…

– Вы правы, дружище, – кивнул командир, – в нашей-то ситуации нам ничего не грозит. Самое большее, чем они пока владеют из предметов разрушения, это примитивные огнестрельные ружья и пушки. Наши защитные энергетические оболочки для них, – все равно, что железобетонные бункеры второй мировой для австралийских аборигенов. Но вот, ребята, о чем я подумал…

– Правда, правда, командир, – смущенно хихикнул врач, – думаю, что многие подумали о том же. Мы можем быть крайне опасны для них. Идти на необдуманный контакт, сразу, – бессмысленно. Мы должны изучить их – сначала как бы со стороны. Постараться понять их жизнь. Для нас это может быть забавно, но для них, – может быть чревато непредсказуемыми для их цивилизации последствиями. Если хотите знать, по моему мнению, не стоит даже близко приближаться к этой планете первое время…

– Как скоро мы можем войти в ее атмосферу? – недовольно перебил командир.

– Если мы не изменим курс и перейдем в режим торможения, то по здешним часам – минут через восемнадцать – двадцать, – ответил инженер, не отрываясь от дисплеев. – Но если отклонимся немного, будем крутиться на орбите.

– Включите носовую камеру-телескоп, – скомандовал командир симпатичной женщине, ученому, закуривая следующую сигарету.

– Слушаюсь, сэр.

Плоский объемный экран осветился изнутри, и через мгновение те, кто находился сейчас в центре управления корабля, увидели жизнь на планете, к которой стремились много лет. Там, внизу, было утро. Женщины спешили на базар, а важные сильные мужчины времен абсолютного патриархата верхом на животных, напоминающих лошадей, улыбались им, лихо закручивая усы. Немного позади базара виднелась крепостная стена, и высились шпили собора, только вместо крестов их венчали причудливые ажурные фигуры. Вдоль стены жались друг к другу жалкие лачуги бедняков, и хозяйки выливали из окон помои. А вот и базар, – люди с темным цветом кожи торгуют яркими разноцветными фруктами, розовым мясом, золотистым хлебом. Какие-то мальчишки стащили прямо из-под носа торговца кусок пирога, и тот что-то кричит им в след, размахивая кулаком. По базару бродят какие-то лохматые звери (собаки?). Вдали, на горизонте, поднимается облачко дыма, – это либо чадит харчевня, либо где-то – пожар, война…

– Господи, все как у нас когда-то, если верить истории, – тихо произнесла женщина. – Неужели эволюция не способна была привести к чему-то другому? Человек, лошадь, собака, апельсин, дыня, – неужели ничего больше? – В голосе ученого слышалось разочарование, словно ее обманули. – А затем у них обязательно будут: паровоз, электричество, атомная бомба, свои «Битлы», СПИД?

– Это лишь поверхностный взгляд, Анна, – возразил командир. – Мы ведь совсем их не знаем. Но, между прочим, не могу поверить в то, что вам так уж хотелось увидеть внизу, скажем, синих одноглазых лягушек. И, как знать, может быть, формы жизни, подобные земным, действительно всего-навсего тиражировались во вселенной, как считали профессора Троицкий и Гросс?