Иерусалим поразил Рауля своей бесконечной архаичностью, возвращявщей в вечное прошлое. Город захватывал неповторимой атмосферой. Рауль бродил по его старым улочкам, словно путешествуя в искривленном времени, наслаждаясь огромным количеством храмов, вытесанных в хитросплетениях пространства. Латинские, армянские, византийские, арабские… В любом квартале, за каждым поворотом, они тянулись ввысь, как червоточины, сокращая путь к небу. Никто из завоевателей не обходил этот город стороной; египтяне, ассирийцы, вавилоняне, византийцы, арабы, турки; персы, македонцы, римляне. Их было много, завоевателей! Они приходили и уходили; разрушали Храм и угоняли евреев. Те, с достойным уважения упрямством возвращались, чтобы напомнить о себе и вновь быть изгнанными. И так, из года в год, из века в век… Кажется, все познал этот город и его жители, с грустью взирая на суетный мир. Но нет! Новый виток истории и…, новые лидеры, новые вызовы; новые войны.
Еврейский квартал встретил Рауля молчаливой настороженностью. Люди косились на него с той подозрительностью, с которой относились ко всем британцам. Их здесь не жаловали, ни арабы, ни евреи. Идея раздела Палестины на два государства, вызвала бурю эмоций. Комиссия Пиля* пытаясь угодить обеим сторонам на самом деле вызывала всеобщее раздражение. Евреи рвались на историческую родину, арабы требовали полного прекращения иммиграции. Их лидер Амин-аль-Хусейни* организовал ряд погромов, после чего многочисленная группа евреев, в Старом Городе, фактически оказалась на осадном положении, и в постоянной тревоге.
В этой сложной ситуации, Рауля интересовала, только туристическая сторона вопроса. Его воображение, в туманных силуэтах еврейского квартала, выискивало мистические силуэты храма Соломона, на горе Мориа*; ковчег завета, перенесенный сюда Давидом из Хеврона*; прочие древности…
Жизнь оказалась куда прозаичнее. Синагоги, среди которых выделялись «Хурва»*(руины) и Тиферет, «Караимская»*, а так же, «иешевот»*(высшие духовные заведения для изучения Устного Закона) находились в запущенном состоянии. Да и вся обстановка была крайне напряженной. Быстрый рост еврейской общины сделал арабов неконтролируемыми; вооруженные противостояния, стали повседневными. Очень быстро, обстановка во враждующих общинах достигло пика. И несмотря на относительный порядок, наведенный англичанами, новую волну погромов можно было ожидать в любую секунду.
Блуждая по еврейскому кварталу, Рауль не мог избавиться от мысли, что заставляло этот многострадальный народ, обреченный на «положение меньшинства», оставаться здесь? Что крылось за таким самопожертвованием? Что давало им силы противостоять бесконечным притеснениям? Какой был подтекст в подобном крайне экзальтированном самоотречении? На что можно было надеяться, в столь враждебном окружении? Когда над твоей головой постоянно занесен меч, а приговор, по сути, отсрочен лишь до следующего религиозного возмущения. Такие мысли вызывали в Рауле смятение.
Он видел, в святом, для аврамических учений городе не было согласия. Пастыри подымали паствы не на молитву, а на борьбу с неверными, и дрались за престол Божий не щадя ни народы, ни храмы в которых молились. И город чах, средь россыпи святынь, так щедро обрамлявших его ветхие кварталы.
На Храмовой горе, с огромными предосторожностями, он постоял у Западной стены и положил в расщелину записку, переданную ему Надеждой Соломоновной. Посетил в армянском квартале, собор святого Якова. Побывал, на древнем еврейском кладбище, на Масленичной горе, где по преданию мессия будет воскрешать умерших.
Сильнейшее впечатление произвели на него и мусульманские святыни; мечеть Омара – Аль-Акса и купол Скалы – Куббат-ас-Сахра. Последняя – доминировала над городом, как бы являясь его визитной карточкой. Конечно, он знал, как темной ночью Мухаммед, на бураке*3, в сопровождении архангела Джабриила*, переместился из Мекки в Иерусалим и молился в окружении пророков, а затем вознесся сквозь семь небес к трону Аллаха.
«Хвала Тому, – читал он Коран в английском издании, – кто перенес ночью Своего раба из мечети неприкосновенной, в мечеть отдаленнейшую, вокруг которой Мы благословили, чтобы показать ему из Наших знамений. Поистине – Он, Всеслышащий, Всевидящий» *4!
И все же, в большей мере его интересовали христианские святыни, и в первую очередь Храм Гроба Господня. На удивление, он находился в хорошем состоянии. С Восточной стороны на церковь открывался потрясающий вид. Не чувствуя времени, Рауль наслаждался окружавшей его, атмосферой и слушал, менявшие язык, тональность, настроения, но не дух – литургии.
Не считая себя человеком набожным, он тем не менее, ощущал некий трепет у древних святынь. С немой молитвой на устах, стоял у арочного входа в Храм Гроба Господня; камня миропомазания в греческом храме Воскресения: латинского алтаря на Голгофе. Святыням не было конца, они словно множились в зеркальной бесконечности…
Потратив немало усилий, Рауль повторил и «Скорбный Путь»*. Без опытного гида, маршрут пришлось прокладывать с большой погрешностью, но он твердо решил, преодолеть все трудности. В награду, как вехи, мимо проплывали святые для христиан места; там, где Он в первый раз упал*; место встречи с Богоматерью; где святая Вероника вытерла ему лоб; силуэт капеллы осуждения, «церкви бичевания»….* Всего их было четырнадцать – остановок.
Особый интерес, у него вызвала мраморная часовня, прикрывающая вход в пещеру, где трое суток покоилось тело Спасителя. Ради этой цели, он вышел на контакт с хранителем ключей Храма – семьей Нусейбе*. Ревностные мусульмане, они не без высокомерия исполняли свои почетные обязанности. В назначенный день, после закрытия Храма, ему, по договоренности дали десять минут на осмотр кувуклии*; время, как показалось Раулю крайне недостаточное.
Пройдя сквозь большую ротонду центрального здания Храма, мимо огромных подсвечников и светильников, Рауль без всякого трепета ступил в часовню… В приделе Ангела благовестника, куда, каждую субботу перед Пасхой, нисходит Благодатный огонь, он не нашел ничего, что могло возбудить его любопытство. И не медля, через узкое отверстие проник в небольшую пещеру, высеченную в скале. Испытывая, скорее любопытство, чем благоговение, Рауль огляделся и увидел то, что и ожидал увидеть. Подсвечники, множество лампад, вазы с цветами… Ложе Спасителя было накрыто раздвоенной мраморной плитой. Чуть ниже потолка стены опоясывали строки из тропаря святого Дамаскина*. Впилось в сознание – «Гроб твой, источник нашего воскресения».
Находясь на грани разочарования, Рауль пытался подбодрить себя: «Ты черствый, равнодушный язычник. Это не просто культовое сооружение – это вместилище Необъятного! Здесь Тот, Кто вмещает в Себя все»! Но ни полагающегося трепета, ни ощущение благодати, так и не наступало. Разочарованный в своем неверии, Рауль стоял и глупо улыбался, сосредоточившись на наливающихся яростью, пылающих лампадах, пока бушующее море света не взорвалось и не погрузило его в темноту…
Рауль напрягся. Вокруг разлилась бездыханная тишина; он перестал ощущать пол под ногами и прямо перед ним, в бесконечной глубине, вдруг ясно обозначился знакомый силуэт… До боли в глазах, он всматривался в пастыря с посохом; даже пригнулся, чтобы отчетливее рассмотреть видение, когда светящийся во весь рост образ, не проявился в паре метров от него. Рауль отпрянул от него и застыл…
– Чтобы ни случилось, не теряй надежды! – звучавший в глубине сознания голос, заставил его вздрогнуть всем телом. – Я не оставлю тебя, сын Мой!
Ошеломленный столь явственной галлюцинацией, Рауль попятился, ударился о низкий проем входа и вывалился в придел Ангела. Со всех сторон на него обрушился колючий дневной свет.
Отмахиваясь от охватившего наваждения, Рауль выскочил из часовни, растерянно оглядываясь по сторонам.
– Как вы сюда попали? – раздался голос шедшего ему навстречу, удивленного монаха. – Храм еще не открыт для посетителей.
