– Это тебе кажется, что ты просишь мало? Для начала ты должен выучить иврит. Лучше вспомнить. Ты должен разбудить свою генетическую память. Еврей это не тот, кто зубрит Тору, а тот, до кого доходит её содержание.

– Это как…

– Поняв один символ, ты найдешь ключ ко всему Учению сразу. И тогда тебе могут открыться многие тайны.

– Вот это по мне! – радостно, сказал Роман. – И тогда овладев непроизносимым именем Господа, я смогу осуществить любое желание?

– Если не шутишь, то ты глупец! – последовал спокойный ответ. – Твое желание – искушение. Любой такой случай меняет ход истории…

– Об этом я и говорю.

– Ты должен понять, все эти имена указывают только на одно из качеств Господа, и они не ключ к постижению глубокого понимания жизни; они не для удовлетворения желаний. Это часть Его сущности, которую нельзя определить. Оно скрыто еще и потому, чтобы язычники не могли её осквернить. Поэтому, для всех нас есть общепринятое обращение – Адой-ной. Что же касается манипулирования именами Господа – это смертельно риск.

– Я бы рискнул! А вы, дядя Лейба? Вы знаете эти четыре буквы? Кто владеет этой тайной?

– С точки зрения простого, советского обывателя, нет! Знать, в смысле суметь воспользоваться – нет! Скорее, осведомлен. Мы доверенные, но не наделенные. Это воистину тяжелое испытания, знать многое и не иметь возможность влиять. Но я хочу, чтобы в нашем огромном наследии ты выделял для себя другие ценности.

– Какие, дядя Лейба? Когда я был маленьким, вы меня уверяли, что если я спасу одну душу, то чуть ли не спасу мир. И я старался. Видит Бог, я старался! Хотел стать добрым, отзывчивым, чутким. И, что я получил? Подзатыльники, насмешки и презрение. Надо мной просто надсмехались. И еще били… Для всех я был оборвышем. Гадкой вороной вызывавшей только раздражение. Никто не упускал случая ткнуть в меня пальцем; унизить; никто не давал мне забыть, что я еврей. Но, что бы вы обо мне не думали, я всегда гордился своей нацией. И моя цель стать лучшим её представителем. Я никогда не хотел стать стоматологом или юристом; мне нужно больше. Я даже, приблизительно не могу сказать вам, что мне нужно… И это не жадность, дядя Лейба, это не мечта обывателя; это мое естество.

–Знаешь, что по этому поводу говорит Закон? Закон гово-рит… что мне пора на службу, а вот завтра, завтра мы обязательно продолжим нашу беседу. – поднявшись с места засеменил старый раввин. – И еще. У меня к тебе одна просьба.

– Слушаю, дядюшка Лейба.

– Пожалуйста, не называй меня дядюшкой. Просто дядя Лейбеле; или Ребе!

– Как скажите, Ребе. – согласно, кивнул головой Роман.

12\

В гостях у Хорти.

Венгрия 1938г.

Летом 1938 года Рауль гостил в семье регента Венгрии Миклоша Хорти. Венгерская аристократия вызывала у него двоякие чувства. Эта гордая и надменная каста была твердо убеждена, что вся вселенная вращается вокруг их Королевского Дворца. После ужасной по своим последствиям Первой Мировой войны, Европа предстала миру в совершено преображенном, и неустойчивом состоянии. Обе немецкие Империи пали. Вопросы, вставшие перед новыми национальными элитами, требовали разрешения. Одни народы обретали государственность; другие, оплакивали потерю былого влияния и территорий. Австрия сжалась до размеров небольшого государства и объявила себя республикой. Венгрия испытывала огромные проблемы. На какое-то время, к власти в ней, пришли коммунисты, установив коммунистический террор. Версальский договор подвел черту под самым жутким кровопусканием в истории человечества. Но как это и предсказывалось, породил множество новых проблем и противоречий. Пострадавшие от его сомнительных итогов страны, все громче требовали пересмотра условий договора. В Германии эту насущную потребность олицетворял Адольф Гитлер. В Венгрии, уже давно стоявший у её руля адмирал Миклош Хорти; монархист, представитель аристократии, ярый антисемит и антикоммунист.

Дом Валленбергов поддерживал связи с харизматичным венгерским регентом. Дед Рауля – Густав, в силу своей дипломатической работы; дядюшки Якоб и Маркус, продвигали здесь свои экономические интересы. Потому, когда встал вопрос о поездке в Будапешт, Рауля получил приглашение провести время в семье регента.

Миклош Хорти, в глазах Рауля, был фигурой неординарной. Уже в двадцать лет он получил звание морского кадета; и сделав головокружительную карьеру к 1900 году командо-вал кораблем. Через год он женился и обосновался в городе Пуле, на берегу Адриатики, что в Хорватии. Там, по его словам, он прожил свои лучшие годы; там родились его дети; там, к тридцати двум годам, он получил звание капитан-лейтенанта первого ранга. Это был один из самых прекрасных периодов жизни будущего адмирала. Он жил в тихом чудесном городке, на берегу моря, в плену морских бризов и криков чаек; с любящей женой и кучей детей, которых она ему нарожала.

Казалось, карьера молодого, но очень амбициозного офицера, складывалась, как нельзя лучше. И действительно, фортуна была более чем благосклонна к нему, словно на крыльях вознеся к вершинам власти. И вот он уже флигель-адъютант самого императора Австро-Венгрии. Но чем стремительнее развивалась его карьера, тем хуже шли дела в государстве, да и во всей Европе. Мир подкатился к краю пропасти, и ожидание беды явственно витало в воздухе.

К Императору Францу Иосифу, Миклош Хорти питал особые чувства. Это был мудрый монарх широких взглядов, который не питал никаких иллюзий ни в отношении своей Империи, ни в отношении своих подданных. Он сразу же приметил молодого Хорти, и за пять лет службы в Хофбур-ге*, изваял из провинциального морского офицера, убежден-ного монархиста, с блестящими светскими манерами. Миклош Хорти ответил ему той же монетой. И если, многочисленные подданные Франса Иосифа критически, и даже язвительно оценивали его деятельность, он искренне любил и уважал престарелого императора.

Близкие отношения его связывали и с наследником престола, Францем Фердинандом, который поразил Миклоша своим идеализмом, заявив однажды, что…. «Если бы не сербские националисты, мы могли бы построить в рамках дуалисти-ческой Австро-Венгерской монархии мощную триалистичес-кую* монархию, с широчайшим привлечением славян». Миклош согласился с ним, хотя в тот период уже нельзя было не замечать непреодолимых центробежных сил. Национальный вопрос в Империи был самым острым и Миклош, как человек высших кругов, посвященный в тайны власти, не мог не видеть, что все идет к развалу.

Хорти не мог влиять на мировоззрение наследника, но мог утешить себя тем, что взгляды его формировались в блестящем окружении лучших умов Европы, и что он стал участником самых бурных событий века.

После убийства наследника, смерти императора и начала военных действий, весь мир покатился к чертям. Новый император Карл назначил его главнокомандующим своего флота; они даже одержали ряд славных побед, таких, как сражение при Отранто*, и других, но как человек посвященный, он понимал, что все они имеют проходной характер…

А потом, и вовсе случилась катастрофа. Поражение Германии и Австро-Венгрии; династии Гогенцоллернов и Габсбургов пали. Революции, захлестнувшие Европу, привели к образованию Советских республик, а поддержка Антанты, к занятию румынскими войсками Будапешта.

Трианонский мир стал неописуемым для всех венгров потрясением. Такой вызывающей несправедливости не ожидал никто. Это были тяжелые времена. Венгерский мир был сокрушен. Нельзя было сильнее оскорбить народ, отняв у него две трети территории и половину населения. Боль была общая. Поруганный и оскорбленный Хорти страдал вместе со всеми мадьярами.

В этот трагический период, сказались его военная выдержка и концептуальная логика мышления. Даже его безупречный вид и выправка морского офицера делали свое дело и внушали уважение в народе.

Он с честью выполнил свой долг. Под его командованием «национальная армия» освободила столицу. Но союзники и слышать не хотели о возрождении династии Габсбургов, и ему пришлось прибегнуть к ухищрению, введя институт регентства. Абсолютным большинством «национального собрания», он был избран правителем (корманьзо) королевства без короля.