Опустившись в кресло, и поерзав недолго, Андрей прочел в следующее сообщение.

Визит Хрущева. Стокгольм. 22-27 июня. Газета «Экспрессен». «Где Валленберг? – вопрошал заголовок. – Вы привезли с собой свиту в пятьдесят человек, но одного человека в ней все-таки нет. Валленберга!»

Перебирая многочисленные папки, листая сообщения, знакомясь с версиями Андрей, казалось, потерял счет времени. Он и глазом не повел, когда в кабинет вошел отчим; постоял не долго, словно изучая глубину погружения пасынка в материал, и осторожно вышел, аккуратно закрыв за собой дверь. Не заметил матери, неоднократно, с чувством беспокойства, заглядывавшей в кабинет. Пока, наконец, не отложил, документы в сторону и долго смотрел перед собой в пустоту; в ту бездну человеческих пороков, в которую ему заглядывать может и не стоило.

17/

Генерал Бромов

Стокгольм 1985

Вторую половину августа, шведскую столицу накрыло непривычной жарой. Но не это было главной причиной уныния, охватившего советское представительство. В Москву, на новую должность, отзывался посол, а это значило – новые люди, новые назначения, неизбежные перемены. Для Андрея, отзыв означал прощание со Стокгольмом. Очень важный и красивый отрезок его жизни соскальзывал в безвозвратное прошлое.

Церемония прощания прошла, как и ожидалось, на редкость скромно. Посол не любил никакой помпезности. Нанеся визит министру иностранный дел, и выполнив ряд положенных формальностей, он позволил себе, наконец, расслабиться. Поднявшись в кабинет, долго и тщательно подбирал спиртное, пока не остановился на виски. Насыпал в стакан льда, плеснул напиток, сел в кресло и лихо скрестив ноги на журнальном столике, стал неторопливо, потягивать светло-коричневую, с золотым отливом жидкость.

Он мог быть доволен собой. Главный в его жизни, карьерный шаг, был сделан. И это было не просто, заслужить такую оценку руководства, особенно в МИДе, в этой банке, наполненной пауками. Конечно, не без закулисной борьбы, но о смог получить один из самых значимых постов в министерстве. И кто бы мог подумать, что какие либо силы, смогут вытолкнуть его так высоко! Вот, что такое жить в эпоху перемен. Раб ставит на колени Рим; капрал становится императорам, семинарист – генсеком. В его карьере, конечно, не было таких крутых взлетов, но он мог быть довольным собой. Теперь, пришла пора подводить итоги. Его ждет Москва, бурлящая, предреволюционная, и кто там знает, как дальше распорядится им судьба…

Новый министр, личность несомненно яркая, неординарная. Типичный образец лукавого, восточного визиря. Но сейчас, он был готов работать с кем угодно, даже с индийским махараджей. Было интересно, узнать куда, в очередное лихолетье развернет его великую и несчастную страну.

Вошедший без предупреждения начальник службы безопасности, положил перед ним пакет с кассетами и рапорт на нескольких листах.

– Я вам из записей кое что принес. Ваш сын и генерал Бромова. Ребята повеселились немного. Вы послушайте и примите решение, давать делу ход или нет! Я поступлю, как вы скажите. По-моему, ничего серьезного.

Отпустив кивком помощника, Евгений Викторович Панин вставил кассету, одел наушники и нажал на клавишу магнитофона.

– Вы хотите, вот так, в советской форме разгуливать по Стокгольму? – зашуршали динамики.

– Почему бы нет? Я до мозга костей советский офицер. Уверен, эта форма красит меня.

– А знаете ли вы, что советские офицеры не самые популяр-ные персоны среди скандинавских пацифистов? Возможны провокации!

– Догадываюсь! Пока из Афганистана войска не выведем, ситуация вряд ли изменится.

– Так ведь решение уже принято*. Или, вы считаете, что нужно остаться?

– С военной точки зрения победить афганцев нельзя. Еще Черчилль говорил: «нельзя победить страну, основной военный принцип которой, партизанская война». Я тоже думаю – победить нельзя, но в крови утопить – можно. Все зависит от воли руководства!

– Руководство уже высказало свою волю. Мы уходим…

– Радоваться тут не чему. Со стратегической точки – это ошибка. Нас тут же заменят американцы. Афганистан ключ ко всему региону; ко всей Центральной Азии!

– Можно, сменить тактику, войти в контакт с афганцами.

– Тактику, в Афгане, мы разную применяли. – усмехнулся генерал. – Да весь фокус в том, что она никогда не срабаты-вала. Слишком жестко, все началось, уже на самых ранних стадиях. И устранение Амина, и взятие дворца. Все это усугубили ужасные просчеты в оценке религиозного фактора. Теперь, к большому сожалению, все переведено в область военного противостояния. И вся беда в том, что афганцы больше не верят нам. Еще, относительно недавно мы были друзьями, теперь мы для них безбожники, которые пришли на их земли, чтобы разрушить их дома. И даже если они вам улыбаются, это не повод показывать им спину. Обязательно получите удар. Коварство среди них не грех; более того, в очень большом ходу.

– Но, мы ведь к ним, не в виде ангелов явились? В Союзе об этом ничего не пишут, но здесь? Такого наслушаешься? Пресса то, свободная!

– А вы, не увлекайтесь средствами массовой информации. Не читаете перед обедом шведских газет. Журналисты, они ведь, еще тот народец. Хуже них только политики. Хотя, здесь можно поспорить. В общем, они друг друга стоят. Что хочешь напишут. Вон, обо мне, сколько накатали.

– Спешу вам сообщить, я журналист…

– Да? – несколько смутился Бромов. – Вот, потому, мне никогда не стать дипломатом. Могу, сходу ляпнуть, что нибудь, не подумав. Но? Давайте разберемся. Представление о мире нам навязывают политики и… журналисты.

– Представление о жизни формируют образование, и атмосфера в обществе…

– Это в идеале. В жизни главное слово за политтехнологами. К сожалению, последнее время мы ясно наблюдаем кто владеет нашими умами…

– Не боитесь так откровенно? В посольстве? Здесь же прослушка вокруг…

– А разве перестройка военных не касается? – с вызовом спросил Бромов. – Считаю, что могу говорить, о чем угодно, пока не поступит приказ. Поступит – буду выполнять. К тому же, я уже давно ничего не боюсь. Да и беседа у нас, я так понимаю, конфиденциальная? Или… В дальнем зарубежье, я впервые, так, что дайте мне немного осмотреться. Но, вряд ли я изменю мнение.

– С удовольствием помогу вам, осмотреться…

– А, что касается бдительности, так я всегда начеку. И вовсе не считаю себя подневольным. По-моему, это журналисты в гораздо большей мере люди подневольные, чем мы, военные. Именно вы стоите на страже интересов недобросовестных политиков и толстосумов всех государств. Работаете по заказу редакторов, которые, в свою очередь обслуживают интересы политиков. И в результате искаженная картина мира; недоверие, злоба, войны, в которых самую неприглядную работу приходиться делать нам. А свобода это иллюзия Западного мира. Нет никакой свободы. Кто платит, тот и заказывает танцы….

– Но кто вас заставляет делать эту грязную работу? Разор-вите цепь….

– Во-первых, молодой человек, я не считаю нашу работу грязной. Да, на войне нужно убивать, или отдавать команды, но он таков, мир. И был всегда таким, ничего не изменилось. И ничего тут не поделаешь. Что до ответственности, её несут те, кто отдают первоначальные приказы. Из теплых и уютных кабинетов. Обрекая десятки тысяч, миллионы людей на грязь, лишения, кровь. Чаще всего, военные, только расхлебывают кашу, которую заваривают гражданские. Мы же, руководствуемся присягой! Присяга – это вериги, которые обречен нести любой военный человек.

– Но ведь она нарушается повсеместно. Все поголовно, нарушают Женевские конвенции ведения войны? Вот вы, поставлены стоять на рубежах нашей Родины, но не за их пределами.

– Мы поставлены, чтобы блюсти её интересы…

– И разве, преступный приказ не отменяет присягу. Соблюдай мы это простое правило, не было бы войн.

– Вы очень наивны, молодой человек.