– Брякнешь кому-нибудь про нашу встречу – я найду, – прошипел он ей в ухо с такой непомерной злобой, что она съежилась, – и эти прощальные объятья тебе покажутся цветочками. Ты меня поняла? – Он подчеркнул вопрос, резко усилив голос.
– Да! – выдохнула Полина, и он медленно отпустил сдавившую грудную клетку руку.
И словно бы не в силах больше ручаться за себя, Хромцов отшвырнул ее и ее руки, напоследок прекрасно ей дав понять насколько она, Поля, хрупкая. Заставил попятиться, обошел, бросил на нее обращать внимание как немного золота на пол.
Оба замолкли. Усталый и недовольный собой, горячий как кипяток в своем легком пиджаке, Хромцов медленно побрел, желая куда-нибудь уйти, только бы не под рябину. У меня агония, но сердце сильное, думал он. Шел как шел, больше не осталось сил на скаканье через крапиву как через резиночку. Он в шутку вспомнил, как утром завязал чистое полотенце вокруг пояса и ни о чем плохом не подозревая, взял любимые часы, лежавшие на карнизе белого мрамора, тянувшегося по всей окружности его ванной. В меру дикие зленные декорации успокаивали, давали чувство покоя, лишить которого его чуть не умудрилась какая-то блондинка с лицом из рекламы сливок. Он практически скрылся от нежелательной свидетельницы. Обещая себе, что это продлиться до вечера, Хромцов выбрал очередные густые кусты, чтобы вздремнуть уткнувшись в гладкие складки листьев.
***
– В другой раз заберешься в кусты.
Измученный Хромцов пошатнулся и схватился за какие-то растения ушам своим не веря.
– Вдруг убийца вас ищет. У него оружие, вы другое дело. Понятное дело, что вы в проигрыше, каким бы вы не были… трудно подобрать слово. К полному удивлению мужчины, Полина рассмеялась, коротко, чуть задыхаясь. Угроза, по-видимому, ее потрясла, но она осталась легкой, без каких либо определенных обид и обобщений той лихой истории в которую влипла. – Незачем ждать сумерек. Выше есть одна дорога, о которой известно только местным. Вы знаете, что я хочу этим сказать. Почему? Иначе спать не смогу.
А он ее недооценил. Благородная. Можно выбрать между ней и полем, не желаешь – лежи в грязи. Вообще то просто в пыли, правда раскаленной, с кучей насекомых норовивших упасть на спину и плечи. Увлекая за собой ветку, Хромцов на минуту задумался, параллельно спугнув пару шмелей запутавшихся в траве. В конечном счете, в его голову пришла надежда, рожденная отчаяньем импровизация, но может и сработает.
На неверных ногах он обернулся к ней, скривив твердые губы в лихорадочной усмешке. Прищурившись, разглядел в лучах солнца выражение ее лица и быстро сообразил, что девчонка не сознательно помогает, больше из-за каких-то там романтических представлений на его счет. На миг вспыхнувшее раздражение быстро уступило место невольной заинтересованности в дальнейшем. Как не крути, его телу была необходима забота. Хромцову стало интересно, что Полина знает о ней. И он пошел за ней: в конце концов лучше быть рядом, когда девчонка передумает, прибежит к взрослым и будет на него жаловаться. Приняв решение отдаться на ее волю, Хромцов теперь старался меньше думать о своей любовнице, ждавшей его к вечеру. Впрочем, не о такой уж любовнице, невесте больше.
Да, она сделала это. Она сумела прервать диалог между здравым смыслом и своим головным мозгом, с чем и может себя поздравить. Ее нижняя губа задрожала. Главное теперь чтобы не узнал папочка, что она решила укрыть одного мистера Неудавшееся Заказное Убийство у них гараже. Совершеннолетнего, в отличие от нее.
И вот под облаками, принимавшими разные причудливые очертания на небосклоне и похожими на парящие слитки золота из-за лучей, Полина заговорила онемевшим ртом, периодически стеснительно прикрывая этот предательский роток рукой так, как будто у нее пошла кровь носом. Как будто влюбилась или как после удара. Отчего-то больше всего на свете боясь, что с недоумением на нее глянув, мужчина не то чтобы откажется пойти вместе с ней, а вообще в дальнейшем с ней разговаривать. Но незнакомец Полину понял, словно умел читать летописи несколько спутанных женских жестов. Просто знал, как на ее эмоциональность реагировать, как будто этому ремеслу его давно-давно обучили некие славные учительницы, любительницы великих моментов и всего того, что полагается действительно красивым женщинам. Что-то жесткое, что-то в повадках – несмотря на боли, он продолжал держать себя свободно и уверенно, пожалуй, даже властно и двигался также. Вникнув в то, что именно она ему предлагает, спешно перекрыл себе все дороги к желанию уединения, обещал хорошо отблагодарить, если она его полечит. Но приоткрыл ей о своем самочувствии только то, что хотел сам приоткрыть, заставив Полину с ее насмешливым благодушием, задуматься насколько странно в характере этого человека сочетается скупость и щедрость.
– Обопритесь на меня. У вас в самом деле жар. Да вы весь горите!
– Ты только посмотри, она думает, что если человеку помогает, мама с папой ее не накажут. Лично я бы выпорол – сесть не смогла бы. Поля! Поля. Поля… у меня достаточно забот, чтобы еще из-за тебя переживать.
– Да… Сухой репей опасен для брюк даже больше чем для голых коленей, видели бы вы себя. Значит так, соберите последние силы и дойдем до велосипеда, – сказала она и разрыдалась. Он повис на ней и засопел ей в плечо. – Послушайте, во что бы то ни стало вам нужно дойти со мной до велосипеда, иначе будет сложнее, иначе все пойдет наперекосяк. Кстати, мамы у меня нет, а отец ничего не узнает. У него сегодня гости.
И вот опять он легонечко ей улыбнулся. Оторвав задумчивый взгляд от ее пальчиков у себя на груди, сухо обронил, что с ней он поймал свой самый удачный случай. Сделал шаг, второй и с полузакрытыми глазами снова свалился на нее, облокотился, воспользовавшись ее растерянностью, пока мало что соображавшая Полина пыталась нащупать его пульс. О чем-то тихо шутил, пока она лихорадочно трясла его запястье, учась этот пульс нащупывать. И в результате обнаружила бившуюся вену с таким страхом, что едва не вскрикнула от облегчения, но не смогла перебить своим беспомощным стоном неиссякаемый поток чужого героического юмора.
– Блондинки – всегда загадка. То ли крашенная, то ли родилась дурой. Разговаривают две блондинки: хочешь мороженого? Нет, я нормального хочу. Или вот еще… Как добиться, чтобы у блондинки загорелись глаза? Посветить фонариком в ухо.
– Слушайте, не смейте! Не смейте терять сознание!
– Сама прекрати, – шепнул он, – прекрати трясти меня, черт возьми! Когда это было нужно, мужчина был очень несерьезным, обворожительным. Когда ему это было нужно. Для Полины решающим аргументом и стал его упертый оптимизм, когда она с грехом пополам тащила его через поле обратно к дороге. Ну не смогла она не помочь человеку, оказавшемуся в беде. Она разглядела за мрачной внешностью благородное сердце, и уже взвалив незнакомца на багажник велосипеда, задалась вопросом: а это ей точно не показалось?
Полина уселась впереди него, пришлепнула проворную муху на своем бедре, потом, энергично гоняя по рту какую-то карамельку, добытую из кармана и быстро осматривая колеса, припустила вниз сиденье и выпрямилась. Велосипед под седоками немедленно отозвался на дрожащий нажим хозяйских пяток и сразу же поехал вперед. Через пару секунд они уже неслись сквозь зыбкие пятнистые кусты.
Хромцов молча наблюдал как развиваются по ветру ее выгоревшие волосы, наконец, он не выдержал и выдохнул:
– Ну и задница…
Полина обернулась и уставилась на него:
– Вы это про фигуру мою или про положение дел?
Он широко распахнул глаза.
– Виноват, – пробормотал он. – Слушай, а где у вас тут река?
–Я вас к ней и везу, к нашей синеглазой красавице. Ну, держитесь – же.
Они поехали дальше. Мимо проплывали поляны иван-чая, ветерок дул в лицо. С левой стороны виднелись громады вишен, сидящие сидмя в зеленом круглом бархате, последняя полоса жгучей малины, кочки, груши-дички. Запоздало припомнив хорошие манеры, Хромцов незаметно от девушки оправил зад ее загнувшейся юбки, чтобы та кончалась на понятном ему уровне. Как бы ему не хотелось продлить это зрелище со всеми его мелочами и роковыми подробностями, Хромцов объяснил себе, что узоры из сердечек на белом хлопковом квадрате и выше след от резинки – такой розовый-розовый, вовсе не его головная боль, а кого-то другого и потому отпрянул от Полины со снисходительной прытью.
