– Спишь? – услышала она его голос.

– Досматриваю сон….

– И что тебе снится?

– Ты… Мне снишься ты… хочется выпить из тебя всю кровь, все жизненные соки, чтобы ты и пошевелиться без меня не мог.

– Жестокосердная….

– Я воздаю за время, которое ты меня мучил.

– И долго я тебя мучил?

– Вечность. Ту вечность, которую я провела без тебя, в одиночестве. Это была сплошная пустота…. И я, хочу сполна воздавать тебе за все страдания, за обиды, которые ты мне нанес.

– Я буду наказан?

– Разве, совсем чуть-чуть. Ты у меня еще маленький. Тебя я буду любить….

– Тебя смущает мой возраст?

– Нисколько. Я ждала тебя. Именно, тебя. Я ждала чего то серьезного, неординарного. И чтобы все, как положено – тупая, бабья, безбашенная любовь. Нам без этих пошлостей никак нельзя. Мы женщины, натуры романтические.

– Я тоже ждал тебя… Если бы ты не появилась, я бы влюбился в лягушку и колдовал над нею, пока она не превра-тилась бы в принцессу.

– Ты и твой дед, очень опасные для женщин типы. Вы не говорите, а словно завораживаете. Потом глаза… Ты знаешь, что у вас одинаковые глаза? В них можно утонуть; они хуже всяких приворотных зелий…

– Вообще-то, это я должен говорить тебе комплименты…

– Надеюсь, ты не комплексуешь?

– Нет. В настоящее время, я больше сражаюсь с одиночеством.

– Свое общество, как минимум, я тебе гарантирую. Ты даже не представляешь, какая я собственница. На шаг не отпущу.

– Да? Об этом, я и не подумал. – как бы про себя, сказал Андрей. – Несвобода – обратная сторона любви. В таком случае, что насчет компенсации…

– За что?

– За то, что ты неописуемо красива! За пагубное влияние твоих чар на детскую психику.

Присев на кровати, Татьяна притянула его к себе за подбородок.

– Господи! Ну, за что мне все это? Ладно, ты еще мальчишка, у тебя такое самоутверждение, роман с училкой, статус и так далее. А я, что делаю? И месяца не проработала на новом месте, как завела роман с учеником. Представляю, что будет, когда все это просочится. В лучшем случае, выгонят с работы…

– Не просочиться. И не надо думать, что это ты меня обольстила. Я бы предпочел, чтобы мы остановились на «движении навстречу друг другу»….

– И кто скажет, что между нами целых семь лет. – вскинув руки, ужаснулась Татьяна.

– Шесть. А что, у нашего классика написано? Что любовь с легкостью берет такие крепости, как возраст!

– Надеюсь, мне как снисхождение будет засчитано, то что ты выглядишь старше своих лет. Не на шестнадцать…

– Такая нынче молодежь. Эмансипированная…

– Нахальная и самоуверенная! – целуя его в губы, сказала Татьяна.

– Давай, сойдемся на невоздержанная… Как можно сдерживать себя, когда перед тобой такая вот красотка. Так и хочется проглотить….

– Должна тебе признаться, что у меня очень схожие ощущения.

– Вот, с этого момента, пожалуйста, подробнее.

– Одну секунду! – путаясь в одеяле, Татьяна соскользнула с кровати, вприпрыжку подбежала к стулу, одела его рубашку и яростно виляя задом прошла по комнате. – Как ты мог заметить, по природе я натура скромная, и не злоупотребляю силой своих чар.

– Что вы говорите?

– Ну, если, совсем чуть-чуть. И вот, прохаживаюсь, значит я, между парт, ежась от похотливых взглядов твоих одноклассников, и каково же было мое удивление, когда в этой блаженной атмосфере всеобщего обожания, вдруг слышу едва слышное сопение, похожее на храп! Припоминаешь? Конечно, меня стало снедать жуткое любопытство? Что это за тип, который тихо появляясь за несколько минут до начала уроков, отсиживается на задних партах и со звонком, также внезапно исчезает, стараясь не привлекать к себе внимания. Что за субъект, так нагло игнорирующий мое присутствие.

– А что мне оставалось делать? Слушать, как ты втолковы-ваешь непонятно кому, общественно политическую и морально воспитательную роль произведений «Малая Земля»*, «Целина»* и «Возрождение»*?

– Господи! Да я же тогда «литераторшу» подменяла. Она всунула мне конспект и сказала: «Просто прочти». Я и прочла…

– Все равно уволь! После каждого упоминания имени вождя, у меня начинались непреодолимые рвотные порывы.

– Нельзя было, просто сделать вид, что слушаешь? Это так просто.

– Можно! Но скучно. Последнее время я только и делаю, что борюсь со скукой. Жизнь ужасна, когда все в ней расписано до мелочей. Школа, МГИМО, аспирантура…

– Осилишь, МГИМО?

– Попробую. Языки, у меня есть. А еще есть фактор моей матушки. Если она что-то вбила себе в голову, значит так тому и быть.

– Судя по ссадинам на лице, дипломат из тебя никудышный. Что у вас там вчера стряслось? Я так перепугалась! Девчонки мне такое наговорили….

– И ты бросилась меня спасать?

– Конечно! Только, ваш след уже давно остыл… Так, что произошло?

– Пустяки!– отмахнулся Андрей. – Ничего заслуживающего внимания. Этот класс, как продолжение тоски… Одна пустая болтовня о тряпках, или восточных единоборствах.

– Но, я ведь тоже часть этого класса? Значит, и я не заслуживаю вашего внимания… и ты увлекся мной исключительно от скуки?

– А вот, и не угадала. Я знал, что мы встретимся. Ты снилась мне; в самых разных обличиях. Чаще, в образе волчицы; реже змеи, или птицы…

– Хорошо, что не каракатицы…

– В последний раз это была чайка. Она плыла в каких-то метрах от меня, почти не шевеля крылами.

– И как ты понял, что это я?

– Ты заговорила со мной человеческим голосом; и тут же, я почувствовал, как кто-то ласково треплет меня за волосы. Поднимаю голову, и вижу… неземные, роскошные, зеленые глаза…

– Ну, кто вот даст тебе шестнадцать лет? Ты ведешь себя, как матерый соблазнитель. – прижалась у нему Татьяна. – Чувствую, у меня серьезная проблема! И эта проблема – ты!

– Боишься?

– Я никого не боюсь, кроме отца. Да и его, больше уважаю, чем боюсь!

– А кто у нас отец?

– Кто у нас отец? – Татьяна выдержала паузу и с силой выдохнула. – Отец у нас – Стихия…

11

Дядя Лейбеле

Москва 1981г

К вступительным экзаменам в институт, Роман подошел в полной неопределенности. Никак не мог решить, куда подать документы. в глубине души, ему хотелось попробовать себя в первопрестольной; там, где курсирует трамвай желаний. «Главное вырваться из этой дыры»! – до исступления твердил он себе.

Время шло, а решения не приходило. На выпускном вечере, от безысходности, он «нагрузился до предела». Но ничего не изменилось; еще одна неделя глухого затворничества в своей комнате, сменилась другой. И тут в дело вмешалась тетка…

– Роман! – присела она осторожно на край его кровати. – Послушай меня внимательно, Рувимчик*. – Ты только, ничего не подумай. Я все тщательно взвесила и решила – ты должен уехать.

– Тетя! Что вы говорите?

– Я говорю, ты должен уехать! – еще решительнее сказала она. – Я больше ничего не могу дать тебе.

– Никуда я не поеду. В речпорт пойду, работать. Учиться на вечернем буду. – отвернулся он к стене.

– Пойми меня правильно, мой мальчик. Твое нахождение здесь теряет всякий смысл. Я вижу, как ты мечешься. И больше не знаю, чем смогу тебе помочь. В общем, ты должен уехать к дяде Лейбе.

– Он же раввин? – невпопад, сказал Роман. – Ты хочешь, чтобы я стал раввином?

– Главная задача любого еврея найти себя в этой жизни и… вернуться в Эрец-Исраэль. Я уже не могу влиять на тебя. Ты вырос, стал большим, тебе нужно самостоятельно найти свой путь…

– Не верю я во все эти репатриации, единения. Землю обетования…

– Именно, поэтому тебе и надо пообщаться с дядей Лейбой. Я уже говорила с ним. Он готов принять тебя, если ты будешь посещать синагогу.

– Никуда уезжать я не собираюсь. Вот еще. А если, и поеду, так только в Москву.

– Если бы ты интересовался жизнью своих родственников, то давно бы знал, что твой дядюшка уже несколько лет, живет в Москве.