— Ты опять его принимаешь? — Като всерьез забеспокоился, — на тебя он странно действует.

— Больше не буду, — кивнула София, соглашаясь, что бальзам и правда выбивает ее из реальности.

Что, в принципе, не так и плохо. Потому что реальность — отстой.

Като нахмурился и вздохнул.

— Это тебе Регулус передал, — он протянул Софии свиток пергамента, перевязанный тонкой шелковой лентой изумрудного цвета.

София взяла его и, потянув за ленточку, развернула пергамент. Там была всего одна строчка, написанная ровным, аккуратным почерком.

«София, мне необходимо с тобой поговорить. Буду ждать тебя в классе в Западной башне. Р.А.Б.»

Р.А.Б.?

— Какое второе имя у Регулуса? — спросила она, все еще глядя на подпись.

— Арктурус, — ответил Като.

— Еще одна звезда на небосклоне? — спросила София, поднимая взгляд на Като. Он ей кивнул и сказал:

— Арктур — самая яркая звезда в созвездии Волопаса, и четвертая звезда по яркости всего ночного неба.

София презрительно фыркнула. Традиция Блэков называть детей астрономическими именами казалось ей не более чем способом выпендриться и показать всем свою уникальность. Но и не отрицала, что эта традиция весьма красивая.

Она свернула пергамент обратно и не сдержала тяжелого вздоха. Она понимала, что предстоит нелегкий разговор. И понимала, что он необходим. Но София не представляла, что скажет Регулусу, и не представляла, что хочет сказать он ей.

Она надеялась, что Регулус найдет себе какую-нибудь другую подружку для развлечений, а между ними сохранятся былые дружеские отношения. Без неловкостей, недосказанностей и глупых надежд.

— Всё хорошо? — спросил Като.

— Да, — ответила София, осознавая, что уже долго смотрит в одну точку и молчит. — Да, меня Регулус ждет.

Она поднялась и, попрощавшись с Като, пошла на выход из гостиной.

Регулус не написал в каком классе будет ее ждать, но было вполне очевидно, что в том самом, где их поймал Филч. София с удивлением отметила, что с того момента прошло всего десять дней.

Десять дней, а я все круги ада успела пройти.

…большая часть из которых, пришлась на последние сутки.

Она поднялась на Западную башню и остановилась перед нужной дверью. Смысла оттягивать неизбежное не было, поэтому она потянула на себя дверную ручку и зашла внутрь.

В классе было очень светло, горели все до единой свечи. Регулус стоял возле окна, и повернулся на шум, как только она зашла.

— Привет, Регси.

У Софии дрогнули уголки губ, в попытке улыбнуться. Глядя на Регулуса, на его безупречно сидящую мантию, на сверкающий значок старосты, на идеально лежащие волосы, София понимала, что успела соскучиться по нему. Успела соскучиться по его напускному гордому и независимому виду, за которым скрывается доброй души человек. Соскучиться по его взгляду, что в один миг успокаивал бурю в ее душе.

Едва за ней закрылась дверь, Регулус невербально наложил несколько чар на вход.

— Чтобы нам никто не мешал, — пояснил он.

София остановилась в нескольких шагах от него, не решаясь начать говорить. Регулус прокашлялся и, уверенно глядя ей в глаза, сказал:

— София, я должен тебе кое-что сообщить.

Регулус хоть и старался это скрыть за уверенным и непробиваемым видом, но было видно, что он храбрится из последних сил, нервничает и переживает. Он высоко поднимал подбородок и завел руки за спину. Он напускал на себя такой гордый и величественный вид, словно собирается сказать о том, что его назначили верховным членом Визенгамота, или Министром Магии, или на крайний случай, директором Хогвартса.

— Я тебя слушаю, — сказала она, как можно мягче. Ей хотелось успокоить его, сказать, что слова Блэка о том, что Регулус «тоже мечтает оказаться с ней в одной кровати», ее не волнуют. Предложить ему забыть об этом и остаться друзьями, как и раньше. Но Регулус ее опередил.

— Ты мне нравишься, София, — сказал он, запнувшись на ее имени, — не как друг, как девушка.

София потеряла дар речи, в удивлении раскрыв рот и глядя на Регулуса во все глаза. Она и представить не могла, что может нравиться ему. Она всегда считала, что между ними лишь приятельские отношения. И только после слов его брата, она думала, что у Регулуса есть некое, исключительно физическое, влечение к ней, но не более того. И слова о том, что она ему нравится, как девушка повергли ее в шок.

София понимала, что ей надо сказать хоть что-то, хоть как-то среагировать, потому что молчание уже начинало затягиваться, но она не могла подобрать слов.

— Нет, конечно же, не нравишься, — усмехнулся Регулус.

София облегченно выдохнула, думая, что еще одну такую «шутку» она не переживет. Она уже улыбнулась, и хотела сказать, чтобы не вздумал больше так шутить, как Регулус произнес:

— Я люблю тебя.

Регулус смотрел на нее с вызовом и странным блеском в глазах. София не верила в происходящее, чувствуя, как улыбка сползает с ее губ. Она даже понадеялась, что это галлюцинации от бальзама мадам Помфри.

— Любишь?.. — переспросила она.

— Да, люблю, — ответил Регулус, его взгляд вдруг наполнился нежностью и теплотой. — Люблю тебя, София. И для меня это не просто слова. Ты полностью завладела моим разумом, моими чувствами…

София не могла отвести от него взгляд, завороженно его слушая. Ей еще никогда не признавались в любви. Ей никто не говорил этих, казалось бы, простых слов. Как и она, никогда и никому их не говорила.

И никто не смотрел на нее с такой нежностью. Ни родители, ни брат, ни Джори, ни Блэк. Никто еще не смотрел на нее так, словно она что-то значит, словно в ней одной весь мир сосредоточен.

— Я люблю проводить с тобой время, люблю смотреть на тебя и слушать твой голос. Люблю тебя. Всю тебя.

— Регулус…

София не могла ответить ему взаимностью. И от этого на сердце было тяжело. Она тоже могла бы сказать, что любит его, но только как друга. Регулус ей нравился, как и нравилось проводить с ним время. Ее забавляла его показная напыщенность и высокомерие, за которым скрывался ранимый и милый мальчик. Ее умиляло, как розовеют его бледные щеки от возмущения, когда она шутит над Темным Лордом и его прихлебателями. Его глаза, при этом, всегда сверкали недобрым огнем, и ей хотелось шутить на запретные темы еще и еще. Она считала милым его педантизм и барские замашки, которые были не более чем способом отгородиться от всех. И ей нравилось, как его лицо озаряет скромная улыбка, когда она зовет его «Регси».

Но она никогда не испытывала к нему ничего сверх дружеских чувств. Никогда не испытывала к нему влечения и желания поцеловать или прикоснуться. И она сильно сомневалась, что когда-нибудь подобные чувства появятся.

— Регулус, прости… я… — София не находила правильных слов. Она боялась обидеть его, ранить его чувства. И боялась, что после этого она точно потеряет его навсегда. — Ты мне очень дорог, Регси, это правда, но я не могу ответить тебе взаимностью. Прости…

Она видела, как его взгляд, полный нежности, вновь заволакивает привычный холод. У нее сердце от боли сжималось. Она считала, Регулус не заслужил такого, и он, как никто другой, достоин счастья и любви.

Он отвернулся от нее, устремляя взгляд в окно.

— Регулус, прости, — она подошла, аккуратно притрагиваясь к его руке. –Ты не представляешь, сколько для меня значит твое признание, но…

Он резко повернулся к ней, несильно сжимая ее пальцы и с надеждой глядя в глаза.

— Да мне шанс, София. Прошу.

Софии хотелось разрыдаться от несправедливости ситуации. От того, что она испытывает чувства к тому, кому не нужна. От того, что она заставляет подобным образом страдать и Регулуса, не в состоянии полюбить его в ответ. Горло сжимало от обиды, но слез уже не осталось.

— Я не жду ответ от тебя сейчас, София, — сказал Регулус, — но, пожалуйста, подумай об этом.

Он выпустил ее пальцы из руки, быстро пересек комнату и вышел, оставив Софию в полном смятении и с очередной раной на сердце.