— Закончились те, что привозил, — кивнул Сириус и скривился, — выдался тяжелый семестр. После рождественских каникул привезу еще.

Джеймс решил, что раз уж выбор не велик, а выпить ему жизненно необходимо, сделал еще один большой глоток. Выпивал он крайне редко, поэтому уже после двух таких заходов почувствовал некоторую легкость в голове. И отвратительный привкус во рту.

— Надо Рема и Северуса позвать, — сказал Джеймс, глядя в окно. — Сможешь им сообщение послать?

На прошлой неделе они научились отправлять Патронус с сообщением. На уроках они это не проходили, но Мародеры решили, что такой навык им будет полезен уже сейчас. А поскольку вызывать телесного Патронуса для них уже не составляло труда, то и посылать с ним сообщения они тоже научились довольно быстро.

— Я сейчас в таком состоянии, что и облако дыма не смогу вызвать, — добавил Джеймс и повернулся к Сириусу.

— Без проблем, я отправлю, — сказал Сириус и, вызвав своего серебристого пса, отправил одного Ремусу и одного Северусу, с сообщением немедленно явиться в Визжащую-хижину.

Джеймс опять устало опустился на диван и взглянул на Сириуса.

— Что мне делать? — спросил он, с тоской глядя на друга.

— Дай ей время передохнуть, — сказал Сириус, — пусть хотя бы вечерок помается без тебя, а то вы ведь каждый день вместе. А к завтрашнему утру успокоитесь, увидитесь, все обсудите. Да и помиритесь.

— Помиримся? — опять вскипел Джеймс, — она изменила мне на виду у всех!

— Да не изменила она тебе, — закатив глаза, сказал Сириус, — ну, подумаешь, обняла…

— Подумаешь?! — Джеймс опять вскочил на ноги и уставился на Сириуса. Он не понимал, как Сириус может так говорить. Хотя он тут же вспомнил, что «Блэки не способны на любовь» и опять сел на диван. — Тебе не понять.

— Неужели? — спросил Сириус, приподняв одну бровь.

— Да! — резко ответил Джеймс. — Это чувство…когда ты настолько любишь человека, что одна только мысль, что к ней может прикасаться кто-то другой, просто убивает тебя. А мысль, что и она к кому-то прикасается, разрывает на тысячу кусочков.

Сириус на него недовольно смотрел, сдвинув брови.

— Когда любишь так сильно, — продолжил Джеймс, — что хочется, чтобы все ее улыбки принадлежали только тебе. Чтобы все ее нежные взгляды, посвящали только тебе…

— Ты такой романтик, Сохатый, аж тошно, — проворчал Сириус и забрал у него бутылку огневиски.

— Неужели тебе никто никогда не нравился? — воскликнул Джеймс, — влюбиться это же так…здорово.

— Здорово? — хмыкнул Сириус, — вот смотрю я на тебя, как последние четыре с лишним года ты мучаешься, и могу сделать вывод, что влюбиться — это худшее, что может произойти с человеком.

Джеймс махнул рукой, понимая, что Сириуса никогда не переубедить. И вдруг подумал о том, что за все время, что он влюблен в Лили, большую часть он был несчастен. Но те три месяца, что они встречаются, были настолько счастливыми, что он уже и позабыл, что когда-то сильно страдал, потому что за все те страдания он был вознагражден сполна.

— Рем идет, — сказал Сириус, кивнув за окно.

И правда, уже через мгновение в дверном проходе появился Ремус.

— Привет! — радостно поздоровался он, но взглянув на лицо Джеймса, тут же принял взволнованный вид, — что-то случилось?

— Да, Лили меня бросила, — сказал Джеймс.

— Это он так думает, — тихо добавил Сириус. — Уверен, Эванс другого мнения.

— Что? — непонимающе спросил Ремус, переводя взгляд с одного на другого.

— Эванс не может быть другого мнения, потому что именно она мне это и сказала! — Джеймс опять начал повышать голос.

— Так, Джеймс, давай по порядку, — сказал Ремус, садясь на диван.

Джеймс набрал в грудь побольше воздуха и во второй раз пустился рассказывать события сегодняшнего дня, добавляя все больше красочных подробностей и стараясь не замечать колкие комментарии Сириуса, который непонятно на чьей стороне был — на его или на стороне предательницы-Лили.

— Ну и что скажешь? — спросил Сириус у Ремуса, когда Джеймс закончил свой рассказ.

Ремус еще недолго помолчал и потом повернулся к Джеймсу.

— Во-первых, я думаю, тебе не стоит пить, особенно в таком состоянии, — он кивнул на бутылку в его руках, которая опустела уже наполовину, — а во-вторых, я считаю, тебе надо отправиться в замок, найти Лили и поговорить. Потому что, более чем очевидно, произошло какое-то недоразумение.

— Недоразумение — это, очевидно, то, что мы с ней вообще встречались! — выпалил Джеймс, — видели бы вы, как она на меня смотрела! Словно я недоумок какой-то!

— Ты набросился на Эклза посреди зала, — тихо заметил Ремус, — возможно, я бы тоже на тебя так смотрел.

— Только не говори, что ты на ее стороне! — сказал Джеймс, сердито глядя на Ремуса.

— Разумеется, я на твоей стороне, — спокойно сказал он, — но, Джеймс, ты же прекрасно знаешь Лили…

— Видимо, не знаю! — перебил он его. — Она еще и ударила меня!

— Она тебя не ударила, а в чувство привела, — заметил Сириус.

Джеймса злило, что друзья выгораживают и оправдывают Лили, в то время, как он ждал от них полной поддержки. В то время, как сама Лили не стала перед ним оправдываться. Но не успел он это сказать, из прохода, ведущего из-под Гремучей Ивы, показался Северус.

Спустившись в комнату, Северус молча всех оглядел и, остановившись взглядом на Джеймсе, сказал:

— Вся школа только и говорит, что Поттер и Эванс расстались.

— Вот! — заорал Джеймс, — видите! Я же сказал, что она меня бросила! Причем, на виду у всех, при свидетелях! Я не идиот!

— Так это правда? — Северус удивленно поднял брови. — Потому что звучит, как бред сумасшедшего.

Джеймс пустился в рассказ в третий раз. Сириус тут же поднялся и сказал, что слушать это еще раз он не вынесет, а потому сходит до «Кабаньей головы» купить еще огневиски.

— И медовухи возьми, — крикнул ему Джеймс, который был уже нетрезв.

История Джеймса стала еще более живописной. Он уже и сам не понимал, где правда, а где вымысел его воспаленного мозга. Закончил он рассказывать, когда уже давно вернулся Сириус и когда они напару опустошили еще целую бутылку огневиски.

По итогу, Северус был полностью солидарен с Ремусом, сказав, что пить Джеймсу категорически противопоказано, и что надо было сразу отправляться к Лили, чтобы все выяснить.

— Но сейчас, конечно, уже поздно, — сказал Северус, — она тебя в таком состоянии и близко к себе не подпустит.

— Я к ней и не собирался идти! — возмутился Джеймс, — это она должна извиняться передо мной!

В комнате опять поднялся спор, Джеймс кричал и обвинял Лили во всех смертных грехах, остальные пытались его убедить хотя бы не делать поспешных выводов. И спустя пару часов, они так ни к чему и не пришли. Джеймс упорно стоял на своем, не принимая ничье мнение, и обидевшись на друзей, что они оправдывают Лили.

А в самой глубине его души уже появилась мысль, что он, как всегда, погорячился и что все, и Лили, и Мародеры, совершенно правы — бладжеры и правда выбили ему остатки мозгов, если он решил, что Лили способна на измену. Но он не давал этой мысли разрастаться, все еще чувствуя чудовищную обиду и злость на Лили.

— Я больше не могу это обсуждать, — устало произнес Джеймс, который уже полностью запутался в своих чувствах.

Мародеры, очевидно, тоже уже отчаялись убедить в чем-то Джеймса, поэтому с радостью переключились на другие темы. Обсуждали и последний урок Мортема, долго обсуждали квиддич, хотя его ярым поклонником был только Джеймс. Как и всегда, говорили о политике. Но ни в одном из разговор Джеймс толком не участвовал, полностью поглощенный мыслями о Лили.

Он уже успел тысячу раз все передумать. И в конце концов, пришел к выводу, что он устал за ней бегать. Всю свою жизнь он только и делал, что доказывал ей свою любовь, от которой она всегда отказывалась, как от вещи неприятной и недостойной. Она всегда обзывала его кретином, недоумком и выпендрежником, смотрела на него всегда свысока и с отвращением. А он это всегда терпел. Но всему когда-то приходит конец.