— А ты не знаешь? — Лили сверкнула на него своими глазищами. — Я же просила, ничего не говорить про…нас! Про магию…

— А почему ты этого так боишься? — чересчур громко произнес Джеймс, хватая ее за руку и останавливая, когда они снова оказались на улице. — Магия — это часть нас! Это наш мир! Если им что-то не нравится, это их проблемы!

— Нам всего лишь надо было пару часов послушать истории про дрели и дегустации вин! — крикнула в ответ Лили. — И ничего не говорить про нас! Неужели было так трудно потерпеть?

— Да, трудно! Мерлин, Лили, этот Дурсль он же просто мешок с дерьмом! — воскликнул Джеймс. Ему вконец надоело, что Лили обвиняет его во всех грехах. Тогда как Петунья отвратительная стерва, которая и пальцем не готова пошевелить ради примирения с сестрой, а ее жених самый настоящий расист. Джеймс никогда не думал, что встретит маглов, ненавидящих волшебников. — Вообще не понимаю, почему ты носишься вокруг сестры! Где твоя гордость, Эванс?

Лили тут же вспыхнула недобрым румянцем.

— Ты видела, как она лицо кривила каждый раз, стоило тебе сказать что-нибудь? — продолжал возмущаться Джеймс. — Я еле сдерживался, чтобы не наслать на нее какой-нибудь лишай! А Дурсль? — Джеймс вытаращил на нее глаза, взмахнув руками. — Опустим момент, что он самый скучный собеседник на этой планете. Ты видела, как его передергивало, стоило упомянуть магию? Они считают нас психами и уродами, а ты пытаешься с ними подружиться!

У Лили опять глаза наполнились слезами. Гнев в глазах вновь исчез, оставив лишь печаль.

— Она же… моя сестра, — тихо произнесла она, опустив плечи. — Я просто хотела, чтобы у нас все было… как в детстве, — сказала она, содрогнувшись и негромко всхлипнув.

Джеймс сжалился и тут же оттаял. Он подошел к ней, обнимая ее и поцеловав в висок.

— Она ненавидит меня, — глухо произнесла Лили, уткнувшись лицом в плечо Джеймса.

— Она тебя не ненавидит, — отозвался Джеймс, гладя ее по волосам. — Просто она… тупица. И Дурсль тупица.

Лили слабо усмехнулась и подняла на него взгляд.

— Как думаешь, Джеймс, мы еще помиримся с ними?

Джеймс искренне и от всего сердца больше никогда не хотел их видеть в своей жизни. Он вздохнул, еще раз проведя рукой по волосам Лили, и ответил:

— Если ты захочешь, мы, конечно, можем попытаться с ними помириться.

Лили неуверенно улыбнулась, смазав слезы со щек.

— Правда, не уверен, что Дурсль захочет меня видеть, после того, как я порцию угрей всыпал на его хозяйство.

— Что ты сделал? — Лили ахнула и отстранилась от него.

— Как минимум неделю, сидеть ему будет очень трудно, — ехидно ответил Джеймс, с трудом сдерживаясь, что не растянуть улыбку во всю ширину губ.

Лили зажала рот рукой, сдерживая рвущийся смех. Джеймс по ее глазам видел, что ее это развеселило, но рассмеяться в полный голос не позволяла совесть.

— А потом мы задаемся вопросом, почему же они ненавидят волшебников, — Лили хихикнула и взглянула на Джеймса, полностью оттаяв.

— Нет-нет, — Джеймс помотал головой. — Они вначале нас ненавидели, а потом были угри. Не наоборот.

Он уже хотел снова притянуть ее к себе, чтобы поцеловать, как вдруг на них спикировала сова, обронив им под ноги письмо.

— От кого это? — спросила Лили, пока Джеймс поднимал конверт.

На письме стояла изумрудная сургучная печать с гербом Блэков, сам пергамент был очень плотный, с бледно-зеленым отливом, и явно был очень дорогим.

— Кажется… от Сириуса, — неуверенно произнес Джеймс. Он сомневался, что друг стал бы ставить печать ненавистного рода на конверт, но и вряд ли бы кто-то из его семейства написал ему. — Это для нас двоих, — добавил Джеймс, заметив на письме подпись: «Джеймсу Поттеру и Лили Эванс», выведенную явно не рукой Сириуса.

========== 81. Новая надежда ==========

Комментарий к 81. Новая надежда

Небольшое пояснение, чтобы уже не упоминать все это в тексте (если вдруг кто-то не знает или забыл):

Вальбурга Блэк старше Ориона Блэка на четыре года и приходится ему не только женой, но и троюродной сестрой.

Друэлла (Розье) Блэк является женой Сигнуса Блэка (младшего брата Вальбурги и Альфарда). Друэлла и Сигнус родители Беллатрисы, Андромеды и Нарциссы.

На момент настоящей главы:

Беллатрисе (Блэк) Лестрейндж – 26 лет.

Нарциссе (Блэк) Малфой – 22 года.

Регулус Блэк

Регулус лежал посреди своей кровати, бессмысленным взглядом глядя в потолок и не замечая разруху в комнате. Он слабо помнил, как уничтожил все, что попадалось ему под руку в порыве гнева.

Прошли уже ровно сутки, как Сириус в очередной раз разрушил его жизнь. Как Сириус в очередной раз блеснул перед всеми своим превосходством, как он в очередной раз наплевал на всю их семью и унизил его. Как он в очередной раз забрал любовь человека, который ему был дорог.

Глаза все еще жгло от обиды. От злости. От несправедливости.

Последняя крошечная надежда рухнула, когда Сириус заявился в дом. В тот момент Регулус окончательно понял, что брат ни за что ее не отдаст. Ни за что не позволит быть ему счастливым. Он даже не стал сопротивляться, когда они сбегали. Из этого бы ничего не вышло, а он только сильнее бы унизил сам себя жалкими попытками помешать им.

Он впервые злился на Софию. Головой он понимал, что вины в этом ее нет, но его сердце на части разрывалось, видя, как она смотрит на Сириуса. Он бы все на свете отдал, чтобы она также смотрела на него. У нее в глазах звезды сияли, она словно светиться начинала, стоило ей взглянуть на Сириуса.

Его накрывало волной гнева и слепого отчаяния от осознания, что она никогда с ним не будет.

Сердце сжималось в крошечный комок каждый раз, когда он вспоминал, как она ему говорила о своей любви к его брату. Говорила о том, что никогда не сможет полюбить его — Регулуса.

Но он так отчаянно верил, что они смогут быть вместе. Не смотря ни на что, он верил, что сможет сделать ее счастливой. Верил, что они вместе, вдвоем смогут пережить все ее чувства к Сириусу. И ему так хотелось верить, что он достоин ее любви не меньше, чем брат.

Регулус без конца мучил себя, представляя, как Сириус с Софией смеются над ним, сбежав из дома. Как смеются над его чувствами и глупыми надеждами. Представлял, как Сириус целует ее и говорит, что он этого никогда не получит. Представлял, как София говорит о том, как можно полюбить его, когда рядом есть Сириус. Раз за разом он представлял это себе все сильнее мучая свое сердце.

Была злость и на родителей, которые ничего не сделали. Разумеется, он понимал, что они не могли устроить скандал при гостях, но он все равно считал, что отец мог выставить Сириуса за дверь. И плевать на приличия, уж отец бы нашел способ оправдаться перед де Бланками. Куда большую злость вызывала мать, которая разве что в ноги Сириусу не кинулась от счастья, вместо того, чтобы бросить в него проклятье, как она и грозилась на протяжение того времени, как он впервые от них сбежал.

Но самые яркие чувства вызывал брат. Регулус и не знал, что способен питать такую чистую, всепоглощающую ненависть.

Он пытался представить, что брат любит ее, но он вспоминал насмешку в глазах Сириуса, когда он спросил у него о чувствах к Софии, и убеждался, что кроме чувства собственничества, Сириус ничего к ней не испытывает. А ведь он тогда искренне решил, что если вдруг брат действительно любит ее, он откажется от помолвки.

Регулус был уверен, брат забрал ее исключительно для того, чтобы показать всем свое превосходство. Сириус смотрел на нее, как на свою вещь. Словно она была игрушкой, которой он ни за что не хотел делиться. И все это представление, то, как он заявился в дом, в очередной раз нахамил родителям, опозорил Регулуса, забрал Софию, все это для Сириуса было лишь очередным приключением, которое он со смехом будет рассказывать своим друзьям-отбросам.