Мы были в приподнятом настроении. Надо же, дождались перемен, да еще каких! Даже на босса стали смотреть с восхищением. Вот что значит, молодой и деятельный! Эх. Я и сама прониклась к нему уважением.
И ничего не предвещало беды, пока по селектору босс ледяным голосом не отчеканил:
— Все в кабинет. Живо!
Его жесткий голос контрастировал с прежним настроением, и дурное предчувствие заставило сердце биться чаще.
— Какая муха его укусила? — прошептала тихо Маринке, и она в ответ недоуменно пожала плечом.
Но когда босс зол, а наш отчего-то взбешен, не стоит долго возиться и вызывать его раздражение на себя. Я не камикадзе, поэтому быстренько встала с рабочего места, поправила юбку и вслед за Вероникой Павловной почти бесшумно прошмыгнула в начальственный кабинет.
Стоило взглянуть на Вячеслава Андреевича, сомнений не осталось — начальник в ярости.
Глазищами молнии метает, желваки ходят, а кулаком по столешнице нетерпеливо постукивает.
Последней явилась Агнеша. Едва она закрыла дверь, Корсунов обвел нас взглядом и произнес:
— Вот так вот вы решили мне отплатить, да? — и усмехнулся недобро.
От его хищного взгляда стало неуютно. Не думала, что он может быть таким. Лоск слетел с его лица, и теперь я увидела расчетливого, раздраженного человека, который терпелив, злопамятен и умеет мстить. Да, не повезет его врагам.
Это кто же его разозлил? Обвела взглядом коллег — все в недоумении, Агнешка трепещет… Не похожи мы на грозных негодяев…
— Может быть, вы нам подробнее объясните, что произошло, — осторожно заговорила Вероника Павловна.
— Скажу. Но сначала дам виновному шанс признаться самому. Потом пощады не ждите, — смерил Корсунов нас испепеляюще-уничижительным взглядом. — Кто? Все останется в тайне. Расстанемся по-хорошему.
Мы с девочками переглянулись.
— Никто? — он растянул губы в злой улыбке, — тогда я начинаю действовать.
Он достал телефон, нажал на кнопку и сухо сообщил кому-то:
— Действуй.
Мы стояли на месте, выстроившись в шеренгу, как на школьной линейке перед завучем, а он разглядывал нас. Наконец, его телефон завибрировал, он нажал на кнопку…
— Хорошо, спасибо, — отключился и произнес: — Всем выйти. Заходить по одной.
“Да, что произошло-то?” — недоумевала я. Возомнил себя вершителем судеб. Пафосу ему поменьше бы и гонору, а то вот-вот лопнет от важности.
Пока я злилась, первой в кабинет вошла Вероника Павловна.
На ковре она пробыла минут пять, а вышла недоуменная, с круглыми глазами.
— Чего случилось то? — обратилась Маринка, прежде чем заходить следующей.
— Вот бы знать! Ничего не поняла, но велено помалкивать.
— Странно, — взволнованная Маринка вошла в кабинет.
Ее не было дольше, минут десять, и я уже начала волноваться за нее, но послышался цокот ее каблучков, дверь открылась, и она вышла красная, как будто все выходные картошку на огороде полола на 20 сотках.
Прошла мимо меня и тут же свернула в туалет.
Мне стало страшно. Вот теперь я боялась заходить, как и Агнешка.
— Следующая! — рявкнул босс, и Вероника Павловна меня, как ближе всех стоявшую к двери, быстренько затолкала в кабинет.
Босс встретил меня уничижительным взглядом. Я вроде бы ничего не сделала зазорного, но стало страшно.
— Садитесь, — хмыкнул он, и мое сердце екнуло.
Я села на стул, стоявший перед его столом, и ощутила себя как на допросе. Как фильмах, когда показывают, как преступник сидит напротив следователя, и тот пытается негодяя расколоть. Вот так и Корсунов сейчас давил: взглядом, широко расставленными по столешнице руками.
— Я слушаю, — бросил он.
— Может быть, хотя бы намекнете, что произошло-то? — осторожно начала я разговор. — Мне нечего скрывать, если только какие-нибудь мелкие косяки, но не думаю, что причина вашего негодования в них.
— О, нет! — обманчиво лучезарно улыбнулся Вячеслав Андреевич. — Причина моего негодования в большом, просто огромном косяке, которые дерзко, нагло совершил кто-то на моей территории.
Я возмущенно посмотрела на босса. Чего это он смотрит, будто я уже виновна? Не охамел ли совсем? Гордо вскинула голову и произнесла:
— Хватит ходить вокруг да около. Если я сделала что-то не так, скажите. Не надо изображать Коломбо и мстителя в одном лице!
Нет, я, конечно, рассчитывала на некоторый эффект, допускала, что выведу Корсунова из себя, но это превзошло все. Босс переменился в лице, подался вперед и вкрадчиво процедил:
— По вам, Виктория, кровавыми слезами рыдает театральный кружок при колонии поселении. Не стыдно воровать у того, кто платит вам более чем достойную зарплату? Конечно, вы молоды и хотите красиво жить, но, — он сделал театральную паузу, — вы могли и попросить.
Я ошалела до полной потери субординации. И, глядя в эту лощеную морду, рыкнула:
— Что?! Я — у вас?! Да я копейки никогда не брала. Да и брать-то чего? Мыло в туалете?!
— Мыло? В туалете?! — расхохотался он красиво, громко, раскатисто, а потом перегнулся через стол ко мне и со злым весельем прошептал, — а почти миллион в ровных стопочках из моей сумки кто спер?
— Я?! Хотите сказать, что я?! — да от одной цифры мне поплохело. — Да не охренели ли вы такое заявлять мне! Не ходила я в ваш кабинет! И гребанной сумки не видела! И не идиот ли оставил такую сумму на виду?
— Ты совсем дура? — прошипел Корсунов. — Не твое дело, где мне деньги держать… А сейф давно не работает, все это знают.
— Ни разу не пыталась залезть в сейф, поэтому знать не знаю. И не брала я ничего у вас. Хоть все обыщите, сумку перетряхните — не найдете ничего, потому что я ничего не брала!
Босс посмотрел на меня со злостью и подозрением, что я больная на голову.
Помолчал и ехидно добавил:
— Так проверили, и нашли пачку.
— Что?! Что?! — я застыла с открытым ртом. — Вы шутите? Думаете, это смешно?! — Меня затрясло, и я начала заикаться.
— Думаете, мне смешно? — он говорил так, будто ему и интересно, и скучно одновременно, как будто фильм пересматривает. — Я не ожидал от вашего филиала каких-то особых достижений. И ошибся, да. Даже не подозревал какие алчные тварюшки тут работают.
— Не смейте меня оскорблять, — нервы не выдержали, и я повысила голос. Когда на тебя пытаются миллион повесить — не до изображения невозмутимости.
Испуганный мозг судорожно работал. Но вместо ценных идей подбрасывал только угли в костер — долбанный сейф, который я весь излапала. Да, внутрь не залезала, но придерживалась за него, когда мыла стену, полки… Да чего только я не мыла перед визитом нового шефа. Значит, не получится потребовать экспертизы.
— Процесс обыска заснят на камеру в присутствии двух свидетелей. Часть суммы, весьма мизерная, и банковская упаковка найдены именно в вашей сумке, уважаемая Виктория Сергеевна. Если вы хотите разойтись добром — верните деньги, я даже не буду требовать процент за весь этот балаган. Если по-хорошему не хотите — ищите, кто будет поливать вашу герань.
— Какую герань? — тупо переспросила я.
— Которая засохнет, пока вы будете играть в театральном кружке при колонии, — Корсунов криво усмехнулся. — Это я вам так артистично намекаю на суд и тюрьму.
— Да не брала я!
— В суде разберутся.
— Вы шутите? — давясь слезами, прошептала я. — Это все фарс? Злой розыгрыш?
Он откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники:
— А я смеюсь? Итак, Виктория, что вы выбираете? Пару лет в тюрьме или вы все же возвращаете деньги? Так и быть, сразу я вас не уволю, доработаете до конца месяца. Хоть это и бесчеловечно — отпускать в мир воровку. Кто знает, может в следующий раз вы оберете какую-нибудь старуху!
— Прекратите, — глухо простонала я. — Я ничего не брала, клянусь. Это какое-то недоразумение.
Он вытащил здоровенный айпад, включил видео и протянул мне. И несколько минут я смотрела, как чьи-то руки в белых латексных перчатках ворошат наши сумки. Вероника Павловна, оказывается, носит с собой сердечные таблетки. О, а Маринка явно собралась бросать курить — табекс я узнаю всегда. Агнешка забила сумку презервативами, вот наивная душа… И только в моей сумке красота и порядок: косметичка, паспорт, дешевые леденцы и куча бабла с обрывками банковской упаковки.
