Они остановились возле последнего свободного арочного окна и он встал к остальным студентам спиной, чтобы не видеть этого разврата, царившего на голгофе. Деборе, кажется, тоже было неловко от обилия влюбленных парочек и она с особым интересом принялась рассматривать узор на каменной кладке голгофы, что Мародеры нарисовали ночью.

— Я все думаю, — произнесла она, по-прежнему не сводя взгляда с рисунка. — Что означает орел, барсук, лев и змея, вполне очевидно. А что означают волк, олень, пес и птица?

— Это ворон, — не задумываясь, уточнил Северус, в следующую же секунду ощутив, как по спине холодок пробежал. Он бросил на нее испуганный взгляд.

— Хорошо, — кивнула она, — что означают волк, олень, пес и ворон? Они и на елях в Большом зале развешаны.

— Это… наши Патронусы, — нашелся он, в очередной раз поражаясь ее наблюдательности.

Белби перевела на него прищуренный взгляд.

Для достоверности Северус вытащил палочку и, произнеся нужное заклинание, выпустил из нее крупного, серебряного ворона.

— Красиво, — сказала она, следя взглядом, как птица поднимается в воздух.

Они пошли вслед за вороном, выходя с голгофы на школьный двор.

— У Люпина, полагаю, Патронус — волк. Чей олень? Уверенна, что у Поттера.

— Да, олень у Джеймса, волк у Ремуса, — подтвердил Северус.

— И дворняга у Блэка, — усмехнулась Дебора, — поразительно, даже Патронус у него не какой-нибудь породистый мастиф, а пес бродячий. Крепко же он ненавидит свое семейство, раз даже тут пытается показать свое презрение ко всему «родовитому».

— В этом весь Сириус, — сказал Северус, пожав плечами.

Дебора ненадолго замолчала, прежде чем сказать:

— А у меня кроме облака ничего не выходит.

— Проблемы с Защитой? Или нет достаточно счастливого воспоминания?

— Скорее, второе, — ответила она.

Северус успел увидеть, как в ее глазах на мгновение нечто мелькнуло, прежде чем все снова заволокло чернотой.

Он вдруг неожиданно подумал, что он о ней вообще ничего не знает. Они близко общаются уже не первый месяц, а кроме того, что ее брат болен ликантропией, он больше и не знает ничего. Северус и другим не позволял лезть к себе в душу, и сам никогда не лезет в чужую. Но почему-то, в случае с Деборой, ему вдруг захотелось узнать ее получше.

— У меня тоже не сразу получилось вызвать, — сказал Северус.

— И о чем ты думал в этот момент?

Северус на нее покосился. Именно подобные вопросы он и называл «лезть в душу».

— О том, как в детстве с Лили познакомился, — ответил он. Лили и правда являлась его самым первым другом, скрасив его ужасное детство. — Мы с ней еще до школы были знакомы, жили по соседству, — пояснил Северус. — О том, как в Хогвартс впервые поехал. Ну и воспоминания о… друзьях.

Северус запнулся на последнем слова. Он вновь вспомнил о том, что именно ему помогло вызвать Патронуса. О том, как Джеймс и Сириус заступились за него на первом курсе, когда его травили слизеринцы. О том, как они узнали о ликантропии Ремуса и вместе учились анимагии. Сколько потрясающих вечеров было проведено при создании Карты. О том, сколько раз они выручали и помогали друг другу.

Сколько ни старался, а Северус не смог припомнить ни одного раза, чтобы друзья кого-то из них бросили в беде. Все они всегда были готовы пойти на все, чтобы поддержать друга, пусть даже в ущерб своим интересам.

На первых курсах Северус иногда задумывался, что бы было, если бы его распределили на Слизерин, как он и хотел. Он был уверен, его бы там травили, как полукровку, хотя, возможно, его таланты и помогли бы выбиться в люди. Но что это были бы за люди, Северус прекрасно понимал. А быть уважаемым человеком среди такого сброда ему не очень-то и хотелось.

И он только сейчас подумал, каким же неблагодарным человеком он является, если даже мысль допустил о том, что предложение Мальсибера может показаться привлекательным.

— Как бы тебе не нравились мои друзья, — сказал Северус, — для меня они самые близкие люди.

— Я никогда не говорила, что они мне не нравятся.

— Но неоднократно намекала.

Дебора на мгновение недовольно скривила губы. А Северус вдруг подумал, что у нее нет ни одного близкого друга. Он знал, что у нее со всеми хорошие отношения на факультете. На Когтевране ее уважают и ценят. Но он никогда не замечал, чтобы она общалась с кем-то.

Северус почувствовал, как она все напряглась, как от нее исходят волны холода, отталкивая его. Очевидно, он опять ненароком затронул больную тему для нее.

— Пошли в лабораторию, — неожиданно предложила она.

— Ты хочешь?..

— Нет, — ответила она, закатив глаза. — Мне там… спокойнее.

Северус прекрасно понимал это чувство. Он тоже часто приходил в лабораторию только лишь для того, чтобы успокоиться или подумать. Удивительно, но полумрак подземелий и мертвая тишина, всегда действовали умиротворяюще.

Они зашли внутрь и Дебора сразу наложила на дверь заглушающие и запирающие заклинания. Она прошла к столу, за которым они обычно занимались и, порывшись в складках мантии, достала бутылку лимонада, в которой было огневиски.

— Надеюсь, твои друзья не обидятся, за то, что я ее с собой прихватила, — сказала она, открывая пробку.

— У Сириуса всегда есть запас, — усмехнулся Северус.

Дебора села на парту, наколдовала два стакана и разлила по ним огневиски.

— После четвертого курса мы ходили на небольшой пикник, — вспомнил Северус. — Мы тогда впервые пробовали магловское виски, и нам, к ужасу Джеймса и Сириуса, не хватило. Но мы были слишком далеко от любых магазинов, а трансгрессировать еще не умели. Вечер был испорчен. После этого случая Сириус всегда берет выпивку с запасом. Ну и на пятом курсе мы сами обучились трансгрессии, чтобы уж наверняка не попадать в подобные ситуации.

Дебора недоверчиво хмыкнула. Она протянула один наполненный стакан Северусу, и спросила:

— Да ладно? Сами? И никого не расщепило?

Северус сделал небольшой глоток, садясь на парту, напротив нее.

— У Рема как-то раз отщепило ноготь с мизинца на ноге, — ответил он. — Так и ходит без него.

— Вы просто чертовы гении, — усмехнулась она. А Северус и не понял, съязвила она или выразила свое искреннее восхищение. — Кстати, что ты ему дал?

— Кому?

— Люпину. Он весь вечер сам не свой, а ведь уже завтра полнолуние.

— Ах, ты об этом, — Северус не сдержал самодовольной усмешки. — Проба номер шестьдесят два смешанная с успокаивающим бальзамом мадам Помфри.

— Правда? — Дебора даже отставила стакан, с интересом на него посмотрев. — Шестьдесят вторая это та, что с концентрированным соком цветов моли и белладонны? А ведь мы исключили этот вариант из-за возможных галлюцинаций.

— С успокаивающим бальзамом вышло идеально, — ответил Северус. — Правда, боюсь ему завтра хуже будет, чем обычно. Что-то вроде похмелья от лекарства.

— Зато сейчас не мучается.

— Да, Рем его вместо сока хлещет весь вечер, хотя я предупредил о возможных последствиях.

— Он ради Грин на это идет, — то ли вопросительно, то ли утвердительно сказала она.

Северус безразлично пожал плечами в ответ.

— Наверное.

— Она знает о ликантропии? — Дебора пристально уперлась в него своими черными глазами.

— Нет еще, — после длительного замешательства, ответил Северус. Как бы хорошо он не относился к Деборе, он все равно не мог доверять ей до конца, что-то все равно его постоянно настораживало. И он не знал, стоит ли ей говорить об этом, потому что не знал, как она себя поведет.

— И правильно, — сказала она, на удивление Северуса. — Пусть еще месяц потерпит и не рассказывает ей, а там мы уже противоядие создадим и ликантропия больше не будет проблемой.

— А ты оптимистка, — хмыкнул Северус. — Месяц. Даже если с шерстью все сложится удачно, нам еще предстоит выводить дозировку и необходимое количество для приема. Ах да, еще надо на ком-то ставить опыты.