При этом Эмма Владиславовна умела добиваться своего, не останавливаясь ни перед чем. Могла манипулировать людьми. Считала себя самой умной. Вера знала многие мамины уловки. Видела. Но, одно дело, когда они направлены на других. Да, это неприятно и стыдно, будто замешана сама. Испытать же такие уловки на себе оказалось неприятно вдвойне.
Вера любила маму. Вера гордилась мамой. Но Вера всегда хотела немного другую маму. Как у Светы, лучшей подруги. Света обнималась со своей мамой, тетей Надей, ходила с затейливо заплетенными косичками, заказывала к обеду паровые котлетки, гречневые блинчики, куриную лапшу.
Тетя Надя и Веру привечала: угощением, вниманием, добрым словом. «Какая же ты красавица, Верочка, – приговаривала она, расчесывая длинные Верины волосы, – вот вырастешь, парни штабелями к твоим ногам падать будут». Девчонки смеялись, потому что не понимали, что такое «штабелями» и почему падать будут.
Тетя Надя научила девчонок мыть пол так, чтобы мусор не скапливался в углах: "Закругляйте тряпку-то, закругляйте. Ничего не оставляйте. И воду чаще меняйте, нечего лениться". Научила разговаривать с растениями: "Ну что, геранька, пора душ принимать. Пахнешь божественно, это мы знаем. Давай-ка сухие цветочки оторвем, не бойся, мы аккуратно". Вера вырастила свою герань из отростка той самой гераньки. А разговаривать начала не только с цветами, но и со всеми окружающими предметами, которые нравились.
Каждый год в конце мая в ясный денек они втроем просили Светиного папу дядю Костю отвезти их за город, на "волшебную" поляну. Тетя Надя называла это событие "одуванчиковой охотой". Их задачей было – собрать тысячу цветков. Это совсем немного, если весело и хорошая погода. Тетя Надя, Света и Вера без устали рвали желтые соцветия, пробовали на язык горькое одуванчиковое «молочко», соревновались, у кого коричневей пальцы.
Завершалась вылазка на природу пикником. Светины родители расстилали на траве два покрывала. Одно было скатертью-самобранкой с бутербродами, отварной курицей, компотом. На другом рассаживались. В тесноте, да не в обиде. Тетя Надя водружала на голову каждому венок из одуванчиков. Девчонки сидели гордо, как принцессы. А дядя Костя в венке был очень смешной.
Через пару дней, когда цветки вымокали в воде и переставали горчить, тетя Надя варила варенье, добавляя в него лимон и вишневые листики. "У-у, вкусно! Как мед!", – неизменно восхищались девчонки, любуясь стекающими с ложки густоватыми струями, сохранившими цвет и аромат того солнечного дня. Банка варенья доставалась и Вере. Вера бережно несла ее домой и с гордостью ставила на стол: "Моих рук дело!". Эмма Владиславовна намазывала одуванчиковое варенье на булку и ела с аппетитом. Вера в такие минуты была счастлива.
Но такие минуты случались редко. Почти все время мама была на работе.
Вторым домом, а может быть, даже первым, для Эммы Владиславовны была школа. «Наша школа должна быть первая во всем», – это утверждение она усвоила еще тогда, когда здесь училась. Фотография Эммы Холодовой, отличницы, висела на Доске почета выпускников уже несколько десятилетий. Коротко стриженая худенькая девушка с широкой улыбкой. Староста класса. Председатель Совета дружины. Победитель городских олимпиад по русскому языку и литературе. Гордость школы. Веселушка. Любимица одноклассников.
Впоследствии – обладательница «красного» диплома пединститута, учительница, которая всегда учится, идет вперед. Ставит цели и работает, работает, чтобы их достичь и поставить новые. На Доске почета педагогов тоже появилась ее фотография. Тоже навсегда. На одной стене были обе Доски. Но человек, не знавший Эмму Холодову лично, ни за что не сопоставил бы два фото. Да, овал лица тот же. Нос не изменился. И стрижка похожа. Но губы учительницы строго поджаты. И даже это не главное. У Эммы-школьницы в глазах сверкают озорные огоньки. Глаза Эммы-педагога оценивают на нее смотрящего.
Cтав директором родной школы, все такой же передовой, теперь еще и инновационной, Эмма Владиславовна вынудила покинуть коллектив всех, кто не дотягивал до высокой планки. Первой жертвой нового директора стал физрук Леша, голубоглазый кудрявый парень, которого любили и ученики, и учителя. Физрук зимой и летом ходил в красных трениках с лампасами, рассказывал анекдоты про Штирлица и каждую перемену прикладывался к фляжке. Прощаясь с Лешей, пожилая завуч плакала навзрыд, прижимала его к необъятной груди и твердила: «Эта стерва Холодова всех сожрет, не подавится». Леша не особо горевал: в школах катастрофически не хватало учителей, и он быстро устроился на новое место работы, где так же быстро завоевал всеобщую любовь.
Несколько учителей перешли в другие школы. Оставшиеся повозмущались и с невиданным рвением погрузились в работу. На место Леши пришел Илья Андреевич. Девчонки перестали на физкультуре отсиживаться на лавочках, прикрываясь туманными намеками на женские дела. Мальчишки записались в секции. В тот же год школа завоевала кубки по всем дисциплинам городской спартакиады. Завуч получила министерскую грамоту и стала ярым сторонником нововведений директора. Предметники, выполняя требования руководителя, дружно повысили квалификацию. Успеваемость учеников тоже взлетела.
«Твоя мама строгая, но справедливая», – говорила Вере Светка, явно повторяя слова взрослых. Светка училась в этой самой инновационной школе, было отличницей и тоже «висела» на Доске почета.
Вера ходила в тридцать пятую школу: мама не хотела, чтобы знания дочери оценивались необъективно. Вере все равно было стыдно не выучить уроки: ее учителя ведь тоже знали Эмму Владиславовну Холодову – гордость городской системы образования. Поэтому Вера училась хорошо. Вставала полседьмого, собиралась, шла на троллейбусную остановку, чтобы втиснуться в переполненный троллейбус и ехать полгорода в полурасплющенном состоянии.
В девятом классе семья Светки переехала в Москву. На прощание Светка подарила подруге куклу Глашу – толстенькую, розовощекую, белокурую, с растопыренными руками, одетую в короткий голубой сарафан.
Вера посадила куклу на комод и стала теперь все свободное время проводить дома за чтением книг.
«Как закалялась сталь», «Педагогическая поэма», «Судьба человека» заменили ей подружек. «Любые трудности способен преодолеть человек с характером», – сделала вывод Вера из прочитанного. Но лично ей преодолевать что-нибудь без подружки стало лень.
Варенье быстро подъели. Варить новое одной было неинтересно. Глупо идти на поляну и в гордом одиночестве собирать тысячу соцветий. Никто не сплетет тебе венок. Можно и самой это сделать, а смысл? Раньше был дядя Костя, у которого от венка оттопыривались уши, и все смеялись, а он громче всех. Вот был бы у Веры папа. Но его нет, и никогда не было.
Со Светкой они переписывались. Регулярно, раз в две недели, Вера доставала из почтового ящика тугой конверт. Почерк у подруги выработался ровный, аккуратный. Читать было легко. Но немножко неприятно – у Светки все было настолько хорошо, что Вера начала завидовать. Старалась, не вникая, быстро пробежать взглядом строчки про новых, московских подруг. Светка присылала много фотографий (у них был свой фотоаппарат): «Мы на Черном море», «С папой на рыбалке», «Мамулин торт».
Вера рассказывала в ответах, как учится, вспоминала счастливые моменты их дружбы. Постепенно переписка сошла на нет. А Вера продолжала вспоминать одуванчиковую поляну, и на сердце становилось теплей.
Бывало тепло. Но никогда, никогда не позволяла Вера себе расслабиться при маме. После того случая, когда в первом классе в порыве чувств подошла она к Эмме Владиславовне сзади и обняла ее со всей силы. Вера навсегда запомнила боль, которую почувствовала, когда мама резко расцепила ее руки и скинула назад со словами: «Через полчаса педсовет. Как я теперь мятая пойду?».
Со временем Вера и сама отучилась внешне выражать чувства. А их проявления со стороны других мягко отвергала, вроде бы шутя: «Не люблю телячьи нежности». При этом она представляла себя разбойницей из «Снежной королевы» – сильной, уверенной, и в тоже время доброй, которая любит зверей и птиц, а те любят ее. Тогда у нее перед глазами всплывала сцена из мультика: «Телячьи нежности, телячьи нежности», – плачет маленькая разбойница, а над ней курлычут белые голуби.