– И чем занимается наш дед?
– Его конек Федор Михайлович.
– Это, который Достоевский?
– Он самый. Бяка и махровый реакционер, который не в чете у советской власти. Зато, его до сих пор любят в Европе. Поэтому, дед в определенных кругах, личность знаменитая.
– Боже! Как все сложно…
– А здесь, его тайная палата! – вскочив с кресла, Андрей распахнул высокие дубовые, инкрустированные двери, и завел Романа в огромный, отделанный деревом, кабинет. – Он говорит, если большевики заперли нас в клетке, так пусть она будет золотой. Не помню, чье это выражение. И не скрывает своей тяги к роскоши.
– Он – диссидент? – нервно улыбнулся Роман.
– Нет! Он у меня русский человек!
– Не понял…
– Не советский, русский!
– Остальные что, не русские?
– Ну, корни у нас у всех русские, но в нем нет ничего советского, а это большая редкость.
Наслаждаясь эффектом, произведенным на одноклассника, подталкивая в спину, Андрей повел его вдоль ощетинив-шихся рядами толстых энциклопедических томов, книжных полок.
– А теперь, сюда! – остановился он у небольшой, стилизованной под винный погреб, комнаты. Стройные ряды элитного алкоголя стояли на инкрустированных арками, полках. – Здесь, многолетние коньяки, виски, марочные вина… И это только витрина, что он прячет в настоящем погребе – тайна за семью замками. Ну, выбирай…
– Как? – подозрительно, сконфузился Роман. – Не влетит?
– Не…а! – помотал головой Андрей. – Он у меня старик эмансипированный. Предлагаю французский коньяк. Мартель… Дорогая марка. Долларов триста…
– Дай подумаю! – подняв голову, Роман почесал висок. – Как говорят в таких случаях, я бы предпочел причитающуюся мне порцию получить наличными, – переведя дыхание, отшутился он. – Но если честно, мне легче управляться с нашим родным советским портвейном, или водкой…
– Водка – лучший в мире напиток. Дед, так говорит. Хотя… это и следовало ожидать. Он русофил…. Если, рыба, то осетр; если пить, то водку. – спародировал Андрей «старика». –Я предпочитаю шампанское, затем коньяк и виски.
– Академикам нужно верить! – философски заключил Роман. – Но придется подчиниться грубому давлению. Наливай.
– И как? – поинтересовался Андрей, после первого глотка Романа.
– Столичная лучше…
– Пойдем, я покажу тебе свою палать… И не парься. Я сам здесь как в царских хоромах! – Андрей повел Романа в свою комнату. – У меня два деда. Один аскет и убежденный коммунист; его дача – это стены, шкаф, стол, два стула и походная кровать. Но зато какой вид на долину Куры? Помнишь, «там где сливаясь шумят»…. Это не совсем там, но рядом. Он разведчик. Знает весь Союз и курит Герцеговину Флер! Другой, белогвардеец, участвовал в «Ледовом походе». Сибарит. Имеет два роскошных дома; имя за границей и не общается ни с кем. Короче, скучать они мне не дают.
С такой роскошью Роман столкнулся впервые. Он не считал себя завистливым, но мир дорогих вещей, роскошь и изыс-канность, заводили его. Нисколько не заботясь о том, как выглядит его неподобающее любопытство, он гладил, щупал старинную мебель, обивку стульев, портьеры; подолгу всматривался в висящие на стенах гобелены и картины. И эта пышность вовсе не смущала его. Напротив. В заполнен-ной дорогой утварью квартире, он чувствовал себя свободно и легко. Ему даже казалось, что он сам был частью этого пространства.
– А это что за ящик? – положил он руку на процессор.
– Компьютер.
– Ух, ты! Настоящий?
– А что есть бутафорские?
–Там, в Москве, у тебя такие же хоромы?
– У родителей? Не хуже… Я же говорю, по советским меркам, мы из недорезанных.
– Да! Красиво жить не запретишь! – с грустью сказал Роман, и залпом осушил бокал с коньяком. – Не люблю серость. И уважаю всех, кто чего-то добивается.
– Моим дедом нельзя не восхищаться. У него все так склад-но, получается! – сказал Андрей.
– Вот объясни мне, где справедливость? – налив себе новую порцию, Роман разглядывал колеблющуюся в бокале жидкость. – Мне уже шестнадцать лет, а жизнь проходит мимо. Точнее, проносится в бесконечных очередях. За мясом, рыбой, сыром и прочей дрянью, которой набивают брюхо. Меня просто тошнит от этой беспросветной битвы за жрачку….
– Ты так несчастен?
–Нет. Просто не знаю, как вырваться из этого порочного круга. И если честно, я с тобой согласен. Саратов – это болото.
– Если ты о сочинении, то, я хотел совсем другое сказать.
– Именно, это ты и хотел сказать. – сделав большой глоток, глубокомысленно продолжил Роман. – Но тебе легко рассуждать. У тебя есть база, стартовая позиция. А тут такая безнадега… Но ничего. Я выгребу. Даже если придется плыть против течения. Это как дважды два! – с шумом выдохнув воздух, поморщился он. – А водка все равно лучше, чем эта клоповая настойка.
Андрей, тем временем, открыл крышку проигрывателя и поставил пластинку.
– Дед у меня «старик» современный. У него музыка на любой вкус! – дождавшись первых аккордов блюзовой мелодии, он упал на кровать.
– Это мир принадлежит мужчинам! Джеймс Браун! – узнав мелодию, радостно воскликнул Роман.
– Да! – равнодушно отреагировал Андрей. – Но я предпочи-таю Пинк Флойд или Лед Цеппелин.
– Твой дед, скоро будет? – Роман сполз на шкуру белого медведя, подложил руки под голову и с наслаждением закрыл глаза. Приятная волна легкого опьянения накрыла его с головой.
– Кто, дед? Нет. Но в любом случае, он без стука не войдет. Расслабься.
– Ну, да! Конечно! – понимающе кивнул Роман.
– Хочешь сигареты? Справа от тебя шкафчик. Помельче был, коллекционировал. Хотя, коллекционировал – это громко сказано. В аэропортах набирал. Как то, в Амстердаме, дед в табачную лавку за нюхательным табаком заглянул. Лучше бы он этого не делал. Кто что, а я с тех пор сигареты собираю. Хотя, сам не курю…
– Ты был в Голландии? – перебирая яркие пачки, Роман подозрительно покосился на товарища.
– И еще в Бельгии, Германии, Франции, Италии, Англии, Швеции… Это не считая соцстран, конечно. Один дед меня воспитывал и таскал по Союзу; другой, другой просвещал и возил по Европе.
– Догадываюсь, с кем тебе было интереснее?
– С ними не могло быть неинтересно. Единственно, на всё, два противоположных мнения. Но они, как бы дополняют друг друга. С их помощью, я всегда мог составить достаточно полную, биполярную картину мира… – Андрей пригубил коньяк и кивнул на шкаф. – Альбомы с фотками там, на полке.
8\
«Англичанка».
Саратов 1979г.
Просмотрев пару альбомов с фотографиями, Роман перестал скрывать восторг.
– Вы только посмотрите на него! – комментировал он, чуть ли не каждую страничку фотоальбома. – Женевское озеро…. Эйфелева башня…. Кельнский собор…. А здесь я был! – поднял он над головой фотографию лондонского Тауэра и поймав недоверчивый взгляд, добавил. – Во сне…
– А…а! Ерунда все это!– небрежно махнул рукой Андрей. – У нас не хуже. Просто надо исторические центры сохранять. Туристические зоны… А к Европе очень быстро привыкаешь. Там все так, как должно быть. Чисто. Опрятно. И люди, вежливые до неприличия. В общем, все так, как у нас было…, до совка. Я после первой вылазки за кордон, в капстраны, долго под впечатлением ходил. Испытывал чувство дискомфорта, пока меня продавщица не припечатала на родном и великом… Сразу полегчало. Родина…
– Да. Теперь я понимаю, почему к тебе бабы липнут. Ты так изящно треплешься! – усмехнулся Роман.
– Ничего я и не треплюсь. Просто принимаю гостя.
– И это у тебя неплохо получается. Ты меня впечатлил. Не дом, а музей; вокруг все, как в магазине «Березка». Французский коньяк, сигары, заморские пляжи с твоей физиономией во всех ракурсах. И все это, как бы в порядке вещей…
Роман неожиданно почувствовал раздражение и, сжав кулаки, подумал, что неплохо бы съездить этому самодовольному красавчику по физиономии. Но вместо этого только улыбнулся.
