Они гуляли с Олегом до позднего вечера. Лере казалось, что все улицы, по которым они бродили – поют и переливаются в электрическом свете. А прохожие все до одного приветливые и счастливые.

Они шли мимо станции метро. Вдруг заорал кто–то:

– Сматываемся! Мент!

Стихийный рынок у входа в метро заволновался. Лера вздрогнула, а Олег заметил продавщицу цветов и в один миг оказался рядом с пожилой дамой в перекошенной набок беретке. Дама наспех скидывала в клеенчатую сумку тюльпаны, хризантемы и вялые розы. Остальные уже разбежались. А она не успевала. Цветов на фанерном ящике, игравшем роль прилавка, было слишком много.

– Мне один букетик, – потребовал Олег.

Дама внимания на него не обратила. Со вздохом взвалила на плечи тяжеленный баул. Тут Олег резко схватил ее за локоть:

– Вы не понимаете. Мне нужны цветы!

– Возле булочной, молодой человек, – отчеканила женщина и быстрым шагом пошла по дорожке прочь.

Только она свернула за угол, как из перехода выскочил запыхавшийся милиционер. Растерянно посмотрел на опрокинутые тарные ящики, на черное крыльцо магазина, на ржавую крышу газетного киоска и только после короткого вздоха сообразил куда следует бежать.

– Подожди немного и все будет гуд, – нежно прошептал Лере на ухо Олег. Лера уже не хотела ни цветов, ни подарков. Ей не понравилось бежать по темному и мрачному переулку сразу за мусорными баками, в который, не спрашивая согласия, затащил ее Олег.

У панельной пятиэтажки он вдруг оживился. Мимо них промелькнул тот самый милиционер из перехода.

– А я знаю одного мента настоящего, – похвастался Олег. – Ваньком зовут, хотя ему лет тридцать пять. И у его родаков на даче огромный экран в спальне. Вот такой. И стереосистема. Мы фильмы с ним смотрим, бывает. А какие в этих фильмах мужчины! Потные, накаченные, крутые, каждые пятнадцать минут дерутся с врагами и изо всех драк выходят победителями.

Леру драки не интересовали. Она и фильмы такие не особо любила. И что ответить Олегу не знала. А Олег все говорил и говорил. Рот его не закрывался.

За углом пятиэтажки Олег отыскал булочную и возле нее даму в беретке. Покопавшись в бауле, он купил тюльпаны и грубо сунул их Лере в руку. Головки цветов ослабли и совсем не пахли. Но Лера вздохнула посильнее и представила, что от тюльпанов исходит чудесный аромат.

– Шашки любишь? – вдруг спросил Олег.

Лера пожала плечами.

– Идем со мной, научу.

Олег поволок ее дальше. К высоченному дому, красиво облицованному красным кирпичом. Леру поразил просторный подъезд с дремлющей консьержкой.

– Предки свалили, никто не помешает, – сказал Олег и как–то странно посмотрел.

Лера смутилась, но с пониманием кивнула. Ей не было страшно. И желания сопротивляться она не ощущала. Просто шла за Олегом к лифту и не переставала любоваться его длинными мускулистыми ногами.

В квартире оказалось темно. Забежавший туда первым Олег включил в коридоре не яркий свет. Лера удивилась, что в прихожей у Олега висит хрустальная люстра. Она оглянулась и не нашла куда бы присесть.

– Тут подожди, – Олег за руку втащил ее в просторную гостиную, где были два дивана, покрытые потертым гобеленом, такое же кресло и телевизор с запыленным экраном, который, видимо, редко включали. Пульт от него лежал на полке книжного шкафа и все кнопки тоже покрывал густой слой пыли.

Лера плюхнулась на крайний диван и осмотрелась. Полированная стенка была полна хрусталя. Над диваном висела репродукция Шишкина в кудрявой раме фальшивой позолоты. Вместо шахматной доски Олег приволок бутылку коньяка и два бокала. Лера не стала отказываться. Олег включил музыку. В колонках зазвучало хриплое меццо-сопрано, а Олег сел рядом.

Выпил он, выпила она. Улыбнулся он, улыбнулась она. Все это недолгое время он пронзительно смотрел на нее и совсем не смеялся, хотя говорил сущие глупости и небылицы. В танце и шепча нежности на ухо, Олег увлек ее в спальню. Расстегнул молнию на платье. Белье на кровати его родителей показалось непривычно тонким, а от поданной Олегом подушки приятно пахло чем-то цветочным.

Лера молчала. Ждала. Слушалась. Момент, когда Олег вдруг переменился в лице, отстранился, встал с постели и сбежал от нее к окну, заставил испугаться. С ним что–то случилось. Она сразу почувствовала. Оставаясь лежать в родительской кровати, она прикрылась съехавшим на пол одеялом и решила, что с Олегом нужно говорить, пока он не разозлился на нее окончательно.

– Пак поет о том, что с нами произошло…, – тихо прошептала она.

– О чем это? – усмехнулся Олег, не поворачиваясь. Обнаженные плечи дрогнули и снова опустились.

– О шутках, о прогулке и о признании…

Лера говорила о любимой музыке с таким воодушевлением и мечтой в глазах. Жаль, Олег теплеть не собирался, как и возвращаться к ней. Он был и близко, и далеко. Все стоял в тени и смотрел, как один за другим гаснут уличные фонари.

– Детские сопли, – грубо произнес он, резко схватил бутылку конька с полки и стал пить залпом из горлышка. О стаканах и Лере будто бы забыл.

Олег пил и пил, не уходя от окна и не поворачиваясь. А Лера смотрела на него молча, и по–прежнему любовалась загорелой спиной и длинными руками. Пусть Олег и не был меломаном, как Максим, и на гитаре не играл, а Лере нравилось, когда играют на гитаре, когда поют. Когда мелодия расцветает после второго припева в кульминации подобно распускающемуся цветку лилии…

Что–то грохнуло…

Лера подскочила и в тревоге уставилась в темноту. Это Олег рухнул в пухлое кресло рядом с платяным шкафом, а пустая бутылка выпала у него из руки. Его отяжелевшие глаза медленно закрывались. Олег смеялся над собой, корчил странные рожицы, бормотал себе под нос, что мент Ванек был прав, а он не верил… Не верил…

Через пару минут Олег засопел. Лера осторожно, стараясь, чтобы одеяло не упало, а ножки кровати не скрипнули, поднялась и наспех натянула на себя белье, колготки и платье с короткой юбкой. Не зажигая свет, она стала бродить по пустой Олеговой квартире. Шла наощупь и натыкалась то на дверь, то просто на стену. На кухне машинально схватила с полки керамическую кружку с дельфинами, ей показалось, что из нее пьет чай Олег. В тумбочке для обуви увидела зеленые тапочки. Оглянулась. Из спальни, где развалился в кресле Олег, не доносилось ни звука.

Не раздумывая, Лера запихнула найденные вещи в рюкзак, быстро обулась и бегом выскочила на лестничную площадку. На первый этаж она спускалась, перепрыгивая через ступеньку. Отдышалась только когда пискнула дверь подъезда и уличный ветер ударил в лицо.

У детской площадки она обернулась. Все окна в Олеговой квартире были темны. Вздохнув, Лера побрела через темный двор к проспекту. К груди прижимала рюкзак. Впервые было не страшно идти по переулкам и дворам в столь поздний час. Она старалась не думать о гопниках, которые могут неожиданно появиться из темноты, вырвать из рук рюкзак и навсегда лишить ее двух лежащих в нем частичек ЕГО.

Фонари тусклым светом своим указывали дорогу. Лера брела, напевая песни Пака о герое–Олеге. Плеера у нее не было, но она помнила тексты наизусть. И волнующая воображение музыка всегда звучала в голове.

– Что с тобой? – спросила Лера у Максима, когда он отстранился от поцелуя.

– Неприятности, – ответил он. – Мы будем играть на разогреве у твоего Пака. Чиф договаривается. Но мне даже думать противно об этом.

– Макс! – Лера бросилась ему на шею.

– Теперь еще противнее, – Максим отодвинул ее и зашел в спальню.

Лера с непониманием смотрела на него. Максим медленно стягивал с себя куртку и футболку. Таким же злым он проснулся сегодня утром и без особых причин потребовал снять со стены плакаты Паркера Джонса. Один плакат содрал сам, тот, где Пак сидит на бронзовом троне с кованой спинкой, приложив большой палец к горбинке. Звук срываемого скотча резанул по ушам. На обоях в мелкий цветочек остались шрамы. Макс ранил Леру, а она в отместку выдрала страницы из журнала и развесила новые фотографии Пака по стенам на кухне.