Он через силу усмехнулся и произнес:

— То есть, со мной ты развлекаешься только для того, чтобы забыть его? — он изо всех сил старался придать голосу равнодушный тон.

Бланк молча таращилась на него.

— Нет, не поэтому, — тихо, но отчетливо ответила она.

Сириус скривил губы в ухмылке. Он сейчас с трудом брал эмоции под контроль, готовый крушить все подряд. И из последних сил сдерживался, чтобы не придушить ее прямо на месте. Ее и этого ненавистного Джори.

Жаль, человека нельзя убить дважды.

— А по какой причине со мной развлекаешься ты, Блэк? — спросила она.

Сириус зло прожигал ее взглядом.

— Я с тобой не развлекаюсь, Бланк, я с тобой всего лишь сплю и ничего более.

— Вот как? — у нее яростно горели глаза, — и что тогда ты тут устроил?

Глядя в ее безумные глаза, ему хотелось схватить палочку и наслать на нее самое страшное проклятье. За ее язвительный тон, за ее злость, за ее чувства к другому.

Выхода у него не оставалось. Прекратить их ссоры всегда был только один способ. Он сделал шаг, разделяющий их, и крепко поцеловал ее в губы, руками тут же пробираясь под футболку и снимая ее.

Он упал вместе с ней на кровать, нависая сверху нее и оставляя засосы на ее скулах.

— Черт, Блэк, — выдохнула она, — мы же договаривались, лицо не трогать!

— Веришь или нет, Бланк, — прошипел он ей на ухо, — но мне наплевать.

— Ну, в таком случае, мне тоже! — сказала она и с силой впилась зубами в кожу прямо за его ухом, оставляя болезненный укус.

Провожать ее до гостиной Сириус шел весь в укусах и засосах. Как и она. Ей досталось, конечно, больше, потому что Сириус был зол. Очень зол. Обычно секс помогал забыть все причины их глупых ссор, но не в этот раз. В его голове все еще крутились ее слова: «да, люблю!». И каждый раз у него скручивались все внутренности от боли и сжимались кулаки, требуя кого-нибудь покалечить, желательно ее бывшего белобрысого парня с детским, смазливым личиком.

Сириус убеждал себя, что ему должно быть все равно на ее чувства. На ее чувства к нему, к другому, да и вообще, к кому бы то ни было.

Какая мне вообще разница? Мне же от нее только одно и надо было. Я это получаю, а на остальное плевать с астрономической башни.

…пусть любит, кого хочет. Меня это вообще никак не касается.

Но каждый раз в голове проносилось «да, люблю» и хотелось рвать и метать, от переполняющей боли.

Она его любит и поэтому не хочет, чтобы кто-то знал, что она спит со мной. Думает, в этом случае никто не узнает, какая она на самом деле?

А она шустрая, однако, не успел один помереть, а она уже к другому в кровать прыгает.

…Мерлин, как же ненавижу.

В груди образовалась зияющая черная дыра, которая росла с каждой минутой, наполняя все тьмой и слепым гневом.

Поглощенный мыслями, он сам не заметил, как они в полном молчании дошли до ее гостиной.

— Можешь не переживать на счет завтра, — сказал он, когда они остановились. — Я тебя понял, поэтому можешь быть спокойна — в твою сторону я даже не посмотрю.

Он ждал, когда она что-нибудь ответит. Скажет что-то против или съязвит. Выдаст хоть какую-нибудь реакцию. Но она молча смотрела на него, не выказывая в глазах ни единой эмоции. Ее стеклянный взгляд Сириус ненавидел. В такие моменты он не знал, о чем она думает и что чувствует, а это его напрягало и нервировало.

Не дождавшись от нее никакой реакции, он усмехнулся и развернулся, чтобы уйти.

— Ты сам сказал, что мы только спим и ничего более, — сказала она ему вслед, — так что не надо строить из себя обиженку.

Сириус на мгновение притормозил, но тут же пошел дальше, бросив ей через плечо:

— Как скажешь, дорогуша.

Бланк едва слышно что-то сказала по-французски. А Сириус только больше разозлился, представив, как она говорит со своим Джори по-французски.

Ненавижу все французское! Ненавижу!

София де Бланк

Да, люблю!

София раз за разом повторяла про себя эти слова, приходя в ужас от своей реакции. Как только она их сказала, почувствовала, как душу тут же заполнил страх. Страх не от звериного взгляда Блэка, не от его вспыхнувшего гнева. Это был страх от того, что она больше этого не чувствовала. Не в том смысле, в котором она говорила.

Она по-прежнему любила Джори, но только лишь как друга. Любила память о нем и все то хорошее, что между ними было. Он всегда в первую очередь был для нее другом. Самым верным и лучшим другом. Влюбилась в него она гораздо позднее, лишь за несколько месяцев до его исчезновения. И сейчас от этой влюбленности не осталось и следа.

София ужасалась, как быстро и уверенно Блэк занял место в ее сердце, тут же вытеснив Джори. Она совершенно упустила момент, когда все ее мысли и всю ее душу полностью поглотил Блэк.

«Ты целиком и полностью принадлежишь мне»

…как же ты чертовски прав, Блэк.

София зашла в свою спальню и, сев на кровати, тут же достала свою единственную колдографию.

Глядя на фото она больше не ощущала невыносимого груза тоски и безысходности. Не было удушающей боли, от которой пропадало желание жить. В горле не вставал ком, мешающий говорить. Душу не окутывала непроглядная тьма. Осталось лишь чувство грусти и нежности, которое она всегда испытывала к Джори.

Только сейчас она в полной мере стала осознавать, что чувства к Блэку это не просто ненависть, злость, страсть, животное желание, это нечто большее. Что-то, что заставляло ее глупо улыбаться, при одной только мысли о нем. Что-то, что заполняло душу безудержным пламенем, согревающим каждую клеточку тела. Что-то, что вдохновляло и дарило ощущение невесомости.

В ее душе словно зарождался сам феникс и горел, горел, горел, озаряя все вокруг светом и своим жаром. Вспыхивая огнем от каждого прикосновения Блэка, и тускнея, стоит им разойтись.

Ей хотелось прямо сейчас отправиться в гриффиндорскую башню и сказать все Блэку. Сказать о том, что она неправильно выразилась. О том, что всё изменилось. И изменил всё это именно он. Сказать о том, что если он хочет целовать ее у всех на виду, пусть целует. Потому что она тоже хочет этого всей душой.

Но она не знала ни где находится гриффиндорская башня, ни как в нее попасть. Поэтому оставалось только ждать до утра.

София пошла в душ, мимоходом бросив на себя взгляд в зеркало и с ужасом замечая, что все лицо опять в засосах, а на губе заметный укус, ноющую боль от которого она начала ощущать только сейчас.

Гринграсс в спальне не было, поэтому София решила, что не будет ничего страшного, если она самостоятельно возьмет из ее тумбочки ту волшебную мазь.

Пока она наносила ее на кровоподтеки, она поняла, что Блэк серьезно разозлился. Она вообще плохо помнила, что говорила и делала, после того, как сказала те слова, которые вдруг неожиданно перевернули все ее мировоззрение. И только сейчас вспомнила, что Блэк говорил о том, что для него все их «развлечения» ничего не значат. В глубине души София понимала, что сказал он это со злости, но некоторое сомнение все равно поселилось в ее голове.

Ложилась спать она с тяжестью на душе. Ей хотелось увидеть Блэка и сказать ему все, что чувствовала. Но сейчас она начала сомневаться, надо ли это ему и что, если для него это все и правда ничего не значит. В школе он обладал определенной репутацией. И если брать ее в расчет, не оставалось никаких сомнений в том, что ничьи чужие чувства ему даром не сдались.

Утром София даже вовремя поднялась на завтрак, чтобы как можно скорее увидеться с Блэком. Он явился в Большой зал в самом конце завтрака и, как и обещал, даже не взглянул в ее сторону.

Глядя на его холодный и невозмутимый вид, пыла у нее поубавилось. Она надеялась, Блэк за ночь успокоится.

Целый день он ее избегал, и София только сейчас поняла, как же трудно Блэку было ее выискивать в этом огромном замке, чтобы пообжиматься хотя бы пять минут в перемену.