Так началась его карьера. Настоящая карьера. Вскоре его назначили заместителем начальника личной охраны председателя Заккрайкома. Доверили работу, во всех смыслах ответственную. Это было тяжело, организовать безопасный быт первого лица Закавказья, и его семьи.

Слова Обулова глубоко засели в его сознании. Ответственность действительно была огромной. Перед партией, пролетариатом всей страны Советов, да и всего мира. И потому, он лез вон из кожи. Не за почет и награды, а за оказанное доверие. Так им внушали; так, он считал сам, и считал искренне….

Потом была Москва… С её размахом, и неповторимый дух. Её открытие… Грузия хоть и прекрасная страна, и все же, масштаб не тот. Как говорил «Вождь»: «небольшая территория на окраине Российской Империи»! Москва другое дело… Очень быстро она стала близкой и родной.

Она ставила задачи иного уровня. Здесь в новом виде, возрождалась несокрушимая российская идея, сделать «краснозвездную» новой столицей мира, третьим Римом, новым Иерусалимом. Где воцарится мир и восторжествует справедливость; где воссияет новое, истинное Божество!

Тогда, он верил во все это! Верил, не отравленный сомнениями. И твердо для себя решил, что ради этой святой Веры, он не будет знать сомнений.

Когда домработница, оторвав от воспоминаний, подала ему телефон, он благодарно улыбнулся ей и приложил трубку к уху. И тут же, его лицо просияло. Это был внук… его любимый внук. Его опора и надежда….

Вообще-то, он ждал сына, но небо, как всегда, распорядилось по-своему. Но пусть, и с запозданием, оно подарило ему внука, которого он воспитал, в ком, видел свое продолжение. Которому он стремился передать лучшее, что было в нем…

По мере освоения информации, его настроение резко менялось. Лицо осунулось и посерело. Костяшки пальцев непроизвольно забарабанили по колену. От простодушного старика, безмятежно наслаждавшегося картинками пленэра, не осталось и следа. Он бы и сам не вспомнил, когда в последний раз испытывал подобное волнение…

– А теперь слушай меня внимательно! – сказал он твердым, не терпящим возражений, голосом. – Сейчас, ты в точности сделаешь, все что я скажу Выходишь из вагона, не доезжая до Москвы. Станция… Берешь такси и на дачу к матери, сам понимаешь на какую…. Нас, конечно, слушают, но будем надеяться, что оператор спит. Сидишь и ждешь меня. И носу оттуда не высовывать. Ясно? Я спрашиваю, ясно? Вот и хорошо!

Положив трубку, Паве Васильевич задумался, но лишь на секунду. Набрал номер телефона и заговорил уже другим, слегка небрежным тоном:

– Приемная командующего ЗаКВО? – раздалось в трубке.

– Валерий ты? Да! Да! Рад, что не забыл старика. Всегда говорил – из тебя будет толк. Шеф еще на месте? А где? В отпуск ушел? В первый раз за пять лет? Да! Наша… старая закалка! Вам молодым и невдомек, что работа может быть смыслом жизни…. А кто из замов есть? Все как один… Ах, джигиты…. Ну, давай, соединяй…

– Васильевич! – после многочисленных щелчков, услышал он молодецкий голос начальника штаба… – Рад узнать, что жив, здоров. Если только не нужно нанести удар по Туретчине, буду счастлив помочь.

– А ты все тот же балагур, Василий! Или мне к тебе по званию обращаться?

– Брось, Васильевич! Ты же сам меня учил – жить надо весело, а я привык доверять старшим товарищам. Будь ласков, чем можем помочь?

– У тебя сегодня на Москву борт есть? У внука завтра торжество, хочу сюрприз сделать.

– И все? – раздался разочарованный голос. – А я уже лагодехских* десантников поднял; в боевую готовность привел. Думал, на Стамбул поведем. Одну секунду…, – после недолгой паузы вновь зашуршала трубка. – Борт 120! Вылет через…. час. Рейс задержу. Машину высылаю. Если не растрясет еще и по стаканчику «Хванчкары»* пропустим.

46/

Пицунда.

Абхазия 1988г

От станции «Пицунда» до «госдачи»*,Татьяна и Роман ехали на автомобиле, присланном Борисом Е. Вдыхая густой букет запахов проникавших в салон автомобиля, девушка вольно цитировала попавшийся под руку буклет:

«Пицунда – жемчужина Абхазии, в изумрудном ожерелье гор. Её сосновые и самшитовые рощи, разносят неповторимый аромат любви…

– Тат! Замолкни, а? – голова Романа упала ей на плечо. – Дай поспать…

Скорее от усталости, чем от обиды, девушка ущипнула его в руку и отвернулась. Но, уже через полчаса, едва Роман успел распаковать чемодан, она явилась к нему в купальнике, с китайским зонтиком на плече, и в ультимативной форме потребовала, чтобы они немедленно отправились на пляж.

– Мама уехала в Москву, представляешь? – сообщила она. – Небо безжалостно навязывает мне твое общество.

На пляже, пройдя мимо узнавшей её охраны, она незаметно подкралась к зарывшемуся в песок мужчине и навалилась сверху всем телом.

– А ну! – взревел тот от неожиданности Борис Е.. Но высвободившись, по-медвежьи прижал к себе дочь, и неуклюже похлопал её по спине. – Вот, она, моя дочура! Моя красавица!

– Пап! – отстранившись, и удерживая отца на вытянутых руках, Татьяна стала пылко делиться впечатлениями. – Ты даже представить не можешь, как все это было здорово. Теперь, я буду заниматься только экстремальным спортом.

– Мама, тут беспокоилась. Я её все успокаивал. Говорю, все будет в порядке, она под надежным присмотром. Но ты же знаешь, маму?

– Папа! Я уже не маленькая!

– А позвонить не маленькой девочке не с руки? Слабо?

– Ты бы видел, как мы сплавлялись? – вскочив на ноги затараторила Татьяна. – Там волны, как на море – просто цунами. И вертит, вертит. Всюду брызги, водовороты! Туда бросает, сюда! И река, так жутко ревет – страх!

– Что-то я твоего журналиста не вижу? – завертел головой Борис Елин – Опять сбежал! Значит, в ряду воздыхателей опять невосполнимые потери! Или… – кивнул, он головой в сторону мнущегося невдалеке Романа.

– Ему пришлось уехать по срочным делам в Москву.

– Сбежал зятек. Не очень-то уважительное отношение к будущим родственникам…

– Па… па! – недовольно отвернулась от него Татьяна. – Мы уже давно с Андреем только дружим.

– Любовная лодка дала пробоину? Вижу, твои чары перестали работать! Надеюсь, ты переживешь потерю. Да и странный он какой-то!

– Какой зятек, пап? Во первых, это все в прошлом. Мы уже давно расстались. Вовремя, так сказать, спохватились. Во вторых, я плохо подхожу на роль страдалицы с зареванным лицом. Я ведь, вся в тебя! Да и потом, он был моложе меня на целую вечность.

– Знаешь, за кого ты хотела выйти замуж в пять лет?

Татьяна очень хорошо знала эту семейную байку, которую на все лады переиначивал отец. Стряхивая с себя песок, она сделала то, что делала всегда – изобразила любопытство.

– За меня!

Раскатистый смех прокатился по пляжу.

– Зашла к нам с Наиной в спальню и заявила, что назначаешь себя моей любимой женой.

Вторая волна могучего смеха, накрыла редких загорающих.

– Правда, очень быстро охладела. Но какое-то время я успел походить в твоих женихах.

– Ну, что с нас женщин взять? Мы ветрены и непостоянны. Но ты всегда будешь моим героем. Пойду, окунусь. – резко сорвавшись с места, Татьяна умчалась в сторону воды.

Наблюдая, как оставляя на песке следы, она несется к морю, Борис Елин не мог сдерживать восторга. Он не просто любил младшую дочь, и не просто выделял среди остальных, она была его отдушиной, действовала на него благотворно. Особенно, сейчас, когда после выступления на пленуме* (октябрь 1987) положение его пошатнулось и он не знал, какого подвоха и с чьей стороны ожидать. Не было сомнений, он затеял опасную игру, в которой ему противостояли первые лица государства. Но другого выхода, он не видел. Перемены, которые затеяла команда Горбачева, были половинчаты и не соответствовали велению времени. Само собой, он не мог им дать просто подретушировать лицо системы. Он полностью её изменит, а если что – разрушит. Никакие полумеры её не оздоровят; разве, только продлят агонию. Но как поднять экономику; сельское хозяйство, легкую промышленность? Как сделать советский товар конкурентоспособным? Нужен новый подход в экономике, огромные инвестиции, руководители новой формации, а не агитаторы и пропагандисты из ЦК, где только и делают, что отсиживают жопы. Нужна революция в умах. А так, одна болтовня и сотрясание воздуха; даже у них в Политбюро.