И еще… Что за парень этот Роман Белькович? Что за отношения у них с Андрюшей? Если это дружба, то я буду очень удивленна. На-пи-ши…
Твоя Нина
3
Рауль
Хайфа. 1936 год.
Несмотря на то, что еще за три месяца до рождения, Рауль Валленберг лишился отца, сетовать на отсутствие родительского внимания, ему не приходилось. С раннего детства он был окружен любовью и заботами близких. Во всех отношениях талантливый, отмеченный «страстью к чтению», мальчик, не отличался особой усидчивостью к предметам, которые казались ему ненужными. Это сказывалось на отметках, однако, никак не влияло на стремление получить самое широкое образование. И здесь, больше других усердствовал его дед, Густав Валленберг*, неустанно внушавший внуку тягу к знаниям. Отложив окончательный выбор профессии на зрелый период жизни, стороны остановились на архитектуре и «американском плане» Густава, который должен был дать коммерческий опыт, необходимый в «большой конкурентной борьбе с себе подобными»; а так же, помочь сделать из внука «толкового члена общества». И лет эдак к тридцати, перейти от «архитектурного этапа», на «коммерческую стезю».
Во исполнение столь амбициозного плана, полностью финансируемого дедом, к своим 24-ом годам, Рауль успел достаточно поколесить по миру. Германия, Италия, Франция, Соединенные Штаты Америки, Мексика, Южная Африка. И вот, теперь, по настоянию деда, его ждала Святая Земля…
После, года жизни во Франции и почти четырех лет в Мичиганском университете – Хайфа показалась Раулю, мягко говоря, городом провинциальным. По интенсивности жизни, она не шла ни в какое сравнение даже с Кейптауном, хотя и считалась морскими воротами подмандатной Палестины. Тель-Авив, с его претензиями на роль торгового центра Ближнего Востока, ему нравился больше. Но, он находился на «Земле Обетования», и рядом, манил своими тайнами древний Иерусалим. Он был, просто обязан посетить город пророков.
Конечно, дед хотел ему добра, давая по возможности посмотреть мир, думал Рауль, но мог бы проявить и больше гибкости; помочь заняться тем, к чему лежала душа внука. И Рауль, все чаще озадачивал себя – коммерсантом, он еще успеет стать, а вот архитектором?
В семье, к его страсти к градостроительству, относились с пониманием, но в клане Валленбергов такая профессия всерьез не воспринималась. Или банкир или промышленник, третьего, не дано.
Рауль, откровенно скучал… Бессмысленное штудирования банковских азов, на положении стажера без оплаты, все больше тяготило его. Он чувствовал и раздражение и неуверенность; будущее представлялось смутным. Он был другим. Банкир – это особая каста холодных и расчетливых людей, как его дядья – Якоб и Маркус*, которые уже распространили споры своих банков, чуть ли не по всему миру. Он, другое дело! Работа в «Холланд-банке» была ему в тягость, а путь на Хабаким 14*, казался маршрутом на Голгофу. Единственно, что скрашивало жизнь, соседи по «кошерному пансиону» Германа Струка, в котором он квартировал. Здесь, он находился в окружении еврейских семей галата*, в основном из России, Германии и Румынии, бежавших на «обетованную землю» от преследований. И мог, что называется отвезти душу. Но даже здесь, его искания профессии не вызывали ничего, кроме сдержанных улыбок.
Семидесятилетие одессита Исаака Моисеевича Шварца, представителя пятой волны алия*2,отмечали скромно, в виду особенностей характера последнего. С одной стороны ярый, бескомпромиссный сионист; с другой, еврей категорически отказывавшийся следовать многим правилам Закона, симпатий у набожных иудеев не вызывал. Избавившись от гнета комиссаров, он никак не спешил избавляться от принесенных на «Святую землю» злостных пороков. И кроме прочих неугодных Богу деяний, ввел для себя норму пропустить на ужин рюмочку другую горячительных напитков. Такие вольности старого одессита вовсе не приветствовались строгим населением кошерного пансиона, но сподвижники не заставили себя долго ждать. В семье эмигрировавшего из Баварии Якова Мануиловича Катца, пропустить пару рюмочек шнапса, также не считалось зазорным. А пиву, если оно было баварским, здесь просто поклонялись.
Завидев машущего свертком Рауля, Исаак Моисеевич встал ему навстречу и распростер объятия.
– Мальчик мой! – дрогнувшим голосом, сказал он. – Я вижу в ваших руках то, что может согреть душу старого еврея. Такой приятный человек, как вы, не можете обмануть его ожиданий?
– Это не просто то, о чем вы думаете! – Рауль пытался как можно дольше сохранить интригу. – Это то, о чем вы думаете, подвергнутое самой ужасной термической обработке, к которому самая прекрасная на свете одесситка приготовила…, – Рауль подал оговоренный ранее знак, и из дверей показалась женщина с подносом в руках, – легендарную селедку под шубой. Честное слово, я и сам заинтригован, и в нетерпении хочу, наконец, попробовать, что эта за штука? Как шведу мне очень трудно осмыслить такое сложное словосочетание, как «селедка под шубой»…
– Ах, как приятны эти мимолетные мгновения счастья, – взяв из рук Рауля сверток, недоверчиво покосился на него старик, – Русская водка! Не думал, что буду так тосковать по ней? Как вам удалось найти этот стратегический продукт?
– Ну, я же Валленберг! – встав в вызывающую позу, многозначительно сказал Рауль.
– Так знайте, господин Валленберг, – вытащив из пакета, покрытую изморозью, бутылку и поцеловав ее, сказал старик. – и это я говорю вам без всякой лести – вы не просто волшебник, вы герой народа Израилева! И ваши деяния уже сравнимы с подвигами пророка Моисея. Вы выводите наши души из уныния…
– Жаль, что вас не слышат мои родственники! – рассмеялся Рауль. – Мой дед, все мои дядья. Они упрямо пытаются сделать из меня банкира. Их переполняет чувство ответственности за меня. Но что-то им мешает открыть во мне иные достоинства. Благодаря деду, я успел вдоволь попутешествовать по миру, но к его страшному разочарованию мне вынесен безжалостный вердикт – к банковскому делу не пригоден. Видимо, моя еврейская кровь разбавлена сверх меры. Но я не унываю. Свет не сошелся клином на этой профессии. «Такой человек, который наполовину Валленберг, наполовину еврей, – такой человек не пропадет».
– Так ты еврей, мой мальчик? – всплеснула руками жена именинника Надежда Соломоновна Шварц.
– Совсем немного! Где-то на одну самую незначительную часть. – большим и указательным палацами Рауль наглядно обозначил величину своего еврейства. – По материнской линии….
– Не унывайте, юноша? – сказал Исаак Моисеевич. – Здесь главное не концентрация, а содержание. Еврей – это больше состояние души.
– Любой еврей уже от рождения финансист. – назидательно похлопал Рауля по плечу, Яков Мануилович Катц. – Специ-альное образование тут не требуется. Другое дело – где взять столько денег, чтобы ублажить всех сынов Израиля?
– Полностью согласен! – замотал головой Исаак Моисеевич. – Все дело в том, что как только дело касается финансов, мы вездесущи… Допустим, где-то в Антарктиде, на полюсе холода, вздумал забить некий финансовый источник…, так уже за час до его извержения, с пару десятков евреев будут топтаться рядом, да еще ворчать недовольно: «Ну, сколько можно ждать? Здесь же не Ницца?
– Что бы мы там о себе не думали, ничто не радует еврея так, как хорошо набитый кошелек. – закивал головой Яков Мануилович.
– Как Валленберг, я подозреваю о преимуществах, которые дают деньги; они мне не безразличны, но налокотники, конторка – это не мое.
– Вот, что я вам скажу, Рауль! – подошла сзади и положила ему руки на плечи старая одесситка. – Чтобы стать настоящим банкиром, вы не достаточно жадны. А банкиры мы потому, что у нас выбор невелик. Человек с еврейским мышлением может стать либо успешным музыкантом, либо успешным банкиром».
– Ты не права дорогая. – поправил её Исаак Моисеевич. – А математика; а медицина? Мы неплохие ювелиры, адвокаты, ну и так далее. Что же касается финансов…, это дело кропотливое. И хлопотное… Все любят деньги, но никто не любит с ними возиться. Дать деньги – это еще не все. Нужно уметь вернуть их с прибылью, а для этого часто приходится наступать должникам на горло. У нас в Одессе, по этому поводу было очень много интересных историй…
