– Но почему? В чем заключается моя наивность? Должно же быть какое-то высшее правило?

– Война, как и политика, это борьба без правил. На войне нет правил, а точнее, есть одно, главное – свой, чужой…

– Вот Западная пресса и шумит. Что они нам только не приписывают? Выходит все это правда?

– Зачем вам, сыну посла, журналисту, лезть в наши военные дела? Любой материал, можно, как угодно подать; как угодно преподнести.

– В свете политики открытости, проводимой нашим государством, сыну посла интересно все….

– Хорошо! Пусть, сын посла, высказывает предположения, а я буду или не буду их опровергать…

– Вот тут говорят, о ковровых бомбардировках….

– Без комментариев…

– Напалм….

– Без комментариев….

– Кассетные бомбы…

– Без комментариев….

– Химическое оружие?!

– Вот это точно нет.

– Больше на ум ничего и не приходит….

– Я бы добавил сюда еще и некоторые вакуумные устройства, но это тоже без комментариев….

– С юридической точки зрения, считаете ли вы нашу армию преступной?

–Я бы не стал так резко выражаться. Я считаю нашу армию воюющей. Мы отстаиваем свои интересы.

– И ради этого вы допускаете гибель мирного населения?

– Для меня, в первую очередь, гибнут мои солдаты. Твои сверстники, между прочим. Мальчишки, практически! И тут я полностью с вами согласен, армию нужно выводить, и как можно скорее….

– Это ваше мнение, или мнение военного руководства?

– Насколько мне известно, переговоры уже завершены. Мы на пороге подписания мирного договора…

– Это здорово, что мы начали чистить свои конюшни.

– Не боитесь? Откроем шлюзы, можем в собственном дерьме захлебнуться!

– А разве есть другой выход? По-моему надо попробовать…

– Не знаю, не знаю.

– Ну что, товарищ генерал, готовы? – раздался веселый голос Андрея.

– Так точно.

– Тогда, прошу сюда. Откроем врата стольного шведского града, чтобы погрузиться в мир чистогана, наживы, и разврата.

– С огромным удовольствием.

– Начнем, пожалуй, с «лифта Катарины»*; это лучшее место чтобы увидеть город во всей его красе. Итак… Набираем побольше воздуха Родины и покидаем территорию Советского Союза.. Вот здесь, вы еще товарищ, а там, уже господин. И осторожней в дверях. У нас доводчик неисправный…

– Я готов! – уверенным голосом пробасил генерал. – Нет, нет… Только после вас.

18\

Королевский дворец.

Будапешт 1938

Будайская крепость, древняя резиденция венгерских королей, гордо красовалась над мутными водами Дуная. Множество старинных сооружений, венчал великолепный Замок, накрытый черепичным покрывалом. Она словно всплывала из нагромождений времен.

Величественный ансамбль Королевского Дворца поднимался из средневековых руин. В его блестящем окружении, выделялись, готическая вязь собора святого Матияша и примыкающий к нему Рыбацкий бастион. Площади, фонтаны; каскад скульптурных групп великих полководцев, охранявших покой и благополучие венгерской знати. На одной из колон резиденции, восседала птица Турул*, с широко раскинутыми крыльями. Мистическая птаха зорко следила за владениями Аттилы. В её когтях, уверяли Рауля, был намертво сжат легендарный меч*. (Вечером, в лучах заката, со смотровой площадки фуникулера, открывался великолепный вид на Будапешт и соединяющий две части города, Цепной Мост.) Королевский дворец, Рауль невольно сравнивал с подобной резиденцией в Стокгольме и если находил, какие либо сходства, немедленно сообщал об этом Миклошу. Сын регента, как показалось Раулю, несколько снисходительно относился к таким сравнениям, нисколько не сомневаясь, что пуп земли находится именно здесь, у скульптуры Святого Иштвана.

Во многом Рауль мог бы согласиться с ним. Древний замок доминировал над городом, как обобщенный образ Венгрии, как храм ее элиты, как символ общих устремлений жителей этой прекрасной и горячо любимой им страны.

– Как тебе жизнь в музее? – спросил Рауль, когда они верну-лись в комнату Миклоша. – В ряду портретов монархов не хватает только портрета твоего отца.

– Между прочим, в 22-ом, ему предлагали корону. После провала попытки реставрации. Но он отказался. Иштван* мог стать наследным принцем.

– И мы обращались бы к нему Ваше Величество! – рассме-ялся Рауль и отвесил поклон.

– В таком случае, я вне сомнений, был бы только рад за брата. Я, вообще, им горжусь. Мои же политические амбиции ничтожны. И это не радует отца.

– Может, ты скромничаешь?

– Сейчас решается вопрос о моей отправке послом в Бразилию. В некотором смысле, я сгораю от нетерпения. Хотя отлично понимаю, что это просто ссылка от греха подальше.

– Я, скажем так, тоже на распутье. – неожиданно разоткровенничался Рауль. – Все мои попытки создания собственного бизнеса потерпели крах. Я не оправдываю ожиданий, но что гораздо хуже с точки зрения нашей семьи, не чувствую себя банкиром. И потому, за мной укрепляется репутация неудачника.

– Ты не должен опускать руки, Рауль! – обнял его Миклош. – Мы, поможем тебе. Вопрос щепетильный, но мы сделаем все возможное. Надеюсь, ты понимаешь, у нас связаны руки. Когда, в стране появляется представитель славного дома банкиров Валленбергов, это сразу же вызывает множество вопросов. Операции вашего фамильного «Эншильда-банкен» с еврейскими финансовыми структурами, ни для кого не секрет. Отец осторожничает. – расхаживая по комнате, размышлял Миклош-младший. – Это в его стиле. У нас целый пакет антиеврейских законов. Антисемитские настроения в обществе настолько сильны, что это уже элемент политики..

– Я должен понимать, это как невозможность….

– Ну почему, Рауль. Я только сказал, что мы предпримем все меры предосторожности.

– Будем надеяться! – сказал Рауль.

– Евреи для нас фактор напряженности! – отбросив этикет, немного пафосно воскликнул Хорти-младший. – С одной стороны на нас давит Запад, в связи с антиеврейскими зако-нами, с другой Гитлер и внутренняя оппозиция упрекают в мягкости.

– Для Гитлера евреи корень зла. Он обвиняет их во всех смертных грехах. – осторожно начал Рауль. – Но мое общение с ними не выявило ничего особенного. Никаких злодейских черт я в них не нашел. И кровью младенцев меня не угощали.

– Евреи сами заслужили свою славу. Но для нас они только одна из проблем. Совладать с венграми, гораздо труднее, чем с кем либо еще. Гембеш*… Дарани*… Имреди*… Салаши*… Правые… левые… радикалы… Отцу трудно! Каждое его движение находится под пристальным вниманием. Друзья и недруги обкладывают нас со всех сторон…. А еще немцы… Чехов, они уже раздавили. Отец считает, на этом они вряд ли остановятся. Еще не ясно, какую цену фюрер запросит за свои услуги в наших территориальных притязаниях. Нас всех сближает Версальское унижение, но дальше наши пути расходятся.

– У тебя нет предчувствия грозы?

– Какой грозы, Рауль? Вокруг давно бушует буря! Мы на пороге очередного передела мира! И меня не покидают ощущения, что и на этот раз удача будет не на нашей стороне.

– Вы, с Иштваном, обречены быть в гуще событий. – почти с завистью, сказал Рауль. – Востребованность временем, мне кажется, должна вдохновлять. Вам есть к чему приложить руки. У вас множество целей.

– На Иштвана отец имеет большие виды. И не одобряет его увлечение авиацией.

– И его можно понять…

– А я завидую тебе! – упав на стул, сказал Миклош. – В тридцать лет, ты уже исколесил полмира. Европу объехал… Америку, Африку! Святые места посетил? Как тебе Иерусалим?

– Знаешь? – задумчиво посмотрел на него Рауль. – На первый взгляд захолустный, провинциальный городишка. Церкви, минареты, множество рынков, верблюды. Арабы в тради-ционных гутре* и джалабии*, немного евреев. Из экзотики – британцы. Причем их много меньше, чем верблюдов. Довольно значительный христианский район, третья часть которого армянский сектор с собором святого Иакова…