Алиса, в тот момент сурово настроенная против Джеймса, заметила, что, возможно, он заслуживает прощения. Сердце Лили было с ней отчаянно согласно. Но разум говорил ей, что измену ничем не загладить, ни цветами, ни рисунками, ни мороженым.

Лили понимала, что такими сомнениями лишь душу свою на части рвет, и ей надо окончательно определиться. Она всегда руководствовалась разумом, всегда все решения принимала предварительно все взвесив и предусмотрев, но сейчас понимала, что она никогда не сможет пойти против своего сердца, что так рвется к Джеймсу.

Алиса предположила, что прошло еще слишком мало времени. Сказала, что ей не стоит прямо сейчас принимать окончательных решений, отпустить ли Джеймса навсегда, или же простить его, а дать себе еще немного времени. Алиса заметила, что настоящая любовь сильнее предательства, но на все необходимо время. Лили была с ней совершенно не согласна, считая, что предательство способно погубить даже самую чистую любовь, что обесцененное доверие уже никогда не вернуть, но ничего не сказала.

Проснувшись на следующее утро, Лили первым делом проверила поверхность тумбочки, но ничего нового там не нашла. Весь день она провела в ожидании очередного сюрприза от Джеймса, и несколько раз за день даже ходила в спальню, проверить, не появилось ли там что-нибудь. Время близилось к отбою, и Лили уже подумала, что у него закончилась фантазия, как к ней подошла одна из первокурсниц и передала небольшой, плоский сверток.

Лили ушла к себе в комнату, чтобы без лишних свидетелей посмотреть, что в очередной раз придумал Джеймс. Торопливо развернув пергамент, у Лили перехватило дыхание.

Внутри лежал сборник сонет Шекспира. Сборник сонет, принадлежащий Лили. Она его потеряла на пятом курсе, случайно забыв на голгофе, и думала, что никогда уже его не увидит.

В тонкой книжечке была закладка, страницу на которой она сразу открыла. Там была двадцать третья сонета. Лили чувствовала, как глаза в очередной раз наполняются слезами, читая строки.

…Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладет печать

Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идет к тебе с признаньем и мольбой,

И справедливой требует расплаты….

Она зажала рот ладошкой, боясь, что вырвется всхлип. Сердце кровью обливалось. Лили была поражена до глубины души, понимая, что все это время сборник ее любимых стихов хранился у Джеймса.

Лили закрыла книгу, поднялась и направилась на выход, с намерением увидеть Джеймса и поговорить. Но только она дошла до двери, протянула руку, чтобы ее открыть, в голове вновь всплыл образ Джеймса и той пуффендуйки. Образ, от которого Лили страдала круглые сутки.

Голос разума говорил ей, что изобретательности Джеймса нет предела, что он знает все ее слабости, все ее привычки и все, что она любит. Что он лишь надавливает на нужные рычаги, и уж первой бежать к нему точно не стоит. И уж точно не стоит прощать измену.

Лили опустила руку, что держалась за дверную ручку, и прошла обратно до кровати, садясь на нее и не сдерживая горячих слез.

Проснувшись сегодня, Лили обнаружила на тумбочке еще один рисунок. Он был уже прорисован более детально, с соблюдением пропорций и даже с добавлением цветов. Лили ощущала, как по телу тепло разливается, глядя на нарисованного оленя и лань.

Родственные души…

Лили вдруг поняла, почему ее душа так стремится к Джеймсу, в то время как разум ее постоянно тормозит. Вероятно, родство душ и, правда, существовало.

— Лили, ты здесь? — Алиса помахала рукой перед ее лицом. — Пирог с патокой будешь, спрашиваю?

Лили вновь посмотрела на пирог. Алиса нахмурилась, глядя на подругу.

— Давай, бери, ты всю неделю от него отказываешься, — Алиса улыбнулась и добавила: — Даже если ты потолстеешь, Поттер тебя все равно не разлюбит.

Лили вымученно улыбнулась в ответ и взяла небольшой кусок.

С трудом отсидев все занятия, Лили торопилась в Больничное Крыло, ей предстояло следующие два часа разбирать старые истории болезни и сортировать карточки студентов. После чего еще ждал кружок Слизнорта по зельеварению для младшекурсников. Лили уже успела пожалеть, что так нагрузила себя, чувствуя, что последние силы на исходе, но деваться было некуда. К тому же, нельзя было отрицать, это отвлекало ее от мучительных терзаний по поводу Джеймса.

— Лили!

На нее словно ступор нашел, услышав знакомый до боли голос. Голос, который всегда по-особенному произносил ее имя.

Она остановилась и медленно повернулась, встречаясь взглядом с Джеймсом. Он впервые с ней заговорил с момента их расставания. И она не могла отрицать, что соскучилась по его голосу. Как соскучилась и по нему самому.

— Джеймс, — произнесла она, все еще глядя ему в глаза, в которых читалась такая непривычная для него неуверенность.

— Лили, — он остановился в паре шагов от нее и уже взметнул руку к своим волосам, но в последний момент спохватился и постарался пригладить растрепавшиеся пряди. — Лили, ты… получала мои подарки?

— Получала, — она кивнула, думая, что один из «подарков» и вовсе ей всегда принадлежал, просто Джеймс его присвоил на время.

— И… как тебе? — спросил он, дернув уголками губ, в попытке улыбнуться.

По правде если ответить, Лили бы сказала, что у нее сердце на части разрывалось от его подарков. Она бы сказала, что испытывает страшные муки, поскольку она хочет быть с ним, но и не может поступиться своими принципами. Сказала бы, что никогда не сможет его простить, не столько за то, что он прикасался к другой, сколько за то, что заставил ее страдать и делать выбор между ним и своими убеждениями, которыми она живет. Но вместо этого, она спросила:

— Что ты хочешь, Джеймс?

Джеймс выглядел потерянным и несчастным. Даже его кудри на волосах печально поникли. Он стоял, опустив плечи и не сводя взгляда с Лили.

— Ты все еще злишься на меня?

— Злюсь? — усмехнулась Лили. — Нет, Джеймс, я не злюсь, я разочарована.

Ей так хотелось сделать те пару шагов, что их разделяли, и упасть в его объятия. Так хотелось все забыть и никогда об этом не вспомнить. Но рана на душе, что оставил он ей, была еще слишком свежа и постоянно кровоточила. Прошло и, правда, очень мало времени. И у нее перед глазами все еще стоял Джеймс с той самой пуффендуйкой.

Как бы она не хотела его простить и снова быть с ним вместе, она знала, что как раньше уже ничего не будет. Не будет былого доверия, и ее все время будут мучить сомнения.

— Лили, неужели ты никогда не сможешь меня простить? — спросил он, делая шаг навстречу и притрагиваясь к ее руке. — Пожалуйста, дай мне шанс все исправить.

Она тут же отступила назад, одергивая руку.

— Скажи, Джеймс, — Лили резко вскинула голову на него, прямо глядя ему в глаза, — ты бы смог меня простить, если бы я… если бы я с другим?..

Он стоял, опустив голову, и ничего не отвечал, но Лили и так знала его ответ. Джеймс бы никогда не простил предательства. Ни от кого. И от нее в том числе.

— Ты бы так никогда не поступила, — вполголоса сказал Джеймс.

— Вот именно, Джеймс. Никогда.

Лили боялась расплакаться перед ним, но на удивление, слез не было. Осталась только непомерная грусть и разочарование.

— И что теперь будет? — тихо спросил он.

— Ничего, Джеймс, — ответила она. — Ничего не будет.

Она развернулась и пошла, быстро от него отдаляясь. Лили требовалось немало усилий, чтобы не повернуться. Но если она встретиться с ним взглядом, встретиться с его печальными глазами, полными тоски, она не выдержит.

У нее сердце разрывалось от боли. Она непомерно устала от страданий, от душевных мучений, от того, что душа на две части разрывается. Лили как никогда хотелось покоя и умиротворения. Чтобы хотя бы на время из головы исчез образ Джеймса с другой, чтобы не думать о том, что предавший раз, предаст еще раз, чтобы не думать о том, что нигде в этом мире нет места лучше, чем в нежных объятиях Джеймса.